Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

знает, что это слово значит>. Тогда Демко дал мне письмо к

Дорошенку. Я к Дорошенку приехал, письмо отдал и казал то, что велел

сказать Демко. Дорошенко сказал: <знаю я, что это слово значит -

двое за один кожух торгуются>. Как Дорошенко меня отпустил, то

вместе со мною прислал к Демку своего посланца - Луговского.

Луговский, едучи со мною, говорил, что везет письмо от Дорошенка

к Демку, а приехавши сказал Демку, что Дорошенко ему письма

не дал, а приказал что-то передать словами.

Судившие Демьяна спрашивали: <За каким делом посылал ты

Ярему к Дорошенку, и что значит слова: двое за один кожух

торгуются?>

Демьян сказал:

<Я посылал Ярему не один раз к Дорошенку, а трижды, может

быть, и четырежды, и все об одном писал, чтоб он жил со мною

в согласии - на сю сторону Днепра войною не ходил, зацепок

и задов чинить не велел. А того, что двое за один кожух

торгуются, - я не помню>.

Поставили на очную ставку Ярему с Демком. Ярема уличал

Демка. Демко твердил, что ничего не помнит.

Повели Демка к пытке, раздели, продели руки в страшный

московский <хомут>,> привязали ремнями руки и ноги к

противоположным между собою столбам, так что все тело пытаемого

болталось в воздухе. Дали 10 ударов кнутом. Демко, человек нервный

и раздражительный, как всегда бывает с подобными натурами, не мог выдержать мучений с твердостью и сознался, то

действительно говорил: тяжело ему в подданстве быть у Москвы! В таком

смысле он точно выражался в разговоре с Танеевым - и трудно

было ему теперь запираться. Но он стоял непоколебимо на том, что, сносясь с Дорошенком, не думал изменять законному

государю и поддаваться турскому султану. Под пыткою допрашивали

его, что значат слова: <двое за один кожух торгуются?> Демьян

сказал: <Это значит, что поляки хотят овладеть Киевом, а царь

не отдает его>.

224

Недовольство подданством Москве, в котором сознался

подсудимый, признано было явным признаком измены. Не вынимая из

хомута, его спрашивали:

Объяви: кто ведал твои мысли и кто был с тобою в совете?>

<Никто, отвечал Демко, не был со мною в совете. Мыслил я

один>.

Ему дали несколько ударов, думая вымучить у него иное

сознание, и спрашивали:

.<Был ли с тобою в совете Матвей Гвинтовка? Старшины

показывают, что это был твой задушевный друг и советник?>

<Гвинтовка в измене не был, - за ним ничего не знаю>, -

сказал Демьян.

Сняли Демьяна с пытки. Принялись за Гвинтовку. его

спрашивали:

<Как Демко забыл Господа Бога и великого государя к себе

милость и жалованье, учал мыслить об измене, ты о той изчмене

ведал. Для чего, к великому государю о том не написал и

старшинам не объявлял?>

Гвинтовка сказал:

<Никакой за Демком измены я не ведал и в совете с ним о

такой измене не .был>.

Повели Гвинтовку к пытке, раздели, руки заложили в хомут, стали бить кнутом, <крепко и с большим пристрастием

расспрашивали про Демкову измену>.

Гвинтовка на пытке говорил одно:

<За Демком измены не ведаю, сам изменять великому

государю не мыслил и служил его царскому величеству верно>.

Сняли Гвинтовку. Принялись допрашивать сына Гвинтовки.

<Я ни за своим отцом, ни за Демком измены не знаю; да и

ведать я не мог, в каких советах был мой отец с гетманом, потому

что я у отца жил мало, - учился в школе при монастыре>.

Молодого Гвинтовку не пытали. Но подвергли вторичной пытке

бедного Демьяна Игнатовича. Его спрашивали под кнутом: <Принеси свою вину великому государю безовсякие лжи, признайся во всем: как ты хотел изменить великому государю и

поддаться турскому султану, и как о том с Дорошенком ссылку

держал?>

Демьян под ударами кнута говорил одно:

“Не думал я изменять великому государю, не думал

поддаваться турку. Волен Бог и государь>.

Был обвиняем, как участник в недозволительных выводках

гетмана и в изменнических замыслах брат Демьяна* Василий

Многогрешный. В малороссийский Приказ досталось письмо, писанное к нему от митрополита Иосифа Тукальского. Митрополит

благодарил Василия Многогрешного за присланного коня и хвалил

8 Заказ 785 . 225

Василия за то, что желает, чтоб митрополит жил в соборе

киевских митрополитов.

