Наездник - Радик Соколов

Глава 4

Санитарный поезд и Александр Сергеевич пережили эти десять дней, каждый из которых сотрясал мир, просто чудом. Гораздо больше пострадал коллектив. Мудрый начальник поезда, пришедший знакомиться с высоким чином, к телу допущен не был. Досмотровая бригада, работавшая в первый день, сменилась. Пришлось докладывать о проведенных мероприятиях новому офицеру, с которым он мог бы переговорить в рабочем порядке. Уже заканчивая доклад, он заметил упаковку танкового шоколада, лежащую под полкой. «Значит его много на всех хватает с запасом» — подумал прощелыга — «Лучше не отсвечивать. Сейчас начнется».

Александр Сергеевич уже сталкивался с подобным лекарством, а его ученые фельдшера даже написали ему коротенькую заметку для публикации. Ее то как раз он сейчас и вспомнил: — «Для поднятия боевого духа армии солдатам вермахта в 1939 году начали регулярно выдавать наркотическое средство — первитин. К нему быстро привыкают, поэтому положенных доз стало не хватать. Тогда молодые солдаты просили родителей выслать им первитина, благо его можно было купить в обычных аптеках на каждом углу. Первитин продавался даже в виде шоколадных конфет, которые назывались «танковым шоколадом» из-за того, что их часто покупали военные. В последние годы войны первитин стал использоваться абсолютно бесконтрольно, даже простой санитар мог выдать солдату эти таблетки в любом количестве. Потребление первитина достигло невероятных масштабов, в том числе и среди гражданских лиц. При этом предупреждения врачей о том, что препарат этот — не что иное как наркотик, что его регулярный приём сопровождается привыканием и соответственно увеличением дозы, депрессиями, порой нервными срывами и даже летальными исходами, оставлялись без внимания. Главное, что он дает ложное чувство благополучия и прилива сил, и человек получает желание заставить своё тело двигаться быстрее. Появляется иллюзия всесильности и раздражительность.»

Наркотический угар продлится дня три — четыре, затем пару суток участники будут приходить в себя, потом новый прием наркотика, а потом продолжительная депрессия. Сейчас агрессивная стадия — лучше спрятаться. Дал же бог оказаться в одном поезде с наркоманами, да еще облеченными властью. Таких никто и ничто не остановит.

Уже на первой остановке во время движения, новый ответственный за безопасность капитан, во время обхода распорядился, что всем сотрудницам по очереди необходимо прибыть для опроса.

Режим секретности и указания из штабного вагона превратили жизнь всех обитателей поезда в кошмар. Запрещалось покидать место во время движения. Передвижение больных ограничивалось территорией вагона. Некоторые межвагонные двери намертво заблокировали, всех подозрительных удалили. Короче, ссадили всех санитаров мужского пола. Собственно, Александр Сергеевич оставался единственным мужчиной из всего персонала в медицинских вагонах. С поездной бригадой ехали три офицера сопровождения.

Майор, ответственный за безопасность проводивший, совместно с Евгенией Андреевной, проверку, больше не появлялся, но на каждой остановке, у нового штаба выставлялся пост, следивший, чтобы никто лишний не покидал вагоны. Всего в группе сопровождения оказалось десять человек, так что заранее освободить штабной вагон, было правильной идеей.

Кухня из-за возникших сложностей работала с перебоями. Все ее усилия были направлены на обслуживание штабников, откуда днем и ночью поступали противоречивые указания. Александр Сергеевич потерял рычаги управления и от бессилия отдал распоряжение на кухню готовить для штабного вагона в первую очередь из самых лучших продуктов, а норму выдачи для остальных сократить до нуля. Пусть довольствуются сухим пайком. Это распоряжение ничего не значило. Для больных готовить и так перестали. Хорошо, что в каждом вагоне был котел, и горячая вода. Титан с кипятком в эти несколько дней оказался просто спасеньем.

В захваченном штабе царил непрекращающийся праздник. Здесь как в черной дыре, пропали все молодые медсестры, вызванные для опроса. Сначала их поили водкой, затем угощали танковым шоколадом. Затем со смехом выдвигались абсурдные обвинения. Проводился обыск с пристрастием, затем требовали доказать готовность к сотрудничеству. Идейные комсомолки, опьяневшие от дикой смеси водки, наркотиков и мужского внимания становились податливы словно воск.

Сладкое, веселое путешествие продолжалось. Бойцы невидимого фронта развлекались на полную катушку. Самуила напоили и «забыли на станции». Совсем свихнувшись, хотели пристрелить машиниста из-за слишком медленной езды, но не дошли. Уперлись в заблокированные двери.

После этого случая буйство, продолжавшееся непрерывно больше недели неожиданно прекратилось. Начальство устало отдыхать. Из вагона были изгнаны все лишние и штабной вагон погрузился в спячку. Вскоре, правда, тишина сменилась тихим шуршаньем. Подгоняемые уже Евгенией Андреевной в вагон вернулись потрепанные изгнанницы, но уже с ведрами и тряпками. Вагон представлял печальное зрелище. Всюду грязь, разгром, испачканное белье и горы несъеденной пищи.

Следующее утро началось с собрания пострадавших. Заседание открылось истерическими криками и требованиями скорого и справедливого суда над насильниками, видно, вкусившие шоколадных конфет тоже добрели до агрессивно-депрессивной фазы. Девушки долго не могли успокоиться. После того как предложения были высказаны и сестры примолкли, выступил Александр Сергеевич.

— Вы настаиваете на разбирательстве? Оно будет, только что вы там скажете. Зачем вы пошли штабной вагон? Кто ответит? Вас вызвали повесткой. Где документ? У кого сохранилась повестка?

— У Маши, ответили почти все разом.

— Прочитай, Машенька что там написано.

— Подойдите пожалуйста на следующей остановке для опроса. — Трагическим голосом произнесла смазливая сестричка.

— Не думаю, что эта бумажка для кого-бы то ни было сойдет за повестку. Они совсем другие и не дай вам бог их получить. Чаще всего вызванных больше уже никто никогда не увидит. Органы не ошибаются. Подведем итоги. У начальства не отпрашивались, рабочее место покинули, водку пили, возможно, развратничали. Знаю, надеялись дуры, что замуж возьмут. Небось вам с три короба наобещали, вы уж мысленно поди в невесты вырядились, а теперь вы мне свое недовольство высказываете. Вообразили — никто не видел, как вы прихорашивались, да подмывались перед «явкой с повинной»? Что с вами делать после всего этого? У меня варианта три:

— Уволить с отметкой о безнравственном поведении и оставить, как давеча, где-то по пути следования.