Реформатор - Юрий Козлов

«Потому что полоса опережающего забвения — отстойник для не вписывающихся в общую схему умов, заповедник для хакеров, пытающихся взломать систему. Ведь системы создаются не для того, чтобы кто попало их взламывал», — ответил Савва.

«А ты? — тихо поинтересовался Никита. — Ты разве не хочешь взломать систему?»

«Я — другое дело, — ответил Савва, — я вирус внутри системы, под воздействием которого она мутирует, превращается во что-то иное. Против меня система бессильна, потому что я — ее родная, природная раковая клетка, а может ген видового развития. И потом, я бы не стал утверждать, что хочу во что бы то ни стало сломать ее, — добавил задумчиво. — Пусть даже на периферии этой системы пропадает большая часть человечества. По крайней мере, она обеспечивает хоть какую-то минимальную стабильность. Хотя бы… стабильность доллара».

«И в чем же заключается эта стабильность?» — поинтересовался Никита. Услышав про доллар, он решил, что брат над ним издевается.

«А в том, — рассмеялся Савва, — что чем больше у тебя в кармане долларов, тем стабильнее ты себя ощущаешь».

…Тогда разъяренный Никита сочинил другую статью под названием «Neverending sweet-life». В ней он предположил, что консервация в общественной жизни (на манер компьютерного «зависания») перманентной «улыбки Джоконды», когда народ понятия не имеет, чего хочет власть, какими принципами руководствуется, ничего не знает о ее тактических и стратегических задачах, даже приблизительно не представляет, что ей нравится, а что нет, за что она карает, а за что награждает, то есть пребывает в состоянии отупляющего ожидания (бездействия) — это и есть вторая (первая — «Вор исторического времени») часть программы президента, потому что она обеспечивает ему и его ближайшему окружению neverending sweet-life, а ничего другого этим приватизировавшим достояние страны проходимцам и не нужно.

Однако выяснилось, что нужно.

Через несколько дней Никиту пригласил главный редактор «Провидца».

Он заявил, что его предсказания не сбылось, причем до такой степени не сбылись, что газете перекрыли кислород — прислали налоговиков, обрубили перспективные проекты в регионах, присушили рекламу, зажали подписные деньги, набили морду ответственному секретарю, который вообще ни при чем, а потому он отлучает Никиту от «Провидца» и плевать ему, сколько там еще статей у Никиты в запасе.

Таким образом, власть продемонстрировала, что момент истины существует, а под улыбкой Джоконды скрываются пусть и сточенные, но зубки. Вместо опережающего забвения (или вместе с ним) Никита получил опережающее (его вдруг без объяснений лишили стипендии) наказание.

Впрочем, это была предсказуемая реакция. Даже червь крутит хвостом, когда в него всаживают крючок. Драный кобель рычит, когда у него отнимают кость.

Власть, успокоил себя Никита, всего лишь продемонстрировала остаточный инстинкт. У него нет шансов превратиться в осмысленную общую (для власти и народа) мировоззренческую повседневную практику, потому что власть (как гусеница лист) сжирает народ, лишая его достояния, вместо того, чтобы принести себя ему в жертву и тем самым бесконечно его и себя усилить.

Такая власть, сделал вывод Никита уже в третьей статье с грозным библейским названием «Изблюю из уст своих», которую напечатал не в «Провидце», а — по протекции отца — в «Прогрессивном гороскопе» — обречена во времени и пространстве, потому что является объектом (и субъектом) внутри самой себя, а не народа. Никита сравнил существовавшую тогда в России власть с фантомом, вирусом, поразившим систему управления организмом.

Никита высказал мнение, что скоро всему этому придет конец. Слишком уж крутой обжорный темп взял вирус. Никакой организм не выдержит.

Савва же, прочитав статью, заметил, что, во-первых, фантомы и вирусы — категории разного порядка. Во-вторых же, они как раз и есть самые непобедимые долгожители, для которых не суть важно, жив организм или мертв, поскольку они паразитируют как на энергии жизни, так и на энергии распада. Причем, если вирусы «работают» внутри конкретных организмов, то фантомы «организуют» среду, не относящуюся к полосе опережающего забвения, то есть главенствуют в мире. А когда Никита попросил это доказать, Савва с готовностью ответил, что иначе бы человеческая цивилизация не летела, как на крыльях, к концу, истребляя вокруг себя все живое, отравляя атмосферу, уничтожая леса, превращая землю в кладбище ядерных и прочих отходов. Кто-то бы обязательно положил этому конец.

