Нити Жизни (СИ) - Луч Мария

Уоюр опустил лицо вниз и прикрыл голову руками, а сам усмехнулся. Слепой гнев, как это забавно. Огонь опалил его руки, запахло жжеными волосами, но боль оказалась притупленной – когда Дархан поприветствовал и Траву внутри себя, ощущения стали делиться не на двух, а на трех гостей. А удобная это штука – носить одно тело. Три сознания будут до последнего держать и возрождать ничтожную оболочку, если только голову не отсекут. Кожа пеклась и сходила слоями, но Уоюру уже не нужно было смотреть на жертву – он завладел ее сердцем. И не сейчас, нет. Еще тогда, когда Майма поклялась отмстить Дару за сестру. Сейчас он вошел в нее не как гость, а как хозяин. Он продолжал сжимать сердце Маймы, не видя ее. Медленно, чувственно, с наслаждением. Шаманка заскулила как собачонка, пламя быстро отступило. Нет, погоди, милая. Жаль расставаться со старой возлюбленной. Мы даже не соединились телесно, как ты хотела. Уоюр поднял голову и по-птичьи склонил ее набок – ну вот, жалкое зрелище, свернулась как ребенок и всхлипывает. А ведь он почти возбудился несмотря на жуткие ожоги, от которых простой человек давно бы умер. Интересно, вернется ли на место симпатичное лицо шаманчика или он останется с жуткой стянутой кожей?

Уоюр хохотнул, но в этот момент хрипящую Майму охватило пламя, ее грудная клетка распахнулась как створки, и из центра тела вышел Огонь. Дух предстал в образе истощенного до торчащих ребер человека с синей кожей, покрытой ярко-желтыми узорами. Глаза и рот его чернели как провалы в мире Нга, а сверху по коже плясало красно-белое марево. Огонь нежно погладил шаманку от головы до пят, отчего пламя взметнулось, и медленно развернулся к Уоюру. Когда великий дух стихии заговорил, стало трудно вдыхать воздух от жара:

– Я не хотел ее убивать. Но пришлось сделать это быстро, чтобы облегчить страдания. Теперь моя девочка будет в Верхнем мире. А ты, раздираемый духами, будешь жить. Я дам тебе время на заживление, а потом подожгу вновь. Отступлю, а потом нахлыну снова. Изнутри, снаружи, от костра, от камина, от свечи, от лучины. Бойся огня. Без огня не выжить в этом мире, но его близость будет причинять тебе муки каждый раз. Я прослежу, чтобы ты жил. Я буду заботиться о тебе, Уоюр. Ты так хотел в Средний мир – добро пожаловать! Не на ту ты поднял взор, не на ту.

С этими словами Огонь простер руку, и волна пламени покатилась прямиком на тело шамана. Уоюр понял, что его обиталищу сейчас крепко достанется, и людские страдания он прочувствует в полной мере. Он зажмурился, но вдруг воздух вокруг завертелся и перед ним вырос крутящийся столб вихря, отдаленно напоминающий тело. Сильф поднял руку и пропел:

– Остановись, Рарог, не жги. Я разделяю твою боль, но там внутри еще Трава и Дархан. Неправильно мучить и их.

– Плевать я хотел, – Рарог в отвращении высунул черный язык из беззубого провала рта. – А шаман так и вовсе отдал Уоюру власть, жалкий огарок.

– Он Великий шаман Воздуха и Земли, – раздалось из-под земли. Грудной голос шел отовсюду, и поверхность слегка вибрировала, – то есть станет им, когда Уоюр его покинет. Мы не зря потратили время на его воспитание. Дархан обретет истинную силу Травы и станет славить нас.

– Наши правды спорят, – пожал плечами Рарог. – Вы помогаете своему шаману, а я мщу за свою шаманку.

– Но битвы сейчас не будет, – прогудела Метра.

– Но битвы сейчас не будет, – согласился Огонь. – Вас двое, а я один. Сейчас я отступлю. Пусть затягивает раны. Но я вернусь, когда вы уйдете. Это ни к чему не приведет. Найдите себе другого шамана. Да хоть вон того!

Огонь ткнул пальцем за Сильфа, туда, где, подпирая ствол дерева, стоял бледный и истоптанный Сармик. Он в ужасе смотрел на свободный от плоти скелет тела, в котором гостила Лавина, на черное спекшееся тело Маймы, и на обезображенного обожженного шамана. Увидев, что тот еще жив, хоть и едва дышит, Сармик отчаянно выкрикнул:

– Пощадите Травника, господин Огонь! Майма ведь сама хотела Уоюра. Вас ей было мало. Вас! Мало было покровительства стихии, хотелось власти над людскими сердцами. За то и поплатилась, ненасытная.

