Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

Президент России требовал обеспечить ему возможность разговора с Назарбаевым прежде, чем Горбачев начнет того обрабатывать. Он поручил задание Александру Коржакову, но тому оставалось лишь ждать. Попытка убедить старшего в диспетчерской службе Внуково-2 передать сообщение на самолет Назарбаева ничего не дала. Генерал ответил, что у него другой начальник и что он не хочет и не будет выполнять просьбы полковника Коржакова. Последний в мемуарах сделал вывод: “Двоевластие всегда чревато тем, что люди в этот период ни одну власть не признают. Горбачева уже всерьез не воспринимали, издевались над ним. А Ельцину не хватало рычагов власти”. Позднее выяснилось, что Горбачев запретил авиадиспетчерам соединять кого бы то ни было с президентом Казахстана, пока тот летит в Москву30.

Ельцин все-таки дозвонился Назарбаеву – уже после того, как тот приземлился в Москве, – и принялся доказывать, что образованием СНГ они с Кравчуком и Шушкевичем воплотили в жизнь идею, высказанную самим Назарбаевым в 1990 году: новый четырехсторонний Союз. Назарбаев пообещал приехать в Вискули. Кебич даже отправил на аэродром машину встретить старого друга из Алма-Аты, однако Назарбаев не появился. Сначала выяснилось, что пришлось дозаправлять самолет, затем – что в Беловежскую пущу глава Казахстана не заглянет, ограничившись Минском, а после – что останется в Москве еще на сутки. По слухам, Горбачев уговорил гостя не ехать в Вискули, предложив ему (эфемерный в то время) пост председателя Совета Министров СССР. Министр иностранных дел Белоруссии Кравченко рассказывал:

Известие, что Назарбаев не прилетит, произвело на всех тягостное впечатление. В тот момент оставалось только гадать, какие аргументы нашлись у Горбачева, чтобы Назарбаев изменил свои планы. Уж не готовится ли Горбачев и впрямь применить силу? И тут-то [председатель КГБ Белоруссии] Эдуард Ширковский зловеще пошутил: “А ведь достаточно одного батальона, чтобы всех нас тут прихлопнуть… ”31

Но Ширковский вовсе не шутил. В первой половине дня 8 декабря он подошел к премьер-министру Кебичу:

– Вячеслав Францевич, это же самый настоящий государственный переворот! Я доложил обо всем в Москву, в Комитет [государственной безопасности]. Жду команды Горбачева.

Кебич остолбенел. “Я вроде бы не робкого десятка, – вспоминал он. – Но от этого сообщения забегали по спине мурашки, руки похолодели. Как ветром сдуло хмель”.

Председатель правительства спросил главу тайной полиции:

– Ты думаешь, команда последует?

– А как же! Ведь налицо факт государственной измены, предательства, если называть вещи своими именами. Поймите меня правильно, я не мог не реагировать. Давал присягу.

Кебич предпочел бы услышать совсем другое.

– Ну хотя бы меня предупредил!

– Боялся, что не согласитесь. Да и не хотел втягивать вас. В случае чего всю ответственность возьму на себя.

Ширковский явно желал услужить двум господам сразу32. Премьер-министр не стал посвящать Шушкевича в подробности своей беседы с председателем КГБ. С другой стороны, нельзя исключать, что тот поставил в известность Ельцина или Кравчука. Гостям пришло на ум, что пора бы дать отдохнуть и хозяевам. Назарбаев задерживался в Москве, и не могло быть сомнений в том, что Горбачеву доложили, чем завершились переговоры в Вискулях. Связь усадьбы с миром успели к тому времени восстановить, и журналисты уже передали свои репортажи в редакции. Доведение новостей до сведения миллионов в бывшем уже СССР и за рубежом должно было стать лучшей защитой от нападения. Когда гости Вискулей собрались в холле, ожидая поездки на аэродром, главы теперь независимых государств уединились в апартаментах Ельцина. Первый звонок они сделали человеку, во власти которого фактически находились – министру обороны СССР Евгению Шапошникову. В первые дни после августовского путча Шапошников получил этот пост благодаря настойчивости Ельцина. За три месяца подчиненный верховного главнокомандующего СССР не дал Борису Николаевичу повода усомниться в своей преданности.

Президент России дозвонился Шапошникову в десятом часу вечера по московскому времени. Он уведомил министра, что три страны образуют СНГ, и зачитал отрывки из договора, касавшиеся обороны. Шапошникову понравился способ решения проблемы стратегических вооружений: сохранение единого командования. Борис Николаевич нашел еще одну причину, в силу которой Евгению Ивановичу стоило держать его сторону, а не сторону Горбачева. Среди подписанных 8 декабря документов было решение о формировании Совета обороны СНГ. Первым постановлением этого органа Шапошникову поручалось командование стратегическими силами СНГ. Эту должность он принял. Маршал писал позднее, что “инициатива руководителей трех республик, по-видимому, вносила некоторую определенность, помогала обществу выйти из тупика”33.

