Закон - тайга - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тимоша, ты не уедешь? Это правда?
— Куда же я от тебя, Дарьюшка? От тебя, как от судьбы, зачем линять мне? Вместе будем. А если и надумаем, то и уедем вместе.
— Я никуда не хочу. Привыкла здесь. Не смогу уехать. Всякое было. А вот держит это Трудовое за душу и все тут. Как цепями.
— А меня не Трудовое. Ты здесь удержала… И уж, видно, хана, навсегда застрял, приморился…
Утром Дарья пошла на работу.
На виду у всех. Не прячась, не прижимаясь к заборам, чтоб понезаметнее. Не торопясь. Шла из Тимкиного дома хозяйкой. Знала, там ее любят и ждут…
Тимофей решил удивить Дарью. И, закатав рукава и брюки, мыл полы, стол и двери. Оттирал каждую доску.
Порывшись в сундуке, нашел скатерти. Выволок из рюкзака оленью шкуру. Над койкой вместо ковра прибил. Прочистил стекла в окнах. В доме натопил так, что в исподнем жарко стало.
А тут и Дарья на перерыв пришла. Ожидала, что застанет в доме фартовых, обмывающих откол кента в семейную жизнь. Но едва открыла дверь, глазам не поверила. Тимка чистил картошку.
— Да я уже готовое взяла. В столовой. Бедный ты мой! Отдохни, — пожалела баба.
Дарья рассказала Тимофею о новости, облетевшей сегодня все село.
Филин не отдал девчонку в сельсовет, не отвел к участковому. Сам перешел в дом девчонки на время болезни матери.
Законники, приняв это за дурь, принесли бугру бутылку, чтобы время быстрее шло. Филин рассмеялся. Грев принял. Но пить не стал. Устыдился ребенка.
Водил девчонку в столовую харчиться. И все узнавал в сельсовете у секретаря, как там баба, мать Зинки. Скоро ль вернется в село?
— Операцию ей сделали. Сложную. Быстро не получится. Отведите ребенка в детсад. Няни присмотрят, — советовала пожилая женщина.
Но Зинка, едва услышав, что ее хотят отдать кому-то, начинала плакать, цеплялась за Филина обеими руками и никуда не собиралась уходить от него.
Бугор злился и радовался. Злился, что мешает ребенок вернуться к кентам, к привычной жизни в бараке. Даже возвращение не смог обмыть с фартовыми, спрыснуть свое спасение, помянуть покойных кентов.
С другой стороны, радовался, что вот такого — лохматого, небритого, немытого, которого даже звери в тайге обходили за десятую версту, признал и выбрал для себя ребенок. Девочка! И ни за что не хотела отпускать его от себя.
Зинка смотрела на Филина большими глазами, и в них играл смех, радость, счастье, словно он — не махровый уголовник, прошедший все северные зоны, а самый родной для нее человек.
Никому в своей жизни он не был нужен, кроме кентов. Те с ним в дело ходили, а обмыть навар умели и без него. Другие в сторону бугра и не оглядывались. Кому нужен?
Сявки со страха от него отскакивали. Знали: за любое ослушание так наподдаст, так взгреет — жизни не обрадуешься.
В его сторону даже бродячие псы брехать не решались: таким матом обложит, что ни одна сучка к себе после этих комплиментов до конца жизни не подпустит. Сельские старухи, завидев Филина, шмыгали в первую же калитку. Знали: этот с возрастом не считается. Попробуй задень его. Всю биографию, с самых пеленок, вывернет наизнанку. Обложит грязно со всех сторон так, что ни суд, ни милиция до гроба не очистят. А вот село до смерти потешаться станет.
Слышал Филин: когда к фартовым прибивались дети и воры их не отталкивали, это все равно что сама фортуна протянула к ним руки и сердце.
Конечно, милиция поспешила навести порядок. Предложила фартовому освободить дом. Но Зинка так закричала, покусала милиционеров, попытавшихся забрать ее в детсад, что участковый, отпустив девочку, сплюнул зло:
— Звереныш какой-то! Недаром и в отцы фартового взяла. Черт с вами. Выйдет мать, как-то образуется. А пока — живите так…
Законники, посмеявшись вдоволь над бугром, через неделю привыкли к девчонке. И, приведя в дом двух сявок, велели им выдраить хазу до полного ажура.
Филин, раздосадованный и угрюмый, все же начал привыкать к ребенку, которого подарила судьба, не испросив согласия.
Как-то вечером заглянул участковый в окно дома. Как там девочка? Не обижает ли ее бугор?
Филин ползал по полу на четвереньках. У него на спине сидела Зинка. Вцепившись в волосы бугра обеими ручонками, она погоняла Филина, как коня, пришпоривала босыми пятками.
— Так его! Объезди подлеца! За все наши муки дай ему чертей! Дергай, чтоб у него глаза на лоб полезли! За всех нас отплати! — смеялся участковый, радуясь звонкому хохоту девчушки, невольным слезам в глазах Филина.
