Блуждающий огонь - Джеймс Купер

— Все к лучшему, — сказал он, — я предпочитаю умереть, чем жить без вас. Судьба оказалась милостивой ко мне, подарив мне такой конец.

— О Рауль! Все от Бога. Не злоупотребляйте Его долготерпением в эту ужасную минуту; смирите гордость вашего разума и молите Небо о помощи.

— Бедная Джита! Вы одна из миллиона, ум которых поработили церковники. Ну, а скажите, думаете вы, что Бог простит вам вашу привязанность к такому человеку, как я?

Джита опустила голову и закрыла себе лицо обеими руками. После короткой молитвы она подняла голову и обратила к Раулю взгляд, полный чистой, горячей любви. Рауль все лежал на спине с глазами, устремленными на небесный свод. Когда-то он серьезно занимался астрономией, серьезнее, чем можно было бы ожидать при таком небрежном воспитании, которое он получил, им была усвоена привычка к размышлению, и познания, почерпнутые им, произвели на него сильное впечатление, хотя и не затронули сердца. Наступившая страшная минута не могла не оказать на него влияния, и это неизвестное, на волоске висящее над ним будущее невольно направляло его мысли к равно неизвестному ему Богу.

— Знаете, Джита, — сказал он, — ученые говорят, что все эти сверкающие звезды, по всей вероятности, такие же населенные миры, как наша Земля, и что наша Земля кажется звездой, и то не из больших?

— А что все это значит перед силой и величием Того, Кто создал мир, Рауль? Забудьте все, созданное Им, и думайте только о самом Создателе.

— Слышали вы когда-нибудь о приборах, изобретенных людьми, посредством которых они не только могут следить за движениями всех этих миров, но даже проследить это движение на целые века вперед?

— А вы знаете, Рауль, что такое человеческий разум?

— Это часть его природы, высшее ее свойство; это то, что делает его господином земли.

— Это верно, но кроме того надо помнить, что ум человека есть только ничтожный обрывок, едва заметный, отделившийся от Божественного духа, и в этом-то смысле и говорят, что человек создан по образу Божию.

— Вы полагаете, Джита, что человек — Бог?

— Рауль, Рауль! Если вы не хотите, чтобы я умерла вместе с вами, не истолковывайте так моих слов!

— А для вас было бы тяжело умереть вместе со мной, Джита? Для меня было бы величайшим счастьем вместе покинуть это место и переселиться в другое.

— В какое? Вы подумали об этом, Рауль?

Рауль ничего не отвечал ей. Его глаза как очарованные были прикованы к одной звездочке, особенно и необыкновенно блестящей, как ему казалось, а новые мысли пока еще в каком-то еще неясном тумане кружились у него в голове. Бывают в жизни человека особые минуты просветления, так было и теперь с Раулем; луч истинного света проник в сознание умирающего и принес свои плоды. Рауль был взволнован новыми для него ощущениями.

— Как учат ваши священники, Джита, — спросил он, — могут ли в будущей жизни встретиться и продолжать любить друг друга те люди, которых соединяла привязанность здесь на земле?

— Загробная жизнь, Рауль, будет или вся любовь, или вся ненависть. Я стараюсь надеяться, что мы там встретимся. Мой дядя твердо убежден в этом.

— Ваш дядя, Джита! Как! Карло Джунтотарди? Он, который кажется совершенно неспособным думать об окружающих предметах, он в состоянии размышлять о таких далеких и великих вещах?

— Как вы его плохо знаете, Рауль! Именно потому, что его ум постоянно занят отвлеченными вопросами, он так безразлично относится к окружающему.

Рауль ничего не ответил. Страдания от раны, по-видимому, возобновились с удвоенной силой, и Джита с чисто женской чувствительностью и нежностью сосредоточила все свое внимание на том, чтобы всеми маленькими, от нее зависящими заботами насколько возможно смягчить их. Затем она опустилась на колени возле его постели с горячей молитвой о спасении его души. Около часа прошло таким образом. Кругом все спали, обессиленные усталостью; бодрствовали только Джита и умирающий.

— Джита, — сказал, наконец, Рауль слабым голосом, — эта звездочка притягивает меня; если это действительно целый мир, то его создала всемогущая рука. Никогда случай не создавал даже корабля, как мог бы он создать мир? Мысль, дух, разум должны были руководить созданием как того, так и другого.

Давно не выпадало на долю Джиты минуты такого счастья. Наконец, Рауль, по-видимому, готов был отречься от ложной философии, бывшей тогда в таком ходу, и благодаря которой очерствело все, что было хорошего в его натуре, и затуманился такой ясный рассудок. Раз попадя на настоящую дорогу, его мысли должны были вывести его из заблуждения всей его жизни, и теперь Джита с полной верой полагалась на милосердие Божие.

— Рауль, — шепотом позвала она его, — на этой звездочке присутствует Бог, как находится Он с нами здесь на скале; Его дух везде. Ищите его благословения, просите его милости, и вы получите вечное блаженство!

Ответа не было. Глаза Рауля были по-прежнему обращены все к той же звездочке, и он казался погруженным в глубокие размышления. Джита не хотела их прерывать, и, снова опустившись на колени, она опять углубилась в молитву. Минуты уходили за минутами, и никто из них, казалось, не имел желания говорить. Но вот Джита очнулась. Пора было дать раненому прописанное доктором лекарство. Джита встала, чтобы приготовить его.

Глаза Рауля все так же были прикованы к звездочке, но губы, любовно улыбавшиеся перед тем, были сжаты как бы в минуту страшной борьбы: Рауль Ивар перестал существовать.

Ужасную минуту пережила Джита, когда поняла истину. Никто кроме нее еще не знал об этом, все были погружены в глубокий сон, следующий за крайним утомлением. Первым ее движением было броситься на труп любимого человека и, целуя горячими губами его бледные щеки и холодные губы, вылить в этих поцелуях всю свою безграничную любовь к нему, так долго ею сдерживаемую, проявить такую страстную любовь, отсутствием которой так часто упрекал ее Рауль; она чуть не лишила себя жизни в эти первые минуты отчаяния, и только вера ее и набожность спасли ее. Она снова ушла вся в молитву, отдаваясь под защиту своего небесного Отца, как привыкла это делать во все трудные минуты жизни. И молитва принесла ей облегчение, вооружила покорностью воле Божьей, если и не дала полного успокоения.

Положение Джиты было трогательно. Все спало кругом, и спало, казалось, так же крепко, как и тот, которому не суждено было более просыпаться вплоть до великого последнего судного дня. Огонь, разложенный экипажем английской гички, еще не погас и освещал бледным светом развалины и спящих людей в разных положениях по скалам и безжизненные останки молодого корсара. Но время от времени вдруг налетал сильный порыв северного ветра, раздувал пламя костра, и вся картина становилась более внушительной, более реальной.