Частный детектив. Выпуск 1 - Чарльз Вильямс

В комнате роем носились голоса: гневный — Мэнгэна, истерически–насмешливый — Розетты, радостный — Барнэби. Только Эрнестина Дюмон с выражением усталости и презрения на лице продолжала хранить молчание. Целую минуту Хедли изучал воинственно серьезное лицо свидетельницы — Энни стояла, гордо откинув голову и сжав кулачки. Хедли, сохраняя агрессивное молчание, направился к окну. Тут доктор Фелл захохотал.

— А ну, не унывать! — призвал он всех присутствующих. — В конце концов мы же не изменили своего цвета. И я настаиваю на том, что это весьма разоблачающий факт. Гм. Ха–ха! Пойдемте, Хедли. Хороший завтрак — это именно то, что нам сейчас нужно!

Глава 17

ЛЕКЦИЯ О ЗАКРЫТОЙ КОМНАТЕ

На столе стоял кофе, винная бутылка была пуста, сигары — зажжены. Хедли, Петтис, Рэмпол и доктор Фелл сидели за столом вокруг лампы с красным абажуром в полутемном ресторане гостиницы. Они задержались дольше всех, и лишь несколько человек продолжали сидеть за соседними столиками в этот располагающий к безделью полуденный час зимнего дня, когда особенно остро чувствуешь уют камина, а за окном падает снег. На фоне тусклого блеска рыцарских доспехов доктор Фелл более чем когда–либо, напоминал барона–феодала. Он с презрительным видом разглядывал кофейную чашечку, которую, казалось, опасался проглотить. Доктор сделал широкий жест сигарой, прокашлялся и вполне дружелюбно объявил:

— А сейчас я прочту лекцию, друзья мои, по общей механике и развитию ситуации, известной в детективной литературе как “закрытая комната”.

Хедли застонал.

— Как–нибудь в другой раз, — предложил он. — Слушать лекции, когда у нас есть дела…

— А сейчас я прочту лекцию, — безжалостно повторил доктор Фелл, — по обшей механике и развитию ситуации, известной в детективной литературе как “закрытая комната”. Кхе. Всех возражающих просим опустить эту главу. Кхе–кхе!

Итак, джентльмены, для начала могу сказать, что в течение последних сорока лет, развивая свой ум чтением шедевров беллетристики…

— Если вы собираетесь анализировать неанализируемые ситуации, — перебил его Петтис, — при чем тут детективная литература?

— А при том, — доверительно произнес доктор, — что мы оказались героями детективного романа, и не делаем вид, что сами все знаем и лишь водим за нос доверчивого читателя. Давайте не будем искать оправданий тому, что мы ввязались в дискуссию о детективных романах, а честно воздадим хвалу благороднейшим устремлениям книжных героев.

Однако продолжим, джентльмены. Обсуждая эту тему, я не собираюсь искать аргументы путем навязывания каких–либо правил. Единственное, о чем я намерен говорить, — это о личных вкусах и пристрастиях. Перефразируя Киплинга, мы скажем: “Существует девять и еще шестьдесят способов организовать хитроумное убийство, и каждый из них — верный”. Вариант с “закрытой комнатой” является самым интересным в детективной литературе. Мне нравится, когда мои убийства часты, кровавы и нелепы. Я люблю, когда мой сюжет насыщен яркими красками и воображением, хотя не могу вспомнить, чтобы какая–либо история основывалась единственно на том, что она могла бы произойти в действительности. Я не намерен слушать унылый гул повседневности. Куда более предпочтительнее грохот Ниагары или звон колоколов собора святого Павла. Все подобные вещи, должен вам признаться, доставляют счастье и радость и не побуждают подвергать критике содеянное.

Некоторые люди, которым не нравятся мрачно–трагические оттенки, настаивают на том, чтобы их вкусы воспринимались как норма. Осуждая, они употребляют слово “неправдоподобно”. И таким образом они вводят себя в заблуждение, полагая, что “неправдоподобно” всего–навсего означает “плохо”.