Участковый, как и все селяне, немало удивлялся превратностям судьбы. И этому случаю…
Как забыли люди и он девочку, оставшуюся в одиночестве в доме? Ясно, что только голод мог привести ее на крыльцо магазина в столь позднее время. И никто, кроме Филина, протянувшего девчонке баранку, не обратил на нее внимания. А та вместо лакомства ухватилась за руку законника. Да так и не выпускала.
Милиция давно сделала запросы по прежнему адресу. Но у Зинки с матерью не было родных на материке. Отец девочки не был расписан с матерью. Кто он? Установить не смогли. Девочка его не помнила или вовсе не знала. И никого, кроме Филина, не захотела признавать.
Бугор, водивший ее всюду за руку, вскоре научился носить девчонку на плечах.
Он знал, что, как только выйдет из больницы мать Зинки, он уйдет отсюда, а ребенок забудет его.
Сердобольные трудовчане несли Зинке платьица, кофтенки, валенки. Девчушка пряталась за Филина, никого не хотела видеть, не принимала жалости.
Ее мать работала почтальоном в селе. И уборщицей в сельсовете. Зинка скучала по ней. Ждала у окна. Но молча. Совсем по-взрослому. Не жалуясь, не досаждая.
Филин понимал, что скоро ему уходить на лов корюшки. Вместе с мужиками. Зинку как-то определять надо. Не сможет он ее с собой взять. И все ждал: вот-вот выздоровеет мать. Вернется. Хозяйкой в дом. И он со спокойной душой уйдет отсюда.
Ночами девчонка перебиралась к нему из своей постели. Боялась одна. И, свернувшись калачиком, сопела на плече спокойно. Она все просила Филина рассказать ей сказку. И бугор сетовал, что не знает добрых, не пришлось их слушать и читать самому. А те, которые испытал, не для ее ушей. Уж слишком страшные.
Фартовые все настойчивее предлагали бугру отдать девчонку в детсад, чтобы руки не связывала. Филин соглашался, но все откладывал, оттягивал последний момент.
А тут как-то навестил его Горилла. Пришел под вечер. Вместе с женой. Принес гостинцев девчонке. Пока жена Гориллы разговаривала с Зинкой, бугор с Гориллой на кухне курили.
— Давай к нам козявку. Пусть с моими побудет, пока мать вернется. Куда ты ее денешь? Ведь на лов скоро. Помехой станет. Да и к чему она тебе? А с моими свыкнется. Мы за ней пришли. Не тяни. Тебе ж помочь хочу.
— Да не дергай. Еще три дня имею.
— Собраться надо. На корюшке три недели будешь. Там навага пойдет, потом лосось. Одно за другим. В село не скоро придешь. А у меня в доме жить будет. Корову имеем. На всем готовом. Сам пойми, баба может долго в больнице пролежать. Ведь недавно захворала…
Но Зинка, подслушав, о чем говорят взрослые, вцепилась в Филина, ненавидяще и зло на гостей смотрела. Не захотела слышать об уходе к ним.
— Приморила тебя пацанка. Хотел выручить. Но ее не сфа- лует уже никто. Она заставит тебя свою мать в бабы взять. Чую, добром не кончится. Придется тебе из «малины» в откол хи- лять. Оно к добру. Я по себе… Ни разу судьбу не материл, что Ольгу мне послала.
— Ты что? Я — обабиться?! Да ты охренел! Не иначе! На что мне баба? В «малину» не приведешь. Кому она нужна, кентуха необученная? Да и я! Мне баба — как зайцу ширинка иль параше исподнее… Я что — звезданулся? Не-ет. Не ботай лишнее. Баба — не общак. На всех не делится. А мне — без понту. Горилла попытался взять Зинку на руки. Та диким котенком от него отскочила. За спину Филина спряталась. И не высунулась, не показалась оттуда, пока гости не ушли.
Жалея Филина, фартовые сами собирали его на рыбалку. Получили харчи заранее. Даже спецовку — тяжелую брезентовую робу, пропахшую резиной. Взяли сапоги, рукавицы. Получили и сети.
Последний день в Трудовом. Завтра условники уедут из села. На целых двенадцать километров — к морю. Там, в устье Поро- ная, будут ловить рыбу, А потом — в море. Сетями. На выходные, если они выпадут, будут приезжать в село. Но если погода будет хорошей, а улов большим, не до отдыха им придется…
Заходил к Филину и Тимофей. На лов он уходил с фартовыми бригадами, по праву единственного вольного среди законников. Хотя в тонкостях лова не разбирался. Знал, что первую неделю вместе с бригадой будет старик рыбак, которого еле уговорили обучить фартовых тонкостям и хитростям рыбацким. Но чему научишь за неделю?
Тимка внешне резко изменился. Соскоблил усы и бороду. Постригся. Щеголял в чистой рубахе и наглаженных брюках. Ботинки его сверкали на солнце. И всем фартовым стало понятно без слов — подженился фраер.