Огонь задумчиво повернулся к телу шаманки и произнес:

– А ведь и вправду, зачем ей сдался этот человечий душеточец, когда была доступна моя чистая и вечная сила, – Рарог перевел взгляд на Сармика и махнул рукой. – Нум с тобой, беру тебя! Вижу, ты пока свободен, человек.

– Что? Нет-нет-нет! – попятился Сармик, но Рарог принял форму огня и пылающим полотном окружил хищного шамана.

– Повторяй! – раздался трескучий голос. – Скачи-ка Огонь по всем моим косточкам, по всем перекресточкам. Сожги-ка Огонь глупость глупую, мысли мутные…

– Не стану! – воскликнул Сармик севшим голосом. – Лучше сгорю! Никаких больше жертв носить не стану! Убей! Поживу с небожителями, да вернусь свободным и чистым в Мир Людей.

– Давай, сопляк! – взвился рядом Вассар, выглядевший с безумными глазами и открытым в вожделении ртом как настоящий абасы. – Ты что, не понимаешь?! Или ты ко мне? Умрешь ведь без шаманства! Как жить без власти?!

– Тьфу ты! – пламя взметнулось. – Ладно с тобой! Без кровавых жертв позволяю! Но чтоб праздники широкие с душой, чтоб другой корм и подношения в избытке. Знаю, ты ученый, справишься. Другому б не позволил. Пой свое!

Огненное полотно разлетелось на много трепещущих костерков и искорок в воздухе. Сармик остался на месте, обреченно глядя на них, и тоскливо завел:

–Вырвались в небо искры: весело, дико, быстро. Я проводил их взглядом, но одна оказалась рядом. И попала в меня. В пламя маня. К великой силе Огня.

Он вышел в центр блуждающих в воздухе огней, и принялся танцевать, крутясь на месте, подпрыгивая и воздевая руки вверх. Лицо расслабилось, а слова полились быстрее:

– Расплавилось солнце, на землю упало, и смертоносным покровом нам стало. Мольбы не слышит. Слепит и душит. Гори, всевышний и всемогущий!

Вассар исчез, удовлетворенно хмыкнув. Понаблюдав за пляской огня и Сармика, Сильф развернулся к еле живому телу Дара и овеял прохладой его лицо:

– Дархан, твой черед. Вернись в берега. Эркин и Мичи стыдились бы, если бы знали, как ты забился внутрь своего же тела. Не для того они за тебя умерли в очередной раз.

– Умерли? – глаза шамана вновь обрели серый свет и в отчаянии заблестели. – Их больше нет? Вообще или в Верхнем мире?

– В Верхнем нет, – успокоил его Сильф. – Их чистые души перешли в малюток сихиртя под сопками Изысков, и сейчас греются у груди матерей. Если ты останешься жить, то через несколько лет сможешь с ними повстречаться. А если Уоюр выкинет тебя в тотем – навряд ли.

– Я здесь, – просипел Дархан.

– Славно. Теперь слушай. Явмал Вэсоко, заступник людей, просил передать его волю. Найди тотем и посади туда Уоюра. Сармик тебе поможет, – Сильф махнул рукой, обдав шамана теплым потоком воздуха, и помчался над верхушками деревьев.

– Как посадишь туда Уоюра – спрячь тотем от людей в мои недра, – прогудела Метра. – Коли сразу его в Мир Духов отправишь – попытается вновь тело захватить. А так посидит во тьме, пыл остудит, то ему наказанием будет.

Земля вновь слегка затряслась, и все стихло. Рарог тоже исчез. Над черной обугленной поляной клубился дым. В центре еще догорало то, что осталось от Маймы. Сармик подошел к Дару и склонился над ним.

– Теперь я тебе должен, старик! Ну и мерзко же ты выглядишь. Знаешь… Прощения просить не стану, но мне жаль, что так вышло. Ну, с кормом.

При упоминании душ Дар вновь затрясся и ощутил, как его откинуло назад.

– А ничего, было весело, – проговорил он непослушным онемевшим ртом с чужеродной усмешкой.

– Ну и кроет тебя, – посочувствовал Сармик. – Подумай хоть об Эслин. Ты устал бороться, а Уоюр – нет. Выждет, доберется до гор, найдет именно ее для красоты узора, и принесет в жертву.

Услышав об Эслин, Дар стал судорожно грести сквозь непроглядную толщу, и вновь очутился на поверхности. Чуя, что сил лишь на один вдох, он сказал: