Белая гардения - Белинда Александра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее голос дрогнул, и из пачки, лежащей на подлокотнике, она достала еще одну сигарету. Я подумала о той самой комнате.
Как долго вещи ее сыновей хранились там?
— Роуз говорила, что вы потеряли сыновей на войне, — сказала я и удивилась. На Тубабао я бы никогда не решилась задать кому-то вопрос, касающийся его прошлого. Тогда мне самой было так больно, что я не смогла бы принять в себя еще и чужую боль. Но сейчас мне вдруг захотелось, чтобы Бетти знала, что я понимаю ее тоску, ведь и во мне жило такое же чувство.
Бетти сжала руку, лежавшую на колене, в кулак.
— Чарли — в Сингапуре, а через месяц Джек. Это разорвало сердце Тома. После этого он уже никогда не смеялся. Потом и его не стало.
Та же тоска, которую я почувствовала в комнате сыновей, овладела мной и сейчас. Я протянула руку и коснулась плеча Бетти. Неожиданно она сжала ее. Ее ладонь была жесткой, но теплой. Глаза оставались сухими, однако губы дрожали.
— Ты молода, Аня, но понимаешь меня, — сказала она. — Те девочки, которые приходили сегодня в кафе, тоже молоды, но ничего не понимают. Я отдала жизни своих сыновей ради спасения этой страны.
Я встала со стула и опустилась на колени рядом с ней. Господи, как же я понимала ее! Наверное, как и я, она боялась ночью закрыть глаза, страшась снов, и даже среди друзей чувствовала себя одиноко. Вот только мне не дано было постичь горечь потери ребенка, тем более двух. Бетти была сильным человеком. Я чувствовала это, но вместе с тем осознавала, что, если на нее нажать слишком сильно, она разобьется вдребезги.
— Я горжусь, — твердым голосом произнесла Бетти, — что благодаря таким людям, как мои сыновья, эта страна все еще свободна, и молодежь, вроде вас, может приезжать сюда, чтобы давать жизнь новому поколению. Я сделаю все, чтобы помочь вам, и никому не позволю обижать вас.
Слезы потекли у меня по щекам.
— О Бетти!
— Ты, Виталий, Ирина, — сказала она, — теперь мои дети.
14. Общество
Однажды вечером в июле, когда Бетти показывала мне, как готовить фирменную запеканку из говядины с ананасами, в кухню, размахивая письмом, ворвалась Ирина.
— Бабушка приезжает! — закричала она.
Я вытерла руки о передник, взяла у нее письмо и прочитала несколько первых строчек. Французские врачи признали, что Розалина полностью выздоровела, и в консульстве уже готовились бумаги для ее поездки в Австралию. С тех пор как я последний раз видела Розалину, столько всего произошло, что мне не верилось, что уже в конце месяца она будет в Сиднее, Время прошло незаметно.
Я перевела новость Бетти.
— Когда твоя бабушка услышит, как ты говоришь по-английски, она тебя не узнает, — сказала она Ирине.
— Нет, она меня не узнает, потому что вы меня уж слишком хорошо кормили, — ответила Ирина, улыбаясь. — Я растолстела.
— Это не я! — воскликнула Бетти, продолжая нарезать свиную грудинку. — Думаю, это Виталий тебя перекармливал. Как только вы остаетесь в кухне вдвоем, я все время слышу хихиканье!
Мне показалось, что Бетти довольно смешно сострила, но Ирина вспыхнула.
— Виталию нужно будет починить свой «остин» до приезда Розалины, — заметила я. — Можно будет свозить ее на Блу Маунтинз.
Бетти закатила глаза.
— Виталий возится со своим «остином» с того дня, как я взяла его на работу, но до сих пор так ни разу и не выехал из гаража! Пожалуй, лучше организуйте экскурсию на поезде.
— Как думаете, мне удастся найти бабушке квартиру где-нибудь неподалеку? — поинтересовалась Ирина у Бетти. — Времени осталось не очень много.
Бетти поставила тарелку с запеканкой в духовку и включила таймер.
— У меня есть другое предложение, — оживленно произнесла она. — Внизу есть одно помещение, которое принадлежит мне. Я там храню вещи. Но это вполне нормальная комната, да и места там много. Если она вам понравится, я оттуда все уберу.
Она потянулась за кувшином, который стоял на буфете, и выудила из него ключ.
— Сходите туда с Аней, пока готовится обед, сказала Бетти, вручая ключ Ирине.
Мы с подругой сбежали вниз на первый этаж и по дороге наткнулись на Джонни, который выходил из своей квартиры.
— Привет, девочки, — поздоровался он, доставая пачку сигарет из кармана пиджака. — Я вот собрался прокатиться, хотя мамочка говорит, что будет дождь.
Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, наблюдая, как он широким шагом идет к воротам. В прошлое воскресенье Виталий сводил нас в зоопарк. Оказавшись у вольера с коалами, мы с Ириной переглянулись и одновременно произнесли: «Это же Джонни!» У нашего соседа были такие же апатичные глаза и вялый рот, как у этого австралийского зверька.
Комната, о которой говорила Бетти, находилась в конце коридора под лестницей.
— Как ты думаешь, когда Джонни репетирует, здесь слышно? — спросила Ирина, вставляя ключ в замочную скважину.
— Нет, между этой комнатой и комнатой, где у Джонни стоит пианино, есть еще две другие. К тому же, когда он репетирует, никто не жалуется.
Так и было. Когда Джонни начинал играть, кто-нибудь из нас тут же выключал радио, чтобы послушать его. «Moon River» в его исполнении всегда заставляла нас заплакать.
— Да, ты права, — согласилась Ирина. — Бабушке, наверное, понравится жить рядом с музыкантом.
Комната, в которую мы вошли, была забита старыми посудными шкафами, чемоданами и кроватями. Пахло пылью и шариками от моли.
— Эта кровать, вероятно, когда-то стояла в нашей комнате, — предположила Ирина. — Возможно, именно на ней спали Том и Бетти.
Ирина толкнула раздвижную дверь под лестницей и включила свет.
— Здесь ванна и туалет, — сказала она. — Хотя, мне кажется, бабушка могла бы принимать ванну и наверху.
Я открыла резную дверцу старинного шкафа: он был забит пачками чая «Бушелл».
— Что думаешь? — спросила меня Ирина.
— Я думаю, тебе нужно убрать все это. Бетти все равно рано или поздно придется продавать старые запасы, а мы заодно освободим комнату.
Утро, когда корабль Розалины вошел в сиднейскую гавань, выдалось потрясающе красивым. Летняя влажность была мне знакома еще по Шанхаю, там был примерно такой же климат, но я никогда не видела, чтобы зимнее солнце так ярко светило сквозь листву деревьев, а воздух был настолько свежим, что, казалось, от него можно было откусить кусок, как от сочного яблока. Здесь не было ничего общего с Харбином, где зима наступала медленно, в сопровождении снега, льда и темноты. От австралийской зимы хотелось бежать вприпрыжку, а на щеках появлялся румянец. Мы с Ириной решили встречать Розалину на причале. Счастливые, мы мчались туда, улыбаясь друг другу, не обращая внимания на попадавшихся по дороге австралийцев, которые кутались в пиджаки и плащи, жалуясь на «собачий холод» и на то, что «так недалеко и до обморожения».
— Сейчас, наверное, градусов тринадцать или даже больше, — сказала я Ирине.
— Бабушка подумает, что это лето, — засмеялась она. — Когда она жила в России, такая погода считалась теплой.
К счастью, корабль, на котором Розалина приплыла в Австралию, не был перегружен, как тот, который мы видели, когда приехали в Сидней. Однако на причале стояла целая толпа встречающих. Тут же был и оркестр Армии спасения, исполнявший «Странствующую Матильду», а также журналисты и несколько фотографов. По сходням чинно, друг за другом, спускались люди. Группка бойскаутов выбежала им навстречу, чтобы дать по яблоку каждому, кто спустился на берег.
— А откуда пришел корабль? — осведомилась я у Ирины.
— Из Англии, но по пути на борт взяли еще нескольких пассажиров.
Я ничего не ответила, но мне стало немного обидно, что австралийцам британские эмигранты были явно больше по душе, чем мы.
Мы стали всматриваться в лица прибывших в надежде побыстрее увидеть Розалину.
— Вон она! — закричала Ирина, показывая куда-то на середину сходней. Я присмотрелась внимательнее. Женщина, которая спускалась по ступенькам, не была похожа на ту Розалину, которую я знала на Тубабао. Когда-то мертвенно-бледная кожа теперь была покрыта здоровым загаром, и шла она, не опираясь на трость. Темных пятен, просвечивающихся из-под кожи, больше не было. Заметив нас, она закричала:
— Ирина! Аня!
Мы обе бросились к ней. Обнимать ее такую, здоровую и радостную, было непривычно.
— Дайте-ка я посмотрю на вас! — воскликнула она, отступая на шаг. — Вы обе замечательно выглядите. Миссис Нельсон, наверное, о вас хорошо заботится!
— О да! — сказала Ирина, смахивая со щеки слезинку. — Ну и как ты, бабушка? Как ты себя чувствуешь?
— Я никогда и не думала, что мне может быть так хорошо, как сейчас, — сказала Розалина, и по блеску глаз и загоревшей на солнце коже было видно, что она не притворяется.