Там, где мы служили... - Олег Верещагин

— Они, наверное, к тебе стадами…

— Не без этого, — с оттенком гордости ответил Билли…

…Брели они себе и брели, иногда начинали переговариваться, потом — снова тащились молча. Пару раз ели на ходу. Болото затягивало, как дурной сон, и проснуться можно было лишь одним способом — выбраться из этой жути.

К вечеру они шли уже на одной воле. На вечном резерве любого северянина. Северянин передвигает ноги на чистой воле иной раз даже уже без сознания…

— Всё. Шабаш, как русские говорят, — Билли вдруг остановился. — Будем ночевать.

— Гхте? — с одышкой спросил Витька. — Бо… лото…

Билли прислонился к искривлённому древесному стволу (с трудом можно было узнать какую-то мутацию… берёзы). С явным усилием вытянул из грязи левую ногу, скривившись, рассмотрел ступню. Не отрываясь от этого занятия, произнёс:

— Как устраивают ночлег на болоте? Зачёт, товарищ штурмовик…

…«Зачётный ночлег» устроили за полчаса. На четыре кола с Y-образными развилками, глубоко вбитые в более-менее твёрдое дно, положили прямоугольником жерди, на них настлали ветки. Получился помост на высоте метра над жижей, больше похожий на пыточное ложе. Но на нём было сухо и почти безопасно.

Сидя на этом «нашесте», они перекусили рыбой, почти её, к сожалению, уничтожив. Молодым организмам требовалась подпитка — за сегодняшний марш и к завтрашнему… Потом завалились на неудобное ложе, перебрасываясь шуточками по поводу звуков на болоте. Повозились немного — и уснули. По крайней мере, Витька был уверен за себя. Потому что, два прекратив двигаться, он словно в колодец ухнул…

…Из этого колодца он карабкался очень долго и очень неохотно. Хотелось спать… но что-то мешало. «Землетрясение,» подумал Витька сонно, потому что настил ходил ходуном. Но именно эта мысль и вытряхнула его из сна, как из тёплого одеяла.

Сперва он совершенно не понял, что к чему. Настил в самом деле трясся, как вибростенд… Витька сел. Широко раскрытыми глазами уставился во тьму. Потом резко обернулся.

Билли трясло. Он скрючился в несколько раз, подтянул колени к подбородку и держался ладонями за ступни. Витька дотронулся удивлённо до плеча Билли — тот был горячий, как автомат после стрельбы, но в то же время со всего тела катился, мешаясь с грязью, липкий пот. Зубы Билли вышибали дробь, глаза были приоткрыты, но закачены — виден только белок.

— Билли! — изумлённо и испуганно выдохнул Витька, тряся спутника за плечи. — Билли, ты что?!

Приступ лихорадки прошёл у Билли лишь к восьми утра. Всю ночь его колотило и корёжило. Помочь ему Витька ничем не мог — только сидел рядом, держа его руку в своей и чуть не плакал от жалости при виде полной беспомощности англичанина.

Около восьми Билли распрямился, легче задышал и вспотел ещё сильней. Под глазами резко обозначились чёрные круги, но эти самые глаза он хотя бы открыл — и глаза были нормальные.

— Так и знал… — он нашёл в себе силы улыбнуться, раздвинув сухие, в белой корке, губы. — Вик… я думал, не догонит…

— У тебя что — малярия?! — до Витьки только сейчас это дошло. И стал доходить весь ужас их положения.

— Я от неё в своё время чуть не умер, — Билли на миг прикрыл глаза, потом открыл снова, глянул прямо и жёстко. — Поэтому я хоть и сын наследного графа… но сам — не граф. И не буду. Изъян…

— Да к чёрту твои… — Витька потёр лоб. — Скорей уходить отсюда надо! Ты же тут загнёшься!

Он соскочил в грязь. Сперва ему показалось, что у друга… да, у друга, у кого же ещё?!. Снова начинается приступ, но потом он понял, что Билли просто смеётся:

— Я часа три… буду лежать… пластом. И до вечера — как… пьяный. Ты… вот что… — он отвернулся. На шее набухла артерия. — Иди-ка. На восток. Просто… держи направление и иди. Выберешься, ты же не слепой и не дурак… А я отлежусь, — он явно убеждал сам себя. — Я отлежусь и как-нибудь… тоже… и вот что, — он повернулся, даже привстал. Помолчал, изучая Витьку пристальным холодным взглядом, что-то оценивая и просчитывая. — Когда выйдешь — отправляйся на Старую Родину. Добейся встречи с Третьим Лордом Адмиралтейства…[62] Скажи ему: «И-Би для Его Величества. В Йотунхейме плюс.» Запомни, сделай это — ради нашего общего дела… поверь… это — крайне важно… важней всей этой здешней войны… — голос Билли стал вновь горячечным, как бред умирающего, словно у него опять начался приступ… но — полным страшной силы убеждённости.

