Третий фронт. Партизаны из будущего - Федор Вихрев

На похороны Олеговича я не пошла. Рявкнула Петровичу, что не хрен было самому лезть под машины. Мужикам окрысилась — да пошел он! И ушла к себе. Судя по удаляющимся звукам, поняли правильно — циничная и бездушная баба… вот и хорошо. Оставили… одну.

Облокотилась лбом о стену. Стою. Боюсь, что не выдержит сердце — разорвется к чертовой матери. Вот прямо здесь и сейчас. Не могу. Не могу не плакать… только нельзя. Там, на могиле, не сдержалась бы, это уж точно. Ревела бы как белуга. Как плакальщица… и не остановилась бы.

А так… чтоб не видели… никто… Незачем.

Выстрел. Второй. Сейчас будет третий. Лучше бы в меня стреляли, чем вот так — в небо. Не хочу терять. Никого… Только бы не заплакать. Только бы не сорваться. Только бы больше никого не терять…

Когтистая лапа содрала с моего лица прикрывавшую его плащ-палатку и тонкий слой песка. Потом Тэнгу, поскуливая, старательно вылизывал мне физиономию. Помогло, я очнулся и осознал произошедшее. Похоже, меня контузило, причем так, что все решили, что я умер. И похоронили. Бывает хуже, но реже и не со всеми. Кроме головы, ничего не болело, надо было вставать. Из могилы.

Выбирайте ночку потемнее,Вылезайте все из-под земли,Главное — завыть погромче, пострашнее,Чтобы эльфы все сума сошли, —

замурлыкал я. Тэнгу, увидев, что я уже выбрался из ямы, куда-то убежал. Потом оттуда донесся хруст веток, похоже, малыш возвращался не один.

Ба, а это кто на горизонте?Держит меч, как будто кочергу.Мало ль, что принцесса, нет, увольте,С женщиной я драться не могу.

Но Тэнгу пришел один, зато принес мою винтовку.

Я был очень доволен: разгрузку с меня снимать не стали, некогда им было. Даже пистолет с флягой оставили. И ранец потрошить не стали, просто закинули в кусты, сняв с седла.

Мне же лучше. Через полчаса, окончательно придя в себя, я двинулся к лагерю, надеясь если не догнать ребят, то, по крайней мере, не сильно от них отстать.

Стрельбу и взрывы гранат я услышал издалека и кинулся на звуки, решив, что ребята из моей группы нарвались на немцев. Я ошибся. Когда я подбежал к тому месту, где шел бой, стрельбы уже не было слышно, с бега я перешел на шаг.

Это был хутор в лесу, много меньше того, где мы нарвались на засаду, и окруженцы здесь были настоящие. Были. Дюжина бойцов, старшина за командира, хозяин хутора — этим повезло, они погибли в бою. Два десятка тяжелораненых, им повезло чуть меньше, добили не сразу.

А вот единственной девушке не повезло совсем, ее даже не добили, вдосталь поизмывавшись, вспороли живот и натолкали туда земли. Так и бросили умирать. Ее нашел Тэнгу. На его скулеж я не прибежал, прилетел, думал, случилось что с песом.

А он просто сидел над этой девочкой и плакал — по-своему, по-собачьи.

Особенно мне поплохело, когда девочка открыла глаза и попросила пить. Помочь ей я ничем уже не мог, разве что воды принести.

Попив, она торопливо заговорила:

— Товарищ, там, в лесу, по тропинке дерево, молнией разбитое. Там у корней сверток, в нем знамя, я спрятала, отнесите нашим, пожалуйста. Ну пожалуйста, скорее!

Я скормил ей последние две таблетки «кетанова» из аптечки и побежал в лес искать это дерево. Тэнгу помог, знамя, оказавшееся знаменем стрелкового полка, мы нашли быстро и еще быстрее вернулись. Девочка была еще жива.

— Вот, — показал ей знамя. — Обязательно доставлю нашим.

— Хорошо, — прошептала она. Потом добавила: — Посидите со мной, пожалуйста. Мне страшно.

Я сел рядом с ней на землю, погладил ее по голове, девочка перехватила мою руку, прижалась к ней щекой и попросила:

— Спойте что-нибудь.

Я запел единственную песню, которую мог петь, почти не фальшивя:

Ночь прошла, будто прошла боль.Спит Земля, пусть отдохнет, пусть.

Она умерла на середине третьего куплета. В свертке со знаменем был и ее паспорт. Ирина Соловьева, так ее звали. Пашина дочка. Было ей семнадцать лет. Даже похоронить Иру я не сумел — немцы возвращались. Пришлось спешно уходить, хотя очень не хотелось.

До базы я добрался без проблем, отстав от Паши с Антоном на неделю.

К лагерю я вышел поутру, дозорные меня узнали и пропустили.

Первой, кого я увидел, ввалившись в расположение, была Ника, очень грустная Ника.

Я уже хотел пошутить, изобразив зомби из ужастика, но Тэнгу, добрая душа, опередил, полез утешать. То есть мусолить.

