Призрачный город - Андре Нортон

— Элис… Элис… — повторила Бруниссенда. — Но Элис его сестра, а ты мужчина, похожий на моего господина, и хочешь, злодей, обмануть меня!

— Элис я. Если говорил обо мне брат, то знаешь ты, что одинаково воспитывал нас отец. Владеть мечом и щитом мы научились еще в детстве. А когда выросли — расстались. Но есть между нами связь, и когда узнала я, что в беде брат, бросила все и отправилась немедля на помощь, как и он, если бы мне угрожала опасность.

— Но как… как ты узнала, что он уехал… пропал в горах? Вестников о несчастье мы не посылали. Старались скрыть это, чтобы не случилось чего пострашнее.

Говоря так, Бруниссенда искоса поглядывала на меня… частенько смотрели так на меня и женщины в Роби. И подумала я: хоть и в родстве мы теперь, придет время, когда ты станешь радоваться моему приезду. Но раз уж выбрал ее Элин, помогу ей, пусть не перед ней мой долг, перед братом.

Пожилая женщина шагнула ко мне поближе, не отрывая глаз от лица моего, словно можно было прочесть по нему мою сущность.

— Правду говорите вы, госпожа, — медленно сказала она. — Лорд Элин говорил только, что моя мать и отец его уже умерли, а сестра живет в селении, приютившем вас с самого детства. Однако вижу я теперь, что мог он сказать и много больше, и все-таки ничего не сказал. — Снова начертила она в воздухе некий знак, ответила я им же, но и добавила кое-что, чтобы знала она — не из малых я в тайном знании.

Кивнула она мне, сразу все поняв.

— Так, значит, дальновидение это было, госпожа. И вы знаете, где он теперь?

— Чары Древних, — сказала я ей, не Бруниссенде. — Черные чары, не белые. А началось все отсюда…

Отсутствующим взглядом смотрела на меня госпожа Бруниссенда, когда прошла я мимо нее к окну, и хотя брат мой повозился уже с проржавевшими болтами и засовами, было закрыто оно, и следов не было ни на раме, ни на засовах, словно он и не подходил к окну. Но когда я положила руку на нижний засов, то услышала за спиной сдавленный стон и обернулась.

Прижав обе руки ко рту, съежилась у кровати госпожа Бруниссенда, лишь безумный ужас отражался в ее глазах. Вскрикнув еще раз, она упала без чувств на скомканное покрывало.

Сразу же склонилась над ней Мудрая, а потом обернулась ко мне.

— Всего лишь обморок, но лучше бы не слышать ей ваших слов, боится она нашего знания.

— Но вы служите ей?

— Да, я ее кормилица, и не знает она моих дел. С детства страшится О1И проклятия, что легло на весь род ее.

— Какого проклятия?

— Там, за ставнем… оно ждет, — показала она на окно.

— Что бы там ни было, я не из тех, кто теряет сознание. Но сперва, Мудрая, хочу узнать я ваше имя.

Она улыбнулась, в ответ улыбнулась и я; знали мы обе, что два имени у нее: одно для мира, другое — для тайного знанья.

— Да, впрямь не устрашат вас ни слух, ни зрение. Что же касается имени… здесь я для всех дама Вирга… Но я еще и Ульрика…

— Дама?

Впервые заметила я, что была она не в яркой и пестрой ливрее челяди, а в чем-то сером и платок какого-то аббатства закрывал ее плечи и голову, оставляя открытым только лицо. Но слыхала я, что отвращают дамы лицо от знаний Древних. И из аббатств не выходят, дав уже все обеты.

— Да, дама, — повторила она. — Война все смешала. Год назад разгромили Псы Дом Канты Дваждырожденной. Мне удалось спастись, и я вернулась к Бруниссенде, ведь обеты приняла уже после ее обручения. А Канта сама когда-то посвящена была в древнее ученье, так что дочери ее иначе смотрят на знания, чем в прочих аббатствах. Но мы обменялись именами… Или у тебя нет второго?

Я качнула головой. Напоминала она мне Офрику, хоть больше было в ней своего. Но поняла я, что ей можно верить.

— Благословили меня с первым именем, по обычаю народа моей матери…

— Ведьмы Эсткарпа! Но дана ли вам их сила, ведь чтобы справиться с проклятьем, нужна великая мощь?

— Расскажите мне о нем, ведь на Элина пало оно!

— Записано в старых книгах, что у родоначальника Дома Ингаретов, к которому принадлежит моя госпожа, была наклонность к странным познаниям, но не было терпения и воли следовать обычными дорогами. И потому совершал он такие поступки, о которых и помыслить не посмел бы благоразумный.

В одиночестве странствовал он по обиталищам Древних, и однажды привез с собой жену из такого путешествия. В этой самой палате возлег он с нею. Но детей у них все не было. Лорд забеспокоился, ведь ему был нужен наследник. И решил он доказать, что не его вина в этом: завел на стороне сына, а потом и дочь и думал, что все останется в тайне. Может ли быть еще большая глупость, чем надеяться на это?

Однажды ночью пришел он к госпоже, жене своей, чтобы насладиться ею, и увидел ее в том самом кресле, сидя в котором вершил он суд над своими подданными. А перед ней на стульях замерли матери его детей с малышами на коленях, и обе, как зачарованные, не сводят с нее глаз.

Тогда обратил он свой гнев на жену, потребовал, чтобы отчет она дала в своих поступках. Улыбнулась та в ответ и сказала, что позаботилась о нем и, чтобы не приходилось ему впредь бродить ночами в непогоду для удовлетворения плоти, решила собрать этих женщин под своей крышей.

А потом она встала, тогда как он не мог даже пошевелиться. Сняла с себя богатые наряды, драгоценности, что дарил он, и бросила на пол. В рваные тряпки, лохмотья, осколки стекла и металла превратились они, едва коснувшись пола. Обнаженная и прекрасная, подошла она к этому-то окну и, затмив лунный свет, вскочила на подоконник.

А потом обернулась опять к Ингарету и сказала слова, которые люди помнят до сих пор:

— Ты будешь жаждать обладания и уйдешь искать и сгинешь. — Ты пренебрег тем, что имел. А за тобой придут другие, я позову их, и они тоже уйдут, и никто не вернется.

С этими словами она повернулась к окну и прыгнула. Когда освободившийся от удерживавшего его на месте заклятья Лорд Ингарет подбежал к окну, внизу никого не было. Словно унеслась она в иной мир.

Он поспешно собрал приближенных, поднял на щите мальчика и назвал его своим сыном, девочке дал ожерелье дочери. После той ночи матери их слегка помешались и долго не прожили. Но господин более уже не женился. Лет через десять он вдруг уехал из замка в Ложбину Фроме, с тех пор его не видел никто.

И стало случаться, что вдруг заглянет кто-нибудь из мужчин в полнолуние в это окно… сам властитель или наследник, или муж наследницы, словом, тот, кто правит или будет править в замке, а потом вдруг уедет и сгинет навечно. