Сумеречный сказ - Кайса Локин

что с ним не так? — призадумалась Леля. — Совершил ошибку, исправил, как мог, но не карать же его всё это время, верно? Думаю, Морана без внимания сей проступок не оставила и поблажек больше не даст. Да и вообще я слыхивала, что Змей и на свадьбу явится, а значит, наказание его не слишком суровым и долгим было. Оно и хорошо! Казимир и Кирилл ведь друзья лучшие, так что точно пропустить праздник нельзя.

— Да, пир там намечается знатный, — задумчиво сказала Василиса, поправляя браслеты. — Люди, оборотни, мавки, колдуны и огромный дракон с тремя головами — прелесть, никак иначе.

— Я слышал от Варвары, что ещё и Морана собирается прийти. Это ожидаемо, конечно, — Финист пожал плечами. — Упыри — её подопечные, а тут такая история, что она захочет проконтролировать результат, — он перевёл взгляд на Лелю: — А вы придёте?

Дева-Весна вздрогнула, отводя глаза. Василиса недовольно нахмурилась и осуждающе покачала головой: все знали о давнем разногласии Мораны и Лели — двух сестёр, кои много-много лет тому назад поссорились и с тех пор не разговаривали. Финист, глядя на реакцию, хотел уж извиниться, но Леля, перекинув косу за спину, с улыбкой произнесла:

— Возможно, я ещё не думала. Теперь, если позволите, стоило бы поздравить именинника и уходить. А то у меня дела: всё же апрель на дворе — моя пора, — и, кивнув, она поспешила к богатырю.

— Не мог спросить о чём-то другом? — раздражённо спросила Жар-птица, стоило Леле отойти подальше к толпе, на фоне которой могучая фигура Добрыни высилась, точно древний дуб.

— А что такого? — удивился претензии Сокол. — Тема же очень старая, избитая. Можно было уже сотни раз извиниться, смириться или вовсе забыть. Для меня, например, это уже привычно, как и для многих других.

— Для тебя, возможно, и так, но по себе не судят, — огрызнулась Василиса.

— Знаешь, Вась, если так сильно сердце ёкает, то стоило бы давно поговорить с сестрой и понять, что между ними пропасть, которую ничто и никогда не заделает.

— Легко сказать, а сделать нет.

Финист, не найдя, что ответить, откланялся и присоединился к гостям. Василиса же чувствовала себя неуютно после его ухода: она вновь играла роль правильной и справедливой особы в мире, где всё это никому уже было не нужно. Глядя на то, как обнимаются на прощание Леля с Добрыней и Настасьей, Жар-птица резко ощутила себя лишней на этом празднике. Поэтому, не придумав ничего другого, она пошла вглубь сада, окружающего град.

— Что случилось? — забеспокоилась Елена, поглядывая в сторону уходящей Василисы, пока Сокол устраивался подле жены за столом.

— Всё нормально, не переживай, — заверил Финист, уплетая картошку с жареной рыбой.

Прекрасная, которую не устроил подобный ответ, уставилась на него, подперев ладошкой подбородок. И как бы Сокол ни старался делать вид, что ничего не замечает, выходило у него скверно: то и дело натыкался на пристальный и неодобрительный взгляд.

— Ну хорошо-хорошо, — сдался он. — Речь зашла про двух сестёр, что не могут помириться…

— Можешь не продолжать, — понимающе кивнула Елена.

Финист облегчённо вздохнул и вернулся к тарелке с манящим ароматом. Ему совсем не хотелось мусолить старую тему, тем более что сплетни делу не помогут.

— А чего вы сидите и грустите? — спросила подошедшая Настасья.

Высокая и крепкая, она совсем не изменилась за всё это время и смогла сохранить позитив, с которым и дальше продолжала существовать.

— Кто грустит? Я вот ем, — Финист показательно повертел ложкой.

— Да, вижу, что вы кушаете, приятного аппетита. Рада, что угощение по душе пришлось.

— Угу-м, — промычал Сокол, жуя.

— Но кто же тогда с Добрыней сражаться будет? У нас ж традиция: вашим боем праздник заканчивать, — Настасья скрестила руки на груди.

— А ты чем не достойный противник? Аль Светозар? — предложила Прекрасная.

Настасья лукаво усмехнулась.

— Годы силу Светозара, может, и не убавили, но вот уважения добавили. А я не хочу сейчас с мужем сражаться, на то игрища есть. А то, коль проиграет, так обидится.

— А Муромец что? — с набитым ртом спросил Финист.

— А его, батюшка, я уж победил, — с гордостью признался Добрыня, плюхаясь на скамью рядом с ними. — Только ты и остался, но с набитым пузом драться — плохая идея.

Дружный смех раздался от их компании, и только Сокол смотрел, насупившись.

— Лучше расскажи, что тебе там Леля подарила, — предложила Елена, погладив мужа по руке.

— Оберег, — Добрыня вытащил серебряную подвеску с изображением птицы. — Сказала, что я лучше животных с его помощью смогу понимать.

— А ты что, их речь ещё не в совершенстве изучил? — удивилась Настасья, прижимая руку к сердцу. — Я-то думала, что ты по-звериному лучше их самих уж разговариваешь. Но, видимо, годы своё брать стали — память не та.

— Потешайся, сколько хочешь, мне ничуть не обидно, — улыбнулся Добрыня, наливая в кубок воды.

— Конечно, чего обижаться-то? Коль правду-то молвила. Вон, погляди, седина в пряди пробралась, а ручонки трястись скоро начнут. Так, тебя скоро любое дитя в поединке одолеет, — подначивала Микулишна и засмеялась, видя, как вытянулось лицо богатыря.

— Опять вы за своё, как дети малые, — проговорила Елена, чуть сурово из-под бровей глядя. — Если так важно подраться с кем-то, то позвал бы, Добрыня, давно Алёшку. Чем тебе не достойный противник? Кстати, а где он? Только же тут ошивался, — она огляделась в поисках знакомой рыжей кудрявой головы.

— В последний раз я видела его с Лелей, — припомнила Настасья, покручивая в руках шнурок на запястье, который всё это время был с ней. — Может, за ней увязался в Явь?

Добрыня покачал головой, кусая яблоко:

— Нет, Леля одна ушла. А Попович пошёл к беседке, где ты, папа, с тётушкой болтал, но, — он приложил ладонь ко лбу, пытаясь разглядеть силуэты, — сейчас их там нет.

Все четверо обменялись понимающими взглядами, которые ярче слов выражали все мысли и надежды — авось, ныне Василиса счастье своё наконец обретёт.

— Пойдём-ка танцевать, Добрыня, нечего отсиживаться, — Настасья, не желая больше сплетничать, схватила его за руки и потащила в центр, заставляя мужа на ходу доедать яблоко.

— Наконец-то поем в тишине хоть,