Однажды на краю времени (сборник) - Майкл Суэнвик

Может, я бы поймал волшебника, если бы не вернулся в комнату забрать сумки. Но скорее всего, нет. В Лакауанне я выяснил, что он сел на автобус до Джонстауна. Из Джонстауна он отправился в Эри, а там я потерял его след. Понадобилось целых три дня бесконечных расспросов, чтобы найти его снова.

Целую неделю я преследовал этого человека словно одержимый.

А потом проснулся однажды утром и понял, что паника исчезла. Я понял, что быстро моего волшебника не поймаю, и тогда разложил припасы, подсчитал наличные (их осталось немного) и продумал план. Затем пошел по магазинам и в конце концов отправился в дорогу. Мне следовало запастись терпением, упорством и хитростью, я знал, что со временем найду его.

Найду и убью.

След привел меня на Переправу Харпера, на самом краю глаза. Цивилизация осталась позади. Впереди лежали пустоши, мили и мили бесплодных хитиновых земель.

Люди говорили, что он ушел на юг, за пределы глазницы.

В гостинице ко мне подошел один из постояльцев, тощий мужчина с густыми усами, в белой безрукавке, которая свисала с худых плеч, как мокрое белье душным воскресеньем.

– Что у вас в сумке?

– Черная смерть. Инфекционный менингит, туберкулез. Выбор богатый.

Он задумался на секунду, а потом сказал:

– У меня тут женщина. Вы не могли бы…

– Я взгляну на нее. – Я взял сумку.

Мы поднялись наверх, в его комнату.

Она лежала с закрытыми глазами. В руке игла от капельницы. Женщина казалась молодой, но это, разумеется, ничего не значило. Волосы аккуратно расчесаны, разложены по постели, достают чуть ли не до пояса – белые как снег, как смерть, как самый изысканный костяной фарфор.

– И сколько она так лежит? – спросил я.

– Ох… – Он надул щеки. – Сорок семь, может, пятьдесят лет.

– Вы – ее отец?

– Муж. Был, по крайней мере. Не знаю, как долго держатся брачные обеты в таких условиях: не могу сказать, что безукоризненно их соблюдал. У вас в сумке для нее не найдется чего-нибудь? – Он сказал это так равнодушно, как мог, но глаза у него были большими и испуганными.

Я принял решение:

– Скажу так. Я дам вам за нее сорок долларов.

– Шерифу такое не понравится, – тихо сказал человек.

– Не понравится. Но я буду уже далеко от глазных земель, когда он узнает.

Я взял шприц.

– Ну? Мы договорились или нет?

Ее звали Виктория. Мы уже три дня шли по хитину, когда она наконец вышла из транса, характерного для переходногозомби-состояния после восстановления. Я дал ей рюкзак, пару ботинок, прочную палку, и женщина пошла рядом: глаза пустые, а сама говорит на языках ангелов, что парят меж звездами.

– …межгалактический фазовый перехват, – бормотала она. – Вы слышите? Das Überraumboot zurückgegenerinnernte. Verstehen?[24] Стратегирование анадемонического мезотехнологического конфликта. Drei tausenden Affen mit Laseren![25] Привет! Тут есть…

А потом она споткнулась о камень, закричала от боли и спросила:

– Где я?

Я остановился, расстелил на земле карту и вынул карманный гравитометр. Очень простое устройство: стеклянный цилиндр с аэрогелем и ярко-оранжевой керамической бусиной. На вершине жестяного корпуса крепится компрессорный винт, сбоку калиброванная шкала, а на дне надпись «Флинн и компания». Я перевернул его, наблюдая за тем, как бусина медленно падает вниз. Затянул винт на одно деление, потом на два, на три, увеличивая плотность аэрогеля. На пятом бусина остановилась. Я считал данные, прищурившись, посмотрел на солнце, а потом ткнул пальцем в изобару на краю карты.

– Мы здесь. Уже ушли с глаза. Видишь?

– Я не… – Ее трясло от страха. Огромные глаза отчаянно метались, взгляд пытался хотя бы что-то найти на абсолютно пустом горизонте. А потом она неожиданно, беспричинно разрыдалась.

Смутившись, я отвернулся. Когда слезы кончились, я похлопал по земле рядом с собой.

– Сядь.

Женщина, шмыгая носом, подчинилась.

– Сколько тебе лет, Виктория?

– Сколько мне?.. Шестнадцать? – робко предположила она. – Семнадцать? А меня действительно так зовут?

– Звали. Женщина, которой ты была, устала от жизни и вколола себе наркотик, он разрушает личность и полностью стирает память. – Я вздохнул. – В каком-то смысле ты по-прежнему Виктория, а в каком-то – уже нет. Правда, она нарушила закон, и на глаз тебе дорога заказана. Там тебя отправят в тюрьму до конца твоих дней.

Она взглянула на меня молодыми, почти детскими глазами, еще влажными от слез. Я уже приготовился к истерике, ярости, скорби, но она лишь сказала:

– Ты волшебник?

Я аж пошатнулся.

– Ну да. Полагаю, что да.

Какое-то мгновение Виктория безмолвно все обдумывала.

– И что теперь со мной будет?

– У тебя есть работа: нести этот рюкзак. Мы будем по очереди готовить еду. – Я выпрямился, сворачивая карту. – Пошли. У нас впереди долгий путь.

Мы снова отправились в поход, поначалу молча. Но потом, спустя несколько миль, к моему полному изумлению, Виктория запела!

Мы шли по еле заметной тропе – даже не тропе, а по воспоминанию о ней, по мечте, по идее дороги, – проложенной в хитине. Вдоль нее росла полоска редкой травы. За века ветер намел вокруг немало лёсса. Тот попадал в трещины панциря, в такой почве иногда прорастали семена. Один раз я заметил кролика. Но не успел позвать Викторию, как увидел кое-что еще. Впереди, там, где от недавнего дождя пыль превратилась в грязь, виднелись отпечатки шин. Здесь совсем недавно проехал мотоцикл.

Я долго смотрел на следы, сжимая и разжимая единственный кулак.

Уже на следующий день мы дошли до поселка.

Местечко явно не особо процветало. За оградой виднелась мельница, от которой работал насос, выкачивающий тонкую струйку ихора из колодца глубиной в несколько миль, стояли некрашеные дощатые дома, бараки из гофрированного железа да перерабатывающая установка. Под бескрайним небом ржавели несколько потрепанных пикапов.

Около ворот нас поджидал костлявый мужчина, челюсть у него была волевая, спина прямая, а руки пустые. Но тут и там в окнах или открытых дверях мелькали люди, и я сразу понял, что нас держат под прицелом.

– Меня Риверой кличут, – представился мужчина, когда мы подошли ближе.

Я снял с головы котелок.

– Дэниэл. А это мисс Виктория, моя подопечная.

– Мимо проходите, значит?

– Да, сэр, и не вижу причин, по которым мы бы попали сюда снова. Если у вас есть еда на продажу, то заплачу по рыночной цене. Но если нет, что ж, с вашего позволения мы пойдем дальше.

– Справедливо говоришь. – Ривера откуда-то достал чашку воды и протянул нам. Я отпил половину, остальное передал Виктории. Та глотнула и задрожала, когда жидкость пошла по пищеводу.

– Хорошая штука, – похвалил я. – Студеная.

– А у нас охладитель есть, – ворчливо, но с гордостью ответил Ривера. – Давайте заходите. Посмотрим, что там женщины приготовили.

С криками и воплями на улицу выбежала целая куча детей, за ними показались взрослые, я насчитал человек двадцать. Все нас приветствовали.

Люди тут жили хорошие, хоть и изгои, они, как и любые другие, с жадностью слушали новости и слухи. Я рассказал им о речи Тайлера Б. Морриса, кандидата в губернаторы Северного департамента, и они весь обед ее обсуждали. Еда тоже оказалась хороша – ветчина, лепешки с томатной подливой, сладкий батат с маслом и яблочный пирог с толстой корочкой на десерт. Если бы я не заметил химкомплекс, то и не заподозрил бы синтетику. На окне висели тюлевые занавески, старые, ветхие, но чистые, а остатки пищи аккуратно собирали со стола и сохраняли на будущее.

После еды Ривера переглянулся со мной и дернул головой. Мы вышли наружу, и он повел меня к сараю, стоявшему чуть поодаль. Открыл дверь, мы вошли внутрь. Там на простых кроватях неподвижно лежали десять человек, подключенные к капельницам с переработанным ихором. Свет снаружи упал на их волосы, во мраке те походили на белые нимбы.

– Мы привезли их с собой, – сказала Ривера. – Думали, все будет хорошо, развернемся тут. Но последнее время то ли засуха, то ли еще чего, черт разберет, крови идет мало, а денег на новый колодец у нас нет.

– Понимаю. – И потом я задал вопрос, подходящее было время: – Тут, наверное, с неделю назад по этому пути проходил мужчина. Высокий, на…

– Он нам не помог. Сказал, не его это обязанность. А потом, прежде чем уехать, сукин сын даже попытался купить у нас еды. – Ривера повернулся и сплюнул. – Сказал нам, что скоро приедешь ты вместе с женщиной. Ну, мы и стали ждать.

– Погоди, он сказал, что я приеду с женщиной?

– Нам же не только о себе приходится думать! – воскликнул он с неожиданной яростью. – Нам же и о молодых заботиться надо. Они появляются, и все эти ожесточенные споры об обязанностях и морали вылетают в трубу. Иногда я хочу прийти сюда с железным ломом и… В общем, сам понимаешь. – Он покачал головой, а потом чуть ли не с мольбой спросил: – Ты можешь что-нибудь сделать?