«Вырвавшись из полосы опережающего забвения?» — уточнил Никита.

«Скорее, прорыв под ней туннель, — предположил Савва, — а может, перелетев через нее по высочайшей стратосферной дуге».

«Значит и… Бог в полосе опережающего забвения?» — шепотом поинтересовался Никита.

«Не знаю, — честно ответил Савва. — Если бы я знал это наверняка, моя жизнь не имела бы смысла».

«Вот как? — удивился Никита. — Разве плохо сидеть в белых одеждах у ног Господа своего?»

«Не в этой жизни, — усмехнулся Савва. — Если мир подчиняется Его воле, что и зачем тогда я со своими жалкими идеями? Если не подчиняется — что и зачем тогда этот мир?»

…Жизнь в стране тем временем как будто превратилась в сценарий, причудливо сплетенный из трех статей Никиты, при том, что сам автор был абсолютно невидим стране в полосе опережающего забвения и опережающего же (neverending, как sweet-life у президентской команды) унизительного, мелочного, так сказать, беспокоящего наказания.

Лишившегося стипендии Никиту таскал по судам некий гражданин Мамедов, усмотревший подрыв своей деловой репутации в статье «Вор исторического времени». Оказалось, что этот самый гражданин Мамедов издавал журнал «Историческое время», учрежденный Всероссийским обществом «Ретро», сокращенно — ВОРом. Каждое утро, Никита обнаруживал в почтовом ящике все новые и новые повестки, как будто у российских судов всех инстанций, включая Верховный и Арбитражный, не было дел важнее, чем защищать деловую репутацию гражданина Мамедова. На которую Никита и не думал покушаться, так как, сочиняя статью, понятия не имел, кто такой гражданин Мамедов и какая у него деловая репутация.

Он решил написать четвертую статью. Даже название придумал — «Что после ничто?».

Но что-то все время отвлекало.

Никита пожаловался отцу.

Тот, приложив палец к губам, подвел его к окну, показал на стоявший внизу микроавтобус с тонированными стеклами.

«Там внутри генератор, — одними губами прошептал отец, — торсионных полей. Направленное излучение дезорганизует мыслительный процесс, опустошает сознание, а потом как бутылку наполняет его печалью, тревогой и тоской. Действует на индивидуальных частотах, которые определяются с помощью энцефалограммы. Чем интеллектуальнее человек, чем сильнее у него воля, тем насыщеннее поток гамма частот. В принципе, они могут наслать что угодно, но самое отработанное у них — печаль, тревога и тоска. Рядовое облучение превращает человека в безвольное рефлексирующее ничтожество, сильное — толкает на суицид. Это они со мной воюют, но видимо у нас с тобой резонирующие биополя, ты тоже чувствуешь».

После чего отец отправился на кухню, извлек из холодильника бутылку водки, налил полную стопку, с видимым удовольствием выпил, закусив заранее приготовленным бутербродом с икрой.

«Алкоголь нейтрализует воздействие поля, — объяснил отец. — Лучше всего, конечно, ракия или текила, но водка тоже годится. А если еще закусываешь икоркой… — покачал мужественно противостоящей воздействию неведомого поля головой. — А ты думаешь, почему Россия спивается?»

Никита посмотрел на микроавтобус с тонированными стеклами и совершенно явственно разглядел подобно моллюску, осьминожьему щупальцу прилепившееся к стеклу белое женское бедро, а там и оплетающее его, как морское растение, волосатую мужскую руку.

Никита вдруг понял, что в действительности все гораздо проще.

Он сам не знает, что будет после ничто.

Он боится того, что будет после ничто.

И не он один не знает, не он один боится.

Так все (без исключения) люди боятся смерти, потому что не знают, что такое смерть.

Вот почему многие (иногда сами того не сознавая) делают все, чтобы ничто длилось вечно. Потому что оно ассоциируется у них с жизнью, а что будет после него — со смертью.

Получалось, что их согласие, готовность длить (терпеть) ничто было последним ресурсом государства, власти, того мира, который называется Россией.

Но ничто не могло длиться вечно.

Никита собирался написать в статье, что поначалу от президента, как водится в России, ожидали всего. Затем — хоть чего-то. И, наконец — ничего. Что президент уходит в свистящуюся расширяющуюся пустоту неисполненных (обманутых) ожиданий, хотя еще и цепляется ногами за краешек «чего-то».