«Грустная Ника… Эк он меня обозвал и еще спрашивает, почему! Разве вот, Тэнгу, мой мальчик, тебе и скажу». — Я присела на корточки, и этот олененок меня чуть вообще в землю не закатал.

— Змей, ты никогда не думал, что известия о скоропостижной смерти аж двоих «будущенцев» могут вызвать колики и несварение желудка у некоторых личностей?

— Это что, Гитлер уже с половичков на ковровые дорожки перешел?

— Нет. Это наше родное, весьма улыбчивое ГБ вкупе с таким же ласковым начальством занимается перчением и поеданием всех оставшихся…

— Оставшихся? Кто-то еще?

— Олегыч, — не стала разводить сопли я. — Глупо, млять. Командовал погрузкой и попал под грузовик. Хватит, Тэнгу!

Я легонько шлепнула собаку по морде и встала:

— Вот такие пироги с котятами, Змей!

А потом он начал медленно говорить. О себе. О знамени. О девушке, умирающей у него на руках. Тихо и спокойно. И все наши геройства рядом с этой простой девчушкой показались мне детскими забавами.

— Прости, Змей… — не зная, что сказать, извинилась я. — Идем. Другим расскажешь.

Явившийся-незапылившийся Змей был немедленно отправлен в гостеприимные лапы особистов, потом — в наши. Вот ведь псовый сын или, скорее, крестник Тэнгу. Шутки шутками, но мы ему (собаке, разумеется, а не Змею, гаду такому) минимум двумя жизнями обязаны — после нелепейшей гибели Олегыча потерю второго современника Олег мог и не пережить.

Обнаруженный Змеем объект, а по-другому охарактеризовать этот комплекс складов было невозможно, впечатление, разумеется, производил. Кто и с какой целью его так хорошо запрятал, было неясно, но нам он определенно пригодится. С его обнаружением вопросы по снабжению боеприпасами и топливом снимались совершенно. Плюс появлялась возможность резкой активизации деятельности партизан. А вот на роль второй базы он не подходил — слишком укрыто. Найдут нас здесь немцы, разобьют переправы, выбомбят «юнкерсами», и привет — Брестская крепость, имена защитников которой «затянуло бурой тиной». Поэтому пока решили оставаться на старом месте, но иметь в виду эту базу, как источник разных полезных вещей. Обозвали ее «базой два».

Не знаю, как это называли другие, но я чувствовал «схлопывание» ситуации. Словно само время постепенно сжимается, образуя вокруг нас этакую каверну. Скоро время уплотнится настолько, что стенки не выдержат и каверна обрушится вовнутрь себя, сокрушая все живое. И исчезнет. А вместе с ней исчезнем и мы. И ребята из местных, которые нас окружают. Глупость, согласен, да. Но по-другому описать свое ощущение у меня не получается.

Время… Время утекало сквозь пальцы. Мы не успеваем, носом чую — не успеваем. Последнее совещание установило следующие этапы выхода, согласованные с Москвой:

— подготовительный,

— этап скрытого движения в тылу противника,

— этап открытого движения в тылу противника с разгромом коммуникаций по возможности,

— прорыв линии фронта.

В соответствии с планом, на первом этапе производилось накопление недостающих запасов, подготовка людей и техники, разведка маршрута и согласование действий. С помощью Москвы мы установили связь с диверсионными группами НКВД и группами фронтовой разведки. Они должны были провести разведку маршрута следования и впоследствии в меру своих возможностей помочь нам с захватом переправ через многочисленные реки-реченьки.

Вообще мосты были одним из самых уязвимых мест плана. Для нашей оравы требовались капитальные шоссейные и железнодорожные мосты. Но именно такие, по странному стечению обстоятельств, привлекали наибольшее внимание немцев. Они хорошо охранялись, поэтому без помощи извне на успешный их захват рассчитывать не стоило. В дополнение к этому установили связь с армией. Она должна была демонстративными действиями сначала сковать силы немцев, а потом — встречным ударом помочь нам прорвать фронт. Вроде пока нормально. Ах да, согласовали свои действия с сорок второй дивизией — вместе пойдем.

А вот с переброской по воздуху вооружения и боеприпасов было не все гладко. Первым рейсом нам перебросили семидесятишестимиллиметровые артвыстрелы, которых нам отчаянно не хватало. Без них даже просто переход к проверенным Змеем складам был опасен. Обратно полетели итальянский генерал, хорват-летчик и раненые. На предложение отправить этим рейсом нескольких «мелких» немцев предлагавший сие был невежливо послан — наши раненые важнее. Второй и третий содержали соответственно запас пятидесятимиллиметровых минометных выстрелов и два стадвадцатимиллиметровых миномета с боекомплектом по восемьдесят выстрелов на ствол. Обратно отправились дети из числа освобожденных Олегом. А четвертого самолета мы не дождались. Как выяснилось позже, он был сбит при перелете линии фронта. А поскольку он вез восьмидесятипятимиллиметровые бронебойные выстрелы, то наша САУ-34-85 по-прежнему оставалась только с зенитными боеприпасами, фактически — с осколочными.