И.о. поместного чародея. Теперь уж все - Заболотская Мария

-Констан, милейший, – пропыхтела я, изо всех сил повиснув на поводьях. – Сходи-ка, поищи боярышник и наруби кольев. И подлиннее.

-Это чтоб в волкодлака ими тыкать?

-Ну а куда же! – гаркнула я, а потом, понизив голос, сообщила Гонорию, которого уже успела возненавидеть:

-Но если ты не поможешь нам его найти, то станешь первой в истории лошадью, которую посадили на кол!

Уж не знаю, насколько лошади разумны, но после этого Гонорий нехотя сделал пару шагов вперед, а я от неожиданности шлепнулась на весьма колючий куст.

Дело сдвинулось с места: конь с большой неохотой шел за мной, для порядка упираясь через каждые два-три шага. Неподалеку были слышны глухие удары и треск ветвей – Констан сокрушал приглянувшееся ему в качестве боярышника дерево горе-лопатой. Виро дремал, подложив под голову плащ.

Вскоре обнаружился еще один изъян народного способа борьбы с волкодлаками. Уж не знаю, каких лошадей использовали герои песен и сказаний – быть может, то были специальные снулые и покладистые животные, наподобие тех, что смиренно вращают мельничные жернова. Эти славные непарнокопытные тихо и мирно брели за владельцами, не обращая внимания, куда те их тащат – в овраг или же по отвесной скале. И лишь почуяв волкодлачий дух, они останавливались как вкопанные, впрочем, не причиняя хозяину никаких хлопот вроде падения в заросли ежевики, и знаками поясняли, в какой именно могилке затаилось чудовище. А потом еще и копать помогали.

То ли дело Гонорий – существо избалованное, испорченное и ничего не соображающее в охоте на нежить. Он пятился и от могилок, и от кустов, и от ежей, потревоженных нами в кустах. Если бы я принимала всерьез все его взбрыкивания и замирания, то следовало бы признать, что львиная доля воротищенцев стала волкодлаками после своей кончины, а ежи-оборотни – бич дальних и ближних окрестностей.

-Вот, госпожа Каррен, нарубил я колышков! – ликуя, оповестил меня Констан, появившийся на нашем пути, и Гонорий немедленно попятился от него, явно намекая, что именно в Констана следует ткнуть колом в первую очередь. Тут я с ним была солидарна в некоторой степени, поэтому даже не обозвала «тупой скотиной», как делала это последние полчаса, извлекая из себя особо крупные колючки.

Я осмотрела колья, годные на то, чтоб подвязывать к ним на огороде огурцы. Две штуки были осиновыми, один – ореховый, а последний – откровенно березовый.

-Отличный боярышник уродил в этих краях, – радушно сказала я. – Ну, что ж, продолжим поиски…

Надо сказать, что к тому моменту я уже смирилась, что все мои намерения пошли прахом, тем более что находить и откапывать волкодлака я не собиралась. Поэтому в моей голове оформилась мысль о том, что стоит еще немного побродить по кустам, затем сказать своим спутникам, что мы ошиблись кладбищем и вернуться домой. Ясное дело, что это был никудышный план, но он включал в себя ужин и сон в чистой постели. На данный момент это компенсировало все его недостатки.

В душе моей воцарился относительный покой. Гонорий исправно пятился и дергал головой, пихая меня из одних кустов в другие; Констан волок охапку кольев, кося глазом на коня и явно пытаясь обнаружить в его поведении хоть что-то необычное. «Вот до того дерева дойдем и все», – подумала я, привычно выбираясь из колючих зарослей.

-Ишь негодяи-то какие!!! – вдруг раздался дребезжащий старческий голос. – Что удумали, ироды! Кобылу свою жирную на кладбище выпасывать!!! На людских костях!

На тропинке стояла бабка весьма грозного вида с пучком полевых цветов в руке.

-Последние времена пришли, не иначе! – вещала она. – Хвала богам всемилостивым, не дожил мой покойный муж, чтоб увидеть эдакое непотребство. Покойники ить в гробах переворачиваются, чуют, что над их головами скот четвероногий копыта свои в землицу освященную впечатываить по людскому попущению! Но ничего, будет вам наука, как подохнет ваша кобыла в страшных мучениях. От кладбищенской-то травы да яблочек смерть лютая, падучая, судорогами и кровавым потом известная!

Я бросила взгляд в сторону Виро, рядом с которым возвышалась горка яблочных огрызков, потом перевела взгляд на Гонория, как-то подозрительно ехидно прядущего ушами. Мне вспомнилось, как берейтор в Академии говаривал с уверенным видом: «Конь – он поумнее человека будет».

-Да мы ить не пасем коня! – вступил в беседу Констан. – Мы тут по другому делу…

-Проезжали мимо, остановились передохнуть, а конь отвязался и сбежал. Вот мы его и ловим, – торопливо закончила я.

-Не похоже что-то, – бабка подозрительно прищурилась. – Я за вами давно наблюдаю. Не сбегала ваша скотина копытная. Вы ее туды-сюды водите, чтоб нанести урона поболее.

-Взмылился он просто, – перешла я в наступление, поняв, что бабку так просто не проймешь. – Вот и водим, чтоб поостыл и не захворал.

-Взмылился, говоришь? – прищур бабки стал просто физически неприятным. – Ить вы на нем втроем галопом скакали?

-Да, – твердо сказала я. – Сейчас он передохнет немного, и дальше поскачем.

Тут Гонорий сделал попытку встать на дыбы и истерически заржал. Все же, несмотря на всю свою разумность, шуток кони иногда не понимают.

Старушенция смерила нас испытующим взглядом с ног до головы, отчего даже у Гонория осанка стала лучше, и процедила:

-Ладно, езжайте, коли так.

И поковыляла обратно, заставив меня испустить вздох облегчения. Что-то мне подсказывало: местные жители не обрадовались бы, если б узнали, что кто-то роется на их кладбище, хотя они сами об этом не просили. Еще неизвестно, что тут судачат по поводу моего прошлого визита. Хорошо, что я без мантии – может, и не признают. И просто замечательно, что бабка решила убраться восвояси. Самым разумным будет как можно скорее последовать ее приме…

-Госпожа Каррен, – скороговоркой протарахтел мне на ухо Констан. – А правду говорят, что волкодлаки, когда людьми были, при жизни отличались крайней везучестью и отвратной харей?

-Ну да, – не особо задумываясь, подтвердила я сей известный факт на свою же голову. А ведь могла и сообразить, зачем ему знать, правда ли…

-Бабушка! Бабушка!!! – заорал мой ученик, заставив меня в очередной раз похолодеть от ужаса. – Подождите минуточку!!!

Мне оставалось только беспомощно наблюдать, как Констан бодрыми прыжками мчится за бабкой, а потом с жаром описывает ей что-то. Бабка степенно кивала головой, его слушая, что-то принялась говорить, а потом и пальцем ткнула куда-то в сторону яблони, под которой дремал Виро.

Сияющий Констан такими же заячьими прыжками вернулся ко мне, и дрожащим от счастья голосом, произнес: