Баронесса Настя - Иван Дроздов

Кейда сорвала с себя одежду, скрутила в жгут плотное шерстяное платье, и они с Пряхиным протянули его генералу. Тот ухватился обеими руками и стал медленно, осторожно подниматься. Карниз, на котором он сидел, был узок: неосторожное движение — и человек летит вниз. Казнь, придуманная хозяином замка давно, может быть двести–триста лет назад, и заключалась в том, что жертву не сразу предают смерти. Вначале обречённый следует за хозяином по тёмному тоннелю, затем его коварно и незаметно для него подталкивают на тропу; ведущую к смертельному карнизу: открывается дверца и, пропустив несчастного, захлопывается. Узник вначале стоит на узком покатом выступе, а когда откажут ноги, садится. И сидит до тех пор, пока усталость или сон не сморят приговорённого. Тогда он, соскользнув с карниза, валится в колодец, где его ожидают железные шипы и крысы.

Генерал просидел здесь почти сутки. Силы его были на исходе. Что он пережил и передумал за это время — один Бог знает… Но вот руки его подтянулись на уровень рук Пряхина и Владимир железной хваткой подцепил фон Линца. Вдвоём с Кейдой они потянули узника наверх. И даже Анчар, чуть не свалившись в колодец, вцепился в воротник кожаной куртки генерала.

— Почему вы там очутились? — Кейда вела его к столу, забыв о платье, свёрнутом в жгут и валявшемся на полу.

Генерал откинулся на спинку стула, повернул голову влево, вправо, расправил плечи и глубоко вздохнул. Взгляд его был устремлён в потолок, он словно и не видел своих собеседников, и не понимал, кто перед ним и что с ним произошло. Потом вдруг осклабился, хрипло и неестественно захохотал. Но тут же оборвав свой смех, сказал:

— Я знал: вы меня спасете.

Генерал устремил полубезумный взгляд на Кейду.

— Во второй раз на этом свете вы подарили мне жизнь. Я до конца дней ваш покорный раб и слуга. И если ваше платье упало на дно, я прыгну туда.

Пряхин, опомнившись, поднял с пола платье, подал его Кейде. Та отошла в уголок, оделась.

— Генерал! — подошла она к столу. — Вас спас мой Анчар. И вот он… обер–лейтенант!

Она показала на Пряхина.

— Да, — склонил голову генерал. И он… мой друг.

Кейда разливала кофе.

Майор Венцель предусмотрительно оставил дверь из подземелья открытой, поставил возле неё двух часовых. Один из них шагнул к Пряхину:

— Господин обер–лейтенант, майор Венцель просил вас неотлучно находиться при баронессе.

— А вы?.. Что вам приказано делать?

— Нам? Тоже охранять баронессу.

— И славно! — сказала Кейда. А ну–ка, все… — за мной, в замок!

Кейда втайне ликовала: ей представился случай держать при себе Пряхина. Может быть, если ситуация изменится, она укроет его у Павла Николаевича.

В Рыцарском зале огни не задержались, а пошли наверх, — здесь Кейда показала солдатам комнату и велела фрау Мозель устроить для них всё необходимое. Фон Линц к тому времени заметно оживился, он с пристрастием осматривал двери всех помещений, замки, запоры. Признаки былой энергии и живости появились в его лице. Поотстав с фрау Мозель от Кейды, он шёпотом попросил у неё капли от сердечной боли.

— У меня есть таблетки. Я сейчас.

Она метнулась к себе в комнату и вынесла воду и лекарство.

— Никогда не болело сердце, — буркнул генерал. Тайком от Кейды он запил таблетку. И приступил к рекогносцировке всего этажа.

— Мой генерал! Кого нам бояться? Вы у меня в гостях, и нас охраняет Анчар.

— Хорошо, хорошо, милая госпожа, но я знаю, с кем имею дело, и позвольте мне принять нужные меры. А ещё прошу вас позвать вашего братца и моего друга — барона Вильгельма Функа.

Вильгельм явился гладко выбритый, весёлый и — счастливый. Он был одет в новенький мундир обер–лейтенанта, при орденах.

— Корабль идёт ко дну, но экипаж спокоен. Смерть примем при всём параде, — отрапортовал он сестре.

— О чём вы?

— Русские войска вышли на рубежи Одера и Шпрее и берут в клещи Берлин. Германию ждёт полная катастрофа!

— Обер–лейтенант Функ! — вскричал генерал. — Русские могут взять Берлин, но никому не удастся сломить дух арийской расы!

— Дай–то Бог, дай Бог!

Кейда провела гостей в свою комнату, велела подать чай и кофе. Наклонилась к Вильгельму.

— Рада видеть тебя в хорошем настроении. Война вершит судьбу Германии, а мы должны позаботиться о судьбе своей собственной.

— А ты, сестричка, кроме хорошего настроения других перемен во мне не заметила?

— Нет, а что?

— Рука! Видишь, — она у меня есть. И гнётся. Посмотри…

Он согнул и разогнул руку, которой у него раньше не было.

— Протез! У тебя замечательный протез!

— Да, я им очень доволен.

И Вильгельм снова стал сгибать и разгибать руку.

Фрау Мозель накрывала на стол, а Кейда, выполняя роль хозяйки и всех рассаживая, старалась унять волнение, которое у неё после «пыточной» никак не проходило.

Украдкой поглядывала на генерала. Тот сидел прямо, откинув голову, как молодой, стесняющийся хозяев солдат, и только в широко открытых зеленоватых глазах метались искры — следы недавнего потрясения.

Внешне фон Линц казался спокойным, но Кейде слышалась буря в его сердце, — он хотел сказать что–то важное. И когда фрау Мозель закончила сервировку, генерал положил на стол обе руки, заговорил:

— Друзья! Мы все тут близкие и родные. Арийцы мы, чёрт побери! И надо понимать, что для Германии настал судный день. Немцы взошли на Голгофу и должны достойно умереть. Но я не хочу умирать и не могу допустить, чтобы умерли мой ангел–хранитель госпожа Кейда и мой друг господин Функ, и мой новый друг и спаситель Пауль Вебер… Извините, господа, я не очень красноречив…

— Генерал! — воскликнул Вильгельм. — Предлагаю выпить по чарочке, и тогда речь пойдет живее.

Подняли рюмки с коньяком. Отпила глоток и Кейда и заметила, что Вильгельм, хотя и выказал воодушевление, но рюмку лишь поднёс к губам.

Генерал обратил взгляд на Вильгельма.

— Вы, мой друг, знаете о «преисподней», — этом чудовищном орудии пыток? Оно придумано нашими предками и находится там… — он махнул рукой в сторону озера.

Вильгельм изумлённо раскрыл глаза, посмотрел на Кейду, ища у неё разъяснений.

— Ну, вот, — вы не знаете, уверен, и госпожа Кейда не знала, пока полковник Ацер не устроил мне экзекуцию. Почему Ацер решил со мной покончить? Он — масон, и довольно высокого посвящения, я же ещё в сорок первом году имел неосторожность вляпаться в их шайку. И всю войну служил двум богам: воевал за фюрера, а цидульки с военной информацией слал Ацеру.

— Вот оно что! — вскинулся Вильгельм. — Я давно слышал, что водятся у нас эти самые братья–масоны. Но чтобы под крышей Боденского замка…