Пираты Елизаветы. Золотой век - Питер Марвел

– Сеньор Амбулен, подойдите сюда, – громко сказал дон Фернандо. – Отдайте мне письмо, которое вы получили из рук Эстебано.

Амбулен вздрогнул и оглянулся. Он увидел Кроуфорда, глядящего на него с грустной усмешкой, капитана Ришери, на лице которого было написано презрение, Лукрецию, чей взгляд сулил ему нечто большее, чем смерть. Ему очень хотелось, чтобы проклятое письмо исчезло из его кожаной лекарской сумки, чтобы его вовсе и не было, чтобы вообще все было по-другому. Тогда он бы не стоял сейчас перед людьми, с которыми делил хлеб и кров, которые пусть когда-то, но считали его своим. Тогда бы никто не презирал его за то, что он всего лишь исполнил свой долг. А что? Ведь они тоже врали, убивали, крали, они тоже были готовы на все ради золота конкистадоров. Чем они лучше, чем он? Он ведь не для себя…

– Ну же, я жду…

– Пресвятая Дева, – прошептал он и левой рукой залез в кожаную сумку, висевшую у него на бедре. Правая рука, словно и не зная о том, что делает левая, сама собой потянулась к горлу и ослабила повязанный на шее платок.

– Пожалуйста, сеньор. – Подскочивший дон Диего мгновенно выхватил письмо из руки Амбулена и передал его дону Фернандо.

– Видите, капитан Ришери, видите и вы, сеньоры! Здесь – воля самого Людовика, его последний приказ, подписанный им самим всего три месяца назад касательно негодяя и шпиона Роджера Рэли, называющего себя Фрэнсисом Кроуфордом. Король желает, чтобы этим еретиком занялось Общество Иисуса, о чем он недвусмысленно и заявляет в этой бумаге. – Дон Фернандо торжествующе оглядел стоявших вокруг него французов, голландцев и испанских солдат. – Так что проводите арестованного в пещеру и поставьте на караул испанских солдат! А то я не слишком доверяю остальным. – Дон Фернандо развернулся на каблуках и зашагал к своей палатке, которую спешно устанавливали рабы под бдительным присмотром пяти солдат.

Лукреция ногтями впилась в рукав капитана и с силой потянула его на себя.

– Нам надо его освободить любой ценой, слышите?!

– Увы, мадам, я ничего не могу сделать, – ответил Ришери, накрывая ее руку ладонью.

– Или не хотите?

– И не могу, и не хочу, мадам. – Ришери снял шляпу и отвесил женщине поклон.

– Сеньор, одну секунду, сеньор. – Человек, называющий себя доном Диего, но сильно смахивающий на провинциального аббата, торопливо подскочил к ним и, поклонившись капитану, сказал, переводя дыхание от быстрой ходьбы:

– Сеньор, дон Фернандо имеет предписание французского короля об аресте мадам. Но, ставя во главу угла мир между нашими державами, он предоставляет право осуществить это вам.

Капитан Ришери, ответив испанцу слабым кивком головы, медленно повернулся к Лукреции и произнес:

– Мадам, будьте так любезны, пройдите в мою палатку. Вы арестованы.

Лукреция невозмутимо пожала плечами и отправилась под арест. «Интересно, что будет делать Франсуа ночью?» – размышляла она, внимательно осматриваясь по сторонам.

– Сеньор… – снова подал голос дон Диего.

– Сеньор, – перебил испанца капитан, – va faire ta foutre![29]

И, оставив растерявшегося дона Диего размышлять над этим пожеланием, повернулся к нему спиной.

Ришери покачал головой и отступил от нее на шаг.

– Миледи, у вас нет души – есть только ищущий приключений ум. Мне страшно рядом с вами, как было бы страшно рядом с гадюкой.