Прежде спрошенный об этом письме Демьян отозвался, что

он о письме не ведает; но ему известно, что Василий, брат его, посылал митрополиту и архиепископу Лазарю Барановичу в

подарок по лошади, после того, как, по челобитью духовных властей, патриарх александрийский Паисий, проезжавший через

Малороссию в Москву и обратно, разрешил его от эпитимии, наложенной

за убийство жены, и Василию дозволено было в другой раз

жениться.

6-го мая подвергнут был допросу Василий Многогрешный, вместе с генеральным асаулом Грибовичем.

Судившие сказали Василию Многогрешному: *

<По доносу старшин, ты обвиняешься в том, что знал об

измене, затеваемой братом твоим, бывшим гетманом>.

Василий Многогрешный отвечал:

<Об измене брата моего ничего не знаю, и он мне о том не

говорил и не писал. Что он с Дорошенком ссылался - это я

знаю, но о чем ссылался — про то не знаю. Я спрашивал брата: зачем он ссылается с Дорошенком, а брат сказал, что то делается

по указу великого государя. Я, слыша такие речи от брата, писал

к митрополиту Тукальскому, чтоб он отводил Дорошенка от

польской стороны к великому государю>.

Ему показали семь писем, писанных, к черниговскому

наказному полковнику Леонтию Полуботку. В одном из них приказывал

он держать в тюрьме бесчинствовавших в Чернигове великорос-

сиян до гетманского указа, а потом, извещая, что гетман велел

выпустить их из тюрьмы, поручал одного из них, подьячего, перед

выпуском из тюрьмы пытать1, под тем предлогом, будто он хотел

уйти. Это, как оказывалось из письма, делалось над подьячим из

мести за то, что последний грозил козакам носить их кафтаны.

Василий Многогрешный сознался в этом.

В других письмах Василий не велел пропускать хлебных

запасов, которые черниговский воевода приказал возить для отсылки

польскому полковнику Пиво. Спрашивали его по этому поводу.

Василий Многогрешный объяснил: <я не приказал возить польским

людям хлебных запасов, потому что гетман, брат мой, запрещал

покупать в левобережной Украине приезжим с польской стороны

и увозить за Днепр хлеб, по причине возникшей дороговизны, а

когда гетман разрешил - и я велел пропускать. Делал я это не

с худым умыслом, не для измены>.

* <Подьячего, выняв из тюрьмы и дав вину нагнети животов, киями

не бей, чтобы не было синятвины, но так подержи в руках, чтоб не забыв

до века>.

226

<А если ты, - спросили судившие, - об измене брата твоего, Демка, не ведал и сам не хотел изменить, зачем же, оставивши

свое полковничество, убежал из Чернигова и надел на себя

чернеческое платье?>

Василий Многогрешный сказал:

<Черниговский воевода приказал на городовое строение лес

навозить и государевы люди стали от нас опаску иметь. Слух пошел, что начальные московские люди в замке пульки льют, а шляхтич

Половецкий, перешедший с правой стороны Днепра на нашу

сторону, говорил мне, будто государевы ратные люди для того пульки

льют, что хотят с нами биться. Я этого шляхтича послал к брату, а брат прислал его обратно ко мне, и вместе с ним прислал

<выростка> Ивана. Через него брат приказал мне не попускать чинить

задор с воеводою и государевыми людьми, пока не воротится из

Москвы протопоп Симеон с государевым указом. Тот Иван выросток

мне тайно сказал: приехал из Москвы в Батурин чернец и говорил, будто приказано Демка схватить и в Москву отослать и будто брат-

гетман сказал: <пусть будет воля Божия, а я ничего не опасаюсь>.

На другой день воевода прислал ко мне полуполковника звать к

себе. Полуполковник звал меня так сурово, что я начал

догадываться, - видно, как сказывал чернец, и впрямь брату что-то нездорово.

Оседлал я лошадь и поехал было в город к воеводе: вижу - из, города прямо против меня идут пешие москали с ружьями и

бердышами. Я, как увидел государевых ратных людей, испугался, убежал

в Елецкий монастырь и стал советоваться с архимандритом Голя-

товским: что мне делать? - бежать ли куда подалее, или к воеводе