Едва Шапошников положил трубку, как ему позвонил на удивление хорошо осведомленный Горбачев. “Ну, что нового? – спросил вроде бы еще верховный главнокомандующий. – Ты ведь только сейчас разговаривал с Ельциным.

Что там в Белоруссии?” Его собеседник не знал, что ответить. “Он извивался, как уж на сковородке, – писал Горбачев в мемуарах, – но все же сказал, что ему звонили, спрашивали, как он смотрит на характер объединенных Вооруженных Сил в будущем государственном образовании. Откровенно врал”. Если же верить Шапошникову, Горбачев сказал: “Не вмешивайся не в свое дело, предупреждаю!” Затем президент бросил трубку. Сергей Шахрай позднее утверждал, что Горбачев в тот вечер пытался дозвониться командующим военными округами. При фактическом дезертирстве министра обороны верховному главнокомандующему осталось лишь просить поддержки у чинов пониже. Но у него ничего не вышло. Егор Гайдар после рассказывал, что Горбачеву не удалось найти ни единого верного полка. Ельцин и его приближенные не уставали обхаживать генералов. Один раз, звоня из Вискулей, помощники президента России, желавшие связаться с Павлом Сергеевичем Грачевым, первым заместителем Шапошникова и спасителем Ельцина во время путча, по ошибке попали на пресс-секретаря президента СССР – Андрея Серафимовича Грачева34.

Заручившись поддержкой Шапошникова, руководители трех восточнославянских государств отважились на звонок в Кремль. Ельцин говорить отказался, поэтому деликатное задание поручили Шушкевичу как хозяину. Но перед этим Бориса Николаевича соединили с Джорджем Бушем. По словам премьер-министра Белоруссии, российский лидер торопился со звонком в Вашингтон, пока никто из Вискулей не переговорил с Горбачевым. Ельцин якобы ответил тем, кто предлагал ему не нарушать субординацию: “Во-первых, СССР больше не существует, Горбачев – не президент и нам не указ. А во-вторых, во избежание неожиданностей лучше пусть он узнает об этом как о факте свершившемся, который уже нельзя отменить”. Шушкевич согласился. По словам

Кебича, председатель Верховного Совета Белоруссии видел в звонке Бушу страховку. Кравчук давал объяснение в подобном же духе: “Это чтобы мир знал, где мы и что за документы принимаем. На всякий, как говорится, случай”35.

В США Ельцин позвонил после разговора с Шапошниковым. Сначала министру иностранных дел России Андрею Козыреву пришлось объяснять помощникам американского президента, кто он такой и зачем беспокоит: в Вашингтоне Козырева тогда мало кто знал. Длилась беседа почти полчаса. Ельцин известил Буша о решении, принятом в Беловежской пуще, и подчеркнул стремление руководителей восточнославянских государств сохранить единый контроль над ядерным оружием и взять на себя международные обязательства Советского Союза. Не забыл президент России упомянуть и о взаимопонимании с Шапошниковым. Ельцин также заверил Буша, что на их стороне Назарбаев, который скоро прилетит в Минск и поставит подпись под соглашением. Действительно ли Борис Николаевич верил, что Нурсултан Абишевич решится их поддержать, или вводил заокеанского коллегу в заблуждение, не ясно – но говорил он с Бушем от лица руководства четырех, а не трех бывших советских республик. “Все это очень серьезно, – объяснял Ельцин. – Наши четыре государства дают 90 % валового продукта Советского Союза”. Не скрыл он и то, что Горбачеву о принятых решениях еще не сообщили. Как обычно, Буш повел себя осторожно. Он молча слушал собеседника, время от времени вставляя: “Ясно”. Американец пообещал изучить текст соглашения. Ельцин добился своего: президент Соединенных Штатов ознакомился с его взглядом на положение дел и не выразил неприятия происшедшего в Вискулях36.

Глава белорусского парламента Шушкевич взял на себя неблагодарный труд – заявить президенту СССР, что такого государства больше нет:

Я в двух словах его проинформировал: “Подписали вот такое заявление, и суть его сводится к следующему… Мы надеемся на конструктивное продолжение такого подхода и другого не видим”. Горбачев: “Да вы понимаете, что вы сделали?! Вы понимаете, что мировая общественность вас осудит! Гневно!” А я уже слышу, что Ельцин разговаривает с Бушем: “Джордж, привет!” – и Козырев переводит. Горбачев продолжает: “Что будет, когда об этом узнает Буш?!” А я говорю: “Да Борис Николаевич уже сказал ему, нормально он воспринял.” И тогда на том конце провода Горбачев устроил немую сцену. И мы попрощались.