– И столь же противно? – Лукреция подняла на него глаза, холодным блеском схожие с изумрудом, и губы ее дрогнули в полуулыбке. – Милый Франсуа, вы так же наивны, как большинство мужчин. Вы существуете, как прямая линия, как вектор – в одной плоскости. Эту плоскость вы назвали миром и управляете им при помощи мускулов, зубов, оружия и юриспруденции. Вы, мужчины, загнали меня в угол, Я – женщина, значит, земли моих родителей перейдут по закону майората в чужую семью, а я могу выбирать между монастырем и публичным домом. Если ваша шлюха произведет от вас младенца – вы вольны поступать как угодно. А не задумывались вы, мон шер, что делать шлюхе? Когда вы кому-то не понравитесь или, наоборот, приглянетесь, вас не потащат за волосы к ближайшим кустам, не так ли? Кому нужно мое милосердие, мои ангельские улыбки и кроткий нрав, когда вокруг меня бродят двуногие обезьяны, крокодилы и свиньи? Дворянство дало вам шпагу, чин, звание, шанс, наконец! А не хотите узнать, что было у меня, когда мне исполнилось восемнадцать?

Лукреция вскочила с колен, подошла к нему и притянула его к себе за офицерский шарф.

– В восемнадцать, когда вы приятно проводили время в полку, игорных домах и фехтовальных залах, я была брюхата от нищего бастарда, которого отчим услал подальше от бесприданницы. Позорный дом – вот что мне грозило, а вовсе не свободные занятия химией, танцами и музыкой, которые были мне столь милы. Но я не хотела умирать, мой друг.

Капитан Ришери стоял не шелохнувшись, а глаза его с какой-то тоской и ужасом смотрели на прекрасное лицо женщины, сломавшей ему жизнь.

– Я вышла замуж за толстого старого лорда, который храпел по ночам и едва не придавил меня своим брюхом в первую брачную ночь. Мой сын волшебным образом стал из ублюдка баронетом, а я из падшей дурочки – леди Бертрам. Потом меня немножко утопили. Вас топили когда-нибудь, шевалье? Да? По глазам вижу, вы видели смерть, смерть глупую, скотскую, смерть для живодерни, а не для парадного входа. Но я уцелела, а мой лорд качался на рее с мокрыми штанами.

Лукреция оттолкнула от себя капитана и, скрестив руки на груди, посмотрела ему в глаза. Ришери отвел взгляд.

– Глупые родственники моего мужа хотели лишить меня титула и права на наследство, но вот что они получили! – Лукреция сложила пальцы в гадкий уличный жест и рассмеялась. – А ведь им помогал сам Карл! Карл-жеребец, Карл-король, Карл-потаскун! Он не забыл, как я не отперла дверь в ответ на его стук. Но я и тут выиграла! Ведь у Карла была любовница, приставленная к нему самим Людовиком, – мадемуазель де Керуаль, и она щедро отблагодарила меня за мое целомудрие. Так я стала шпионкой Кольбера, а Карл, всю жизнь таскавшийся на поводке у французского короля, только поджал губки – вот так – и сделал вид, что мы лучшие друзья. Но и за это надо платить, верно? За все надо платить в вашем плоском мирке, капитан, и поэтому я вас всех ненавижу. – Она на секунду прижала пальцы к вискам, а потом снова приблизилась к нему и обхватила его лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза.

– Глядите, глядите, капитан! Или вы забыли, как домогались меня, как жаждали ласкать мое тело, целовать эти губы? Вас не оттолкнула даже моя жестокость, да-да, я помню порку на корабле не хуже вас! Вы терпели мой дурной нрав, вы отпустили на свободу врага Франции – моего неверного любовника, моего Роджера, отца моего ребенка, Ришери! Знаете, почему вы это сделали? Ну, не качайте головой, не опускайте ваших чудных нежных глаз. Вы сделали это, потому что, кроме собственных прихотей, у вас нет иных законов. Ни родина, ни долг, ни честь, ни религия – ничто вас не остановит, если вашему преступлению не будет свидетелей! Добро пожаловать в великий клан Каинова отродья, мой милый!