Мордант превыше всего! - Стивен Дональдсон

— Основная проблема заключается в недостатке не понимания, а воображения. — Мастер забрал у нее из рук бокал и отставил его в сторону. Голос его стал ниже, охрип. — Причем свидетельство этого — явное, но мы не принимаем его потому, что, как вы заметили, в это труднее поверить.

Его губы зависли над ней, мягко целуя; раз, затем снова. На второй раз она ответила ему, словно знала, что делает.

— Миледи, — выдохнул он, — совершенно очевидно, что вы не существовали до того момента, как появились при воплощении. Зеркало глупо. Зеркала показывают воплотимое, но мы не можем воспринимать через стекло звуки. А если вы пришли к нам из другого мира, — он снова поцеловал ее, — уже существовавшего до этого, — с каждым новым поцелуем ее ответ был все жарче, — то как же получилось, что вы разговариваете на том же самом языке, что и мы?

Но поскольку Джерадину удалось сделать зеркало, которое воплотило такую женщину, мне следует восхититься его вкусом.

На это раз его рот завладел ее губами и не отпустил. Его язык разжал ее губы. Она откинулась назад на подушки — его рука вынудила ее упасть туда, опрокидывая. На мгновение все ее чувства сосредоточились на поцелуе

— и на том, как правильно целовать самой. Все было действительно так, как говорил Мастер: ее создало зеркало. И потому она свободна в своих поступках. То, что она делает, не имеет ни малейшего значения. Сначала она не сознавала, что мастер расстегивает ее рубашку. Но его поцелуй был таким крепким, а рука такой опытной, что она не испытывала ни малейшего желания останавливать его.

— Мастер Эремис, — раздался голос, — миледи Териза, не хотели бы вы перекусить?

Эремис вскочил на ноги, в глазах его пылала ярость. Териза приподнялась на подушках и посмотрела на Джерадина.

На этот раз он появился из дверного проема, ведущего во внутренние покои; видимо, он воспользовался ходом для прислуги. И снова, как и раньше, его взгляд был уставлен куда-то между Теризой и Мастером. В руках у него был огромный поднос, на котором громоздились куски сыра, хлеб и несколько кистей винограда.

— Я подумал, что, обсуждая будущее Морданта, — сказал он тоном столь небрежным, что это прозвучало вдвойне оскорбительно, — вы вполне могли проголодаться. — С этими словами он прошел дальше в комнату. — Поскольку время завтрака давно уже миновало.

— Свиное дерьмо! — тихо выдохнул Мастер. Пальцы его согнулись когтями. — Это невыносимо! Неужели я должен закрывать даже двери, предназначенные для прислуги, чтобы держать вас подальше отсюда?

— Я ведь уже сказал вам, — уважительный тон Джерадина был почти неотличим от небрежного. — Я ваш должник. Я должен хоть как-то отблагодарить вас.

Териза с огромным трудом удержалась от смеха. Второе вторжение пригодника не вызвало замешательства; оно походило скорее на абсурд. И так же абсурдно вел себя Мастер Эремис, который казался достаточно разъяренным, чтобы по столь ничтожному поводу вырвать у Джерадина из груди сердце. Оказавшийся в явно неподобающем ему месте, посреди комнаты для совращения Мастера Эремиса, подчеркнуто вежливый Джерадин напомнил Теризе, почему он ей так нравится. Ей с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица.

Словно чувствуя, что он выглядит по-дурацки, Мастер Эремис выпрямился.

— Пригодник, я верю вам, — прошипел он, направляя указательный палец, словно острие копья, ему в лицо. — Вы хотите расплатиться со мной. Но расквитаться было бы более верным словом, не так ли? Вы мстите мне, потому что Гильдия смеялась, когда я предложил одарить вас мантией, и сейчас вы хотите расквитаться со мной, сводя меня с ума.

Послушай же меня, малыш. — Он старался выглядеть все спокойнее и спокойнее, несмотря на внутреннюю борьбу между волей и яростью, которая ощущалась в его голосе. — Я хочу, пригодник, чтобы вы немедленно ушли и оставили меня в покое. Я всегда был вашим другом, что бы вы обо мне ни думали. Но вы разрушите остатки дружелюбного отношения к вам, если это издевательство надо мной будет продолжаться. И гнев мой вам весьма не понравится.

Если Джерадин и проникся этой угрозой, то виду он не подал. Не глядя в сторону Теризы, он спросил — безразлично, небрежно:

— Миледи, хотите ли вы, чтобы я оставил вас здесь?

И лишь задумавшись над этим вопросом, она обнаружила, что не может дать на него ответ. Он ей нравился. Она хотела бы дать ему ответ, который бы понравился ему; она бы почувствовала себя лучше, если бы себя лучше почувствовал он. Но ее тело оказалось слишком близко к тому, чтобы узнать, что же такое ее женское естество — или, хотя бы, что под этим подразумевает Мастер Эремис. Териза внутренне дрожала, ноги не держали ее, она была не в силах подняться с дивана. Смятение ее стало еще сильнее.

— Вы что, слепы, пригодник? — Мастер почти шептал. — Единственное, чего она хочет, — это чтобы вы оставили ее в покое.

— Тогда… — на мгновение самоконтроль Джерадина ослаб, и боль проступила на его лице. — Мне следует уйти. — Его голос снова зазвучал ровно. — Пожалуйста, простите мне это безумное вторжение. Я был не прав.

Мастер Эремис гневным жестом указал на дверь. Джерадин развернулся и вышел тем же путем, каким и вошел.

— Глупец, — Эремис глядел вслед уходящему пригоднику. — Он считает, что можно играть со мной в игры. Но я в игры не играю. — Внезапно он сел рядом с Теризой. — Миледи, помните, в игры я не играю.

Она встретилась с ним взглядом и смотрела не отрываясь, пока не почувствовала, что трепещет. Если то, что она делает, не имеет никакого значения, то почему ее душа полна такой боли? Может быть, ее смятение было сильнее, чем ей казалось, и это изменило ее. Или, быть может, она испытывала непреодолимое желание защитить Джерадина. Но, какова бы ни была причина, Териза изумила саму себя, сказав так, словно привыкла комментировать поведение других людей:

— Я могу понять, почему он считает, что вы играете.

К ее удивлению, эта реплика вызвала у мастера интерес. Гнев его немного утих, испытующий взгляд остановился на Теризе. От этого его лицо стало казаться более привлекательным, чем в минуты неприкрытой страсти.

— Правда? Я удивлен. — Тон его был насмешливым, но вполне учтивым. — Что же такого я сделал, что произвел на вас подобное впечатление?

Она сделала попытку ответить ему откровенно, отчасти потому, что ей в радость было свободно говорить все, что она думает, а отчасти потому, что этот его вопрос вызвал у нее легкое замешательство, отняв у ее мысли рациональное зерно.