Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой - Донна Орвин

им к большинству людей[585]. В итоге он признается Тихону, что страдает галлюцинациями, приводящими его к мысли о собственной виновности в изнасиловании Матреши, хотя он не раз это отрицает.

Ставрогин хочет, чтобы Тихон поверил, что он действует не из слабости; в этом его отличие от Жан-Жака Руссо в «Исповеди», о слабости воли которого он упоминает в одном из отступлений в начале своего повествования. Последовательность событий, приведших к насилию над несовершеннолетней Матрешей и последовавшему за этим ее самоубийству, начинается с того, что Ставрогин теряет перочинный ножик. Подозрение в воровстве падает на Матрешу, и ее мать без видимых причин жестоко избивает дочь, не дожидаясь доказательств ее вины[586].

Тем временем Ставрогин замечает ножик на своей кровати, но решает не сообщать об этом, «для того, чтоб ее высекли». Хотя Ставрогин и не говорит об этом прямо, эпизод с перочинным ножом напоминает эпизод с кражей ленты, которую совершил молодой Руссо, прислуживавший в то время в аристократическом доме, а затем обвинивший в этом другого слугу по имени Марион. Руссо сожалеет о своем поступке, однако оправдывает его как акт слабости и даже доброты, поскольку его первоначальные намерения по отношению к Мариону были добрыми. И действительно, как он замечает, он был склонен обвинить во всем девушку, поскольку думал во время кражи о ней как предполагаемом получателе ленты[587]. Напротив, Ставрогин говорит, что насиловал и мучил Матрешу, желая сделать именно то, что сделал, и продолжает объяснять, почему он этого хотел.

Ставрогин сначала признаётся Тихону, что, совершая унизительные преступления, наслаждается собственной «подлостью», но потом поправляет себя: «Не подлость я любил (тут рассудок мой был совершенно цел), но упоение мне нравилось от мучительного сознания своей низости»[588]. В следующем абзаце он повторяет и уточняет, что «полное сознание» было абсолютно необходимо для испытываемого им наслаждения. Подлые поступки могли быть связаны с его желанием контролировать любого рода чувства, независимо от их силы; он никогда не доходил до «забвения себя», и у него всегда было ощущение, что он способен остановиться в том, что он делает. В состоянии нравственного падения его наслаждение, похоже, сводилось к преодолению всех чувств – даже самых сильных, в том числе страха и гнева, что он упоминает в исповеди Тихону. Подчеркивая степень своего самообладания, Ставрогин, отступая от основного рассказа, упоминает об одном из случаев победы над собой, когда «на семнадцатом году» ему удалось преодолеть укоренившийся «порок, в котором исповедовался Жан-Жак Руссо» (мастурбацию); он сравнивает себя с Руссо, признавшимся, что не мог избавиться от этой привычки на протяжении всей жизни.

В стремлении ко все более сильным ощущениям и удовольствиям того сорта, о котором идет речь, Ставрогин уже направил взгляд внутрь себя. Порывы и искушения, которые он хочет контролировать, включают не только те, которые должна подавлять совесть, но именно моральные побуждения, самые сильные с точки зрения той же совести. Именно в погоне за такими изысканными, извращенными удовольствиями он провел время накануне своего первого визита в город, предаваясь в Петербурге дебошам, результатом чего стала его женитьба на Марье Тимофеевне Лебядкиной и насилие над Матрешей. Ставрогин объясняет Тихону, что преступление над Матрешей он совершил от скуки и в состоянии внезапно возникшего желания, но в особенности ради того, чтобы получить удовольствие от преодоления собственного отвращения. Чтобы испытать свою силу воли, «он избрал жертву, которая более всего заслуживает жалости, и избрал ее именно по этой причине; он пытается убить само чувство жалости внутри себя»[589]. В процессе соблазнения девочки он чувствует жалость, и в результате волны страха накатывают на него после изнасилования[590]. В решающий момент этого эпизода, когда Матреша внезапно вспыхивает от стыда, а затем целует его, он явно ассоциирует свой страх с жалостью: «Лицо ее выражало совершенное восхищение. Я чуть не встал и не ушел – так это было мне неприятно в таком крошечном ребенке – от жалости. Но я преодолел внезапное чувство моего страха и остался»[591].

Все происходящее сосредоточено вокруг Ставрогина, тогда как некоторая эмоциональная пресность характерна для его рассказа о том, что, по его мнению, должна была чувствовать Матреша во время всего пережитого ею испытания. Крайний нарциссизм Ставрогина не делает его, однако, настолько могущественным и независимым, как он о себе заявляет; несколько раз в романе повествователь дает иное объяснение его поведению. Ставрогин – конечный, упаднический продукт той культуры чести и мужества, к которой принадлежал знаменитый декабрист и дуэлянт М. С. Лунин; о нем рассказчик сообщает, что самым сильным желанием таких людей было преодоление собственных страхов[592]. Лунин, каким представляет его рассказчик, уже психологически достаточно сложен; не довольствуясь победами над другими, он стремится победить себя, а именно свою величайшую «страсть» – страх смерти. Но, продолжает рассказчик, Ставрогин «отнесся бы к Лунину свысока, даже назвал бы его вечно храбрящимся трусом, петушком», потому что Лунину для преодоления разного рода страхов пришлось бы их ощутить, тогда как Ставрогин в большинстве случаев в общении с другими вообще не испытывает страха[593]. Диалектика гордости и чести развилась в нем до той степени, когда он более не желает драться на дуэли, так как дуэль будет означать, что он что-то хочет доказать другим, то есть окажется зависим от них. Свою гордость и независимость он поэтому будет выражать в намеренном бесчестии. Он представляет собой истинного кармазиновского нигилиста с его «правом на бесчестье»[594]. Ставрогин предстает таким, приехав в город в середине 1860-х и в конце концов вызвав скандал – укусив за ухо губернатора, – что приводит его в тюрьму[595]. Скандализация горожан, однако, лишь слегка развлекает Ставрогина; он переходит к тем преступлениям, в которых в итоге признаётся Тихону. Саму исповедь можно понять как попытку преодолеть стыд, самую сильную эмоцию в человеке чести, и, действительно, Тихон так ее и воспринимает. Но Тихон, не будучи уверен в том, что Ставрогин не знает чувства стыда, говорит ему, что его исповедь скорее смешна, чем ужасна, и предсказывает ему, что он не выдержит насмешек над собой[596].

Вопреки собственным заявлениям Ставрогин все же нуждается в других – для подтверждения собственной силы и достоинства. Его манипулирование Матрешей – последний эпизод в поисках получения наслаждения во власти; преданность его «ватаги» ему надоедает, как и воровство денег у бедного чиновника, совершенное им в промежутке между потерей перочинного ножа и соблазнением Матреши[597]. Соблазнение приятнее воровства по двум причинам: само