— Ты… — Витька нахмурился — Ты что… ты?!.

Билли сделал резкий жест. Улёгся снова и коротко сказал:

— Просто сделай, что я прошу. Запомни и сделай.

— Иди к чёрту, — проникновенно ответил Витька. Билли молчал — он уснул, уснул за какую-то секунду, замученый ночный приступом.

Витька несколько минут стоял, опираясь руками о настил. Потом выругался так, что возмущённо заорали лягушки в окружности полукилометра.

— Так, — сказал он хрипло и решительно. — Ну тогда я тебя понесу.

На втором километре он упал первый раз. Не потому, что споткнулся — а от усталости. И это было самое страшное.

На пятом он падал через каждые сто метров и всхлипывал от злости. Но волок Билли, который даже при падениях не приходил в себя и только тяжело дышал, мотаясь за спиной русского. И норовя соскользнуть…

Болото кишело равнодушной жизнью. Эта жизнь ждала одного — когда двое упрямых людей свалятся совсем и можно будет ими заняться как следует…

Билли очнулся и пошёл сам. Точней — потащился, наваливаясь на каждом шаге на плечо. И всё-таки идти сделалось легче. Но уже под вечер начался второй приступ, и Витька в одиночку мастерил настил, кое-как устроив Билли на толстом корне одного из деревьев и то и дело поворачиваясь проверить — не упал ли тот в грязь? Когда они улеглись, Витька сам был похож на малярийного — потный, руки трясутся, в голове стоял гул.

— Завтра я тебя вытащу, — побещал он Билли. — Завтра дойдём до озера. Дойдём…

…Поспать не удалось. Среди ночи Билли понёс несусветную чушь, разбудил Витьку и бредил практически до утра — звал отца и мать, разговаривал с погибшими товарищами, постоянно пытался начать какой-то доклад и сам себя обрывал… С рассветом Витька поволок его дальше. Хотелось спать. Хотелось жрать. Хотелось бросить Билли и ещё утопить его поглубже, потому что без него идти будет — просто роскошно-легко! Тот, придя в себя, сколько-то шёл сам, потом свалился. Витька его поволок, Билли начал монотонно просить Витьку его оставить. Витька вслух снова и снова обещал ему как раз это самое — и волок. Волок. Волок…

До вечера край болота так и не появился. У англичанина снова начался приступ, и снова пришлось остановиться. Витька боялся, что у того не выдержит сердце. Это было бы обидней всего. Ещё пугала мысль, что без Билли он спутал дорогу и идёт сейчас не к озеру, а вглубь болот. Нет, слишком страшно…

… - Сегодня выйдем, — побещал он утром, взваливая Билли на плечи. — Есть хочешь?

— Пить… — еле слышно сказал Билли. Он больше не просил его бросить — просто висел за спиной и иногда стонал. — Воды… чистой… пожалуйста-а-а…

…И снова — шаг, шаг, шаг. По колено в грязи. По пояс в грязи. По скользким корням. Собственное дыхание хрипело где-то в груди, как в пустой, гулкой трубе, то и дело носом начинала идти кровь.

Витька продолжал тащиться ещё метров двести уже после того, как вышел из болота. Только когда озёрная вода коснулась ног — он остановился, покачиваясь, недоумённо посмотрел вперёд на зеленоватые мелкие волны — и сел на песчаный берег, выдохнув:

— Пришли.

8

Малярия — странная болезнь. Она запросто может за три дня укокошить крепкого человека. И в то же время — сразу отпускает, стоит только выбраться из заражённого района. Пока Витька шастал вдоль берега (не очень даже далеко), Билли пришёл в себя почти совершено и сидел на песке, когда русский вернулся. Выглядел он страшненько, что и говорить, но бледно улыбнулся, подняв голову:

— Видишь — живой…

— Ну и отлично, — весело сказал Витька, бросая на песок охапку хвороста и связку… мышей. Правда — крупных, с котёнка… — А я тут похотился… — пояснил он, снимая с шеи медальон. — Там нор — до чёртовой матери… я и надёргал. И ещё ловушку там поставил на тропинке… кто-нибудь попадётся. Утром проверим, перед уходом…

— Вик, — перебил его Билли и протянул руку. — Виктор…

— Ой, вот только про это не надо! — Витька сморщился, продёргивая струну по деревяшке. — Я же без тебя тут заблужусь… вот и не бросил…

Билли тихо засмеялся и кивнул:

— Ладно, пусть так.

К вечеру Билли оправился совсем и принял участие в соружении убежища на ночь — на поваленный ствол дерева они положили густо сухие палки, а их засыпали травой и листьями. Получился длинный узкий шалаш, в который они и заползли с разных концов, голова в голове.