Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов - Жан Тьерио

При виде подобной добровольной сдачи позиций правительством немногочисленны были те, кто решил подняться и возвысить свой голос. В основном эти люди не состояли в партиях, некоторые из них являлись членами Национальной ассоциации борцов за мир, которую возглавлял парламентарий и герой ВВС Великобритании Билл Делиль-Дадли. Им удалось доказать в Европейском суде по правам человека, что практика так называемых закрытых предприятий незаконна и подлежит осуждению как противоречащая праву на свободу высказываний. Но партия консерваторов не пошла по их следам, сочтя, что это слишком рискованно в политическом смысле.

И все же одно событие потрясло, пробудило Англию. Маргарет Тэтчер была вынуждена выйти на линию огня. Случилось так, что на одном небольшом предприятии в Гранвике трое рабочих были уволены за то, что начали так называемую «дикую» забастовку. Профсоюзы тотчас же «ухватились» за представившийся случай. На предприятии началась всеобщая забастовка. Судебные инстанции могли сколь угодно долго утверждать, что увольнение носило совершенно законный характер, но разъяренные представители рабочего класса непременно желали воспользоваться удобным случаем[105]. Теперь у них была кость, которую они могли глодать, и они ее уже не выпустят из челюстей. Маргарет Тэтчер вспоминает, какая тогда в стране была атмосфера: «Возникла и сформировалась коалиция левых <…>, чтобы наказать Гранвик <…>. Это стало своего рода „местом свиданий“ для леваков». Даже три министра-лейбориста сменили свои костюмы с Сэвил-роуд на рабочие комбинезоны. И вот они уже в кабинетах забастовщиков. Да, странноватое занятие для министров правительства Ее Величества! В июне фарс превратился в драму. Пикетчики не давали рабочим, не принимавшим участия в забастовке, войти на территорию предприятия. Машины, доставлявшие «штрейкбрехеров», были забросаны булыжниками и бутылками с «коктейлем Молотова». Один автобус перевернулся, второй был подожжен. Полиция, казалось, была бессильна. В обоих лагерях были раненые. Разыгрывались те же сцены, что можно видеть в фильме Кена Лоуча «Виртуозы», хотя все и происходило в лейбористской Англии мистера Калла-гена, а не при Тэтчер и не при Блэре.

До чего должны были дойти консерваторы? Члены теневого кабинета давили на Маргарет, убеждая ее в том, что заходить слишком далеко нельзя и что не надо отталкивать профсоюзы. А потому она не подсказывала правительству, что пора прибегнуть к радикальным мерам, хотя и была готова к этому. Она довольствовалась чисто символическими «жестами», попросив Адама Батлера, своего парламентского секретаря, и заместителя Джеймса Прайора сесть в автобус с рабочими, которых пытались линчевать. «Картинка» получилась замечательная! К тому же булыжники, летевшие в них, смелость рабочих и страх, испытанный перед напором преисполненной ненависти разъяренной толпы, не способствовали улучшению имиджа тред-юнионистов среди членов команды Маргарет. Физический страх — лучшее средство, чтобы заставить думать!

Маргарет также написала открытое письмо, адресованное НАФФ (Национальной академии кинематографии и телевидения), полное недомолвок: «Мы полагаем, что сцены дикого насилия, показанные телевидением, сами по себе достаточны для того, чтобы общественное мнение заняло в большинстве своем правильную позицию, и гораздо более эффективны, чем долгие часы дискуссий».

Но когда Маргарет стали задавать вопросы на телевидении в ходе передачи «Неделя и мир», она ничего никому не обещала и всячески избегала предрекать неизбежность открытой конфронтации. Она только заявила, что «если жесткий конфликт и должен случиться, то тогда необходим референдум». Это предложение было хорошо принято прессой и сторонниками «двух течений» в Консервативной партии. Сама же Маргарет не могла пойти дальше, «так как по таким вопросам, как власть профсоюзов, политика в области доходов или общественных расходов, по-прежнему не существовало согласия среди членов теневого кабинета», пишет она в мемуарах.

Единственная сфера, где Маргарет могла дать волю своим убеждениям, был вопрос об иммиграционной политике. Кроме тех случаев, когда возникала необходимость предоставления убежища «в соответствии с честью и традициями британской нации», и случаев, когда уже были выданы паспорта или были заключены договоренности с некоторыми странами Содружества, Маргарет призывала положить конец политике массовой иммиграции, практикуемой лейбористами. У нее не было никаких комплексов, ведь, по ее мнению, «всякий зажиточный политик может публично проповедовать теорию достоинств толерантности, а затем вернуться в удобное жилище в спокойном квартале, где цены на недвижимость обеспечивают ему все преимущества апартеида, но без его стигматов»; она также считала, что общество, в котором встречаются представители многих разных культур, порождает немало проблем для тех, кто сталкивается с проблемой иммиграции. Она охотно вступала в споры по сему поводу, поскольку считала, что «левые готовы эксплуатировать проблемы, которые они создали сами».

В интервью, данном программе «Уорлд ин экшн» («Мир в действии») в 1978 году, Маргарет представила свое видение этой проблемы, которое в то время явно разделяло в большинстве своем общественное мнение: «Люди действительно с опасением наблюдают, как страна заполняется выходцами из иной культуры <…>. Если вы хотите, чтобы в стране существовали хорошие отношения между представителями разных рас, надо успокоить людей относительно количества иммигрантов <…>. Мы должны открыто рассмотреть вопрос о прекращении иммиграции, за исключением, разумеется, тех случаев, когда речь идет о гуманитарной необходимости…» Далее она добавила: «Всякий человек, проживающий здесь на законных основаниях, должен быть уверен, что с ним будут обходиться справедливо и достойно, в соответствии с законом». Естественно, таким образом она дала сигнал к вальсу господ тартюфов, открывающему бал фарисеев. Деннис Хили в связи с этим заговорил о циничном расчете, целью коего было всколыхнуть мутные воды межрасовых отношений. Министр внутренних дел обвинил Маргарет в том, что она, видите ли, «сделала расовую ненависть явлением респектабельным, достойным уважения». Но Маргарет не обращала внимания на эти обвинения, для нее было важно, что она смогла высказать свои убеждения. Это сказалось на результатах опросов: она набрала еще 11 очков.

Но вообще эти годы в оппозиции были для нее опасным упражнением в сложнейшем танце и контрдансе, в лавировании между двумя противоположными тенденциями в Консервативной партии. Энок Пауэлл отметил сей факт, выразив свое полувосхищение-полуразочарование: «Маргарет может несколько лет прожить, держа что-то в голове и говоря себе: „Я с этим не согласна, мне это не нравится, но я сейчас ничего не могу с этим поделать. Когда я смогу уладить или решить этот вопрос, я это сделаю. Я сейчас жду и воздерживаюсь от вмешательства“».