Мордант превыше всего! - Стивен Дональдсон

Она покачала головой:

— Он пытался. — Ее чувства были в смятении от благовоний, запахов пряностей и сбивающих с толку желаний. — Он хотел проверить, может ли он отправить меня обратно туда, откуда забрал. Чтобы у меня хотя бы был выбор и возможность вернуться. Но когда он вошел в зеркало, то оказался в мире вашего Воина.

— В самом деле? — он вопросительно изогнул бровь. — Так значит, именно ваша воля изменила воплощение?

Ей не хотелось бы так думать.

— Или же Джерадин сделал это за меня. Он, вероятно, даже не подозревал, что делает это. Похоже, он сам не знает, какой обладает силой.

— Она вспомнила, как Джерадин покидал зал заседаний, как вступался за нее, и впервые почувствовала к нему уважение. И пробормотала себе под нос: — Им следовало все же признать его Мастером.

— Тогда, — сказал Мастер Эремис твердо, — хорошо, что изменение воплотимого не стало предметом публичного обсуждения. Многие из Мастеров не смогли бы поверить в такие способности Джерадина и решили бы, что вы и есть тот самый могущественный воплотитель, которого все так ждут и боятся.

Но вы не воплотитель, как нам обоим хорошо известно. Я тихо шепну Мастерам, которым можно доверять, о происшедшем, и мы попытаемся найти объяснение тем вещам, которых вы не понимаете.

Пока он говорил, его рука обхватила ее талию. Дыхание Мастера обжигало ей волосы.

— Вы удовлетворены? Я жажду начать, наконец, исследование вашего женского естества.

Она почувствовала, что выбора у нее нет, что всякая возможность выбора осталась позади. Ее тело томилось в одеждах. Она вдохнула его дыхание, когда его губы оказались прижатыми к ее губам.

Но тут кто-то постучался в дверь.

Сначала стук был тихим: несколько деликатных ударов. Мастер Эремис оставил их без внимания. Его язык касался губ Теризы, придавая поцелуям вкус, какого она раньше никогда не знала. Но затем стук стал более настойчивым. Вскоре тот, кто стоял в коридоре, принялся колотить в дверь.

— Сучье отродье! — Эремис соскочил с дивана. Бормоча под нос проклятия, он подошел к двери, открыл засов и широко распахнул ее.

Териза увидела стоявшего в дверном проеме Джерадина.

Ей вдруг стало трудно дышать; она почувствовала, что лицо ее горит.

Он не смотрел на нее или на Эремиса, а словно бы внимательно изучал пространство точно между ними.

— Мастер Эремис, — сказал он спокойным, тщательно контролируемым голосом, — могу ли я чем-нибудь услужить вам?

— Услужить мне? — прорычал Мастер. — Почему вы решили, что я вообще нуждаюсь в ваших услугах? Убирайтесь отсюда.

— Я ваш должник. По непонятной причине вы предложили мне мантию Мастера. Я выполнил на сегодня все свои обязанности и пришел каким-то образом отплатить вам за ваше великодушие.

— Очень хорошо. Я весьма ценю ваш порыв. Но отплатите мне, пожалуйста, тем, — Мастер Эремис с видимым усилием удерживался от крика, — что оставите меня в покое.

После этих слов Джерадин поднял глаза и решительно сказал:

— Леди Териза достойна лучшего.

Затем повернулся и вышел.

Мастер Эремис снова выругался и рывком закрыл дверь, но поймал ее прежде, чем она хлопнула, мягко довел до конца и запер на засов. Затем повернулся к Теризе, и на его лице появилась отстраненная, особенная улыбка — улыбка, которая могла быть признаком уважения.

— Этот мальчишка бросает мне вызов, — пробормотал он. Голос мастера звучал так, словно он разговаривал сам с собой; но взгляд, который он бросил на Теризу, свидетельствовал, что он помнит о ее присутствии. — Придется мне о нем позаботиться.

Но через мгновение он уже позабыл про эти мысли и посмотрел на нее более настойчиво. Блеск в его глазах стал заметнее. Он вернулся к дивану, осушил свой бокал и снова сел рядом с ней.

Неумышленно, она все же чуть отодвинулась в сторону и теперь могла отгородиться от него поднятым бокалом. Ее щеки продолжали гореть: непонятно каким образом, но Джерадин заставил ее почувствовать, что потом она будет стыдиться того, что делает сейчас. «Леди Териза достойна лучшего». Что это могло бы означать? Он слишком мало знал ее, чтобы говорить такое.

Но то, как он произнес это — «Леди Териза достойна лучшего», — тронуло ее. И заставило отодвинуться от нависшего над ней Мастера Эремиса.

— Это мне напомнило кое-что, — голос Теризы был робким, даже просительным, но при этом она ощутила растущую отвагу — такую, что с трудом узнавала себя. Заканчивая эту фразу, она посмела встретиться с ним взглядом: — Он сказал, что вы не верите в мое существование. Помните? И вы подтвердили, что не верите, будто я существовала до тех пор, пока не появилась из зеркала? Это мне тоже непонятно.

— И в чем же? — Эремис был исполнен терпения.

Она попыталась объяснить:

— Я ничего не знаю о воплотимом. Я совершенно ничего не понимаю в этом. Но я пытаюсь. Мне легче поверить, что зеркало — нечто вроде окна. Оно позволяет смотреть из одного места на другое. Или из одного мира на другой. — Она надеялась, что он не заметит как сильно бьется ее сердце, как стесненно выходит из ее груди дыхание. Она не хотела, чтобы он понял, насколько важен для нее этот вопрос. — Гораздо труднее поверить, будто кусок стекла создает то, что вы видите в нем.

Пожалуйста, неужели вы действительно думаете, что я не существовала до тех пор, как вы впервые меня увидели?

— Ага, — он понимающе кивнул. — Как вы, наверное, уже знаете, миледи, это фундаментальный вопрос, который мучает и терзает Гильдию. Кроме того, Джойс еще более все запутал, настаивая на этической стороне всего этого дела — например, по какому праву мы воплощаем сюда воплотимое из его естественного окружения? Но я отвлекся, такой вопрос не может быть решен до тех пор, пока нет определенности в самом главном. Является ли зеркало окном, как вы выразились, или то воплотимое, что мы в нем видим, появилось только благодаря самому процессу создания зеркала и придания ему формы?

Говоря это, он придвинулся к Теризе плотнее, навис над ней. Его рука снова обхватила ее талию так, что ей некуда было деваться, и чары его снова начали брать верх. Она никогда не подозревала, что нежный запах пряностей может быть столь чувственным. Не в силах выдержать его взгляд, она смотрела на его губы словно бы наперекор своей неуверенности — не говоря уже о растущем смятении — и хотела, чтобы он целовал ее вновь.

— Основная проблема заключается в недостатке не понимания, а воображения. — Мастер забрал у нее из рук бокал и отставил его в сторону. Голос его стал ниже, охрип. — Причем свидетельство этого — явное, но мы не принимаем его потому, что, как вы заметили, в это труднее поверить.