Теперь, по–видимому, имеет смысл подчеркнуть, что слово “неправдоподобно” является единственным, которое не следует употреблять, предавая проклятью детективную литературу. Значительная часть нашей любви к детективам основывается на любви к неправдоподобию Когда совершено убийство А, а В и С находятся под подозрением, кажется неправдоподобным, что выглядящий вполне невинно Д может быть виновен. Однако именно он и является убийцей. Если Д имеет надежное алиби и дал показания под присягой, кажется неправдоподобным, что преступление совершено им. Однако именно им оно и совершено. Когда детектив обнаруживает на пряже щепотку угольной пыли, кажется неправдоподобным, что такой пустяк может иметь какое–то значение. Но это именно так. Короче говоря, мы подошли к тому месту, где значение слова “неправдоподобно” как в насмешку теряет смысл. Никакой правдоподобности вообще не может быть до самого конца книги. И если вы пожелаете увязать убийство с лицом, причастность которого маловероятна, вам вряд ли придется скучать, так как мотивы его действий в отличие от лица, первым попавшего под подозрение, менее правдоподобны и обязательно глубже завуалированы.

Когда у вас вырывается вопль “этого не может быть”, когда вам уже поперек горла все эти маньяки–убийцы, и при этом вы говорите, что вам эта история не нравится, — это достаточно честно. Если вам что–то не нравится, вы вправе об этом сказать. Но когда вы свое собственное отношение к чему–либо превращаете в узаконенный критерий оценки достоинства или даже правдивости истории, ваши слова звучали бы уже так: “Эти события не могли произойти, потому что, если бы они произошли, мне бы это не понравилось”.

Так где же правда? Мы должны проверить это на примере, условно именуемом “запертой комнатой”, так как этот случай в силу своей неправдоподобности оказался под наиболее ожесточенным огнем мнений.

К своему удовольствию скажу, что большинство людей испытывает интерес к запертым комнатам. С удовольствием признаюсь, что и я сам отношусь к числу этого большинства. Так посмотрим, что нового мы можем для себя открыть? Почему мы испытываем двойственное чувство, когда слушаем объяснения по поводу запертой комнаты? Вовсе не от нашего скептицизма, а просто потому, что подсознательно чувствуем какое–то разочарование. А от этого ощущения — что вполне естественно — всего один шаг к тому, чтобы все происходящее назвать неправдоподобным или просто нелепым.

Вкратце, чтобы быть точным, — разошелся доктор Фелл, размахивая сигарой, — отсылаю вас к тому, что рассказывал нам сегодня О’Рурк об иллюзиях, которые имеют место в действительности. О господи! Да разве может история иметь шансы на успех, если мы начинаем язвить даже по поводу происходящего в действительности? Уже сам факт, что это происходит, а параллельно с происходящим отлично уживаются и сами иллюзионисты, заставляет нас с вниманием относиться к подобным трюкам. Когда такие трюки встречаются в детективных романах, мы называем это неправдоподобным. Когда же это случается в повседневной жизни, мы вынуждены признать правдоподобность, однако, получив объяснения, попросту испытываем разочарование. Секрет разочарования в обоих случаях кроется в одном и том же — мы ожидаем слишком многого.

Видите ли, когда результат фокуса воспринимается как нечто магическое, ожидаешь увидеть магию и в процессе исполнения этого фокуса. Однако, если волшебства не обнаруживается, мы называем фокус надувательством. И, наконец, последняя черта характера убийцы, которую мы должны обсудить, — это непостоянство линии его поведения. Смысл эксперимента состоит в том, чтобы выяснить, может ли быть совершено убийство? Если да, то могло бы оно быть совершено без проникновения в запертую комнату? Человек исчез из запертой комнаты — так? Очевидно, что нарушение им законов природы дает ему право нарушать законы правдоподобия. Если человек изъявил желание стоять на голове, мы вряд ли согласимся, чтобы при этом его ноги оставались на земле. Примите это к сведению, джентльмены, когда будете давать оценку. Вы можете назвать результаты эксперимента неинтересными или еще как–нибудь — это дело вкуса. Однако остерегитесь заявлять, что это неправдоподобно или таит в себе уловку.

— Хорошо, хорошо! — заерзал на стуле Хедли. — Лично я не считаю себя большим специалистом в этом вопросе, однако, если вы настаиваете на лекции, тема которой, очевидно, имеет некоторое отношение к нашему делу…

— Да.

— …то при чем тут запертая комната? Вы сами сказали, что убийство Гримо не представляет для нас особой проблемы. Главная загадка в том, что человек застрелен среди пустой улицы…

— Ах, это! — доктор Фелл отмахнулся с таким презрением, что Хедли удивленно уставился на него. — Я уже знал разгадку, когда еще не рассеялся дым выстрела. Я вполне серьезно. То, что не дает мне покоя в настоящий момент, — это исчезновение из комнаты. И в поисках ключа к разгадке я намерен провести классификацию различных способов убийства, которое можно совершить в запертой комнате. Упомянутое вами преступление совершено одним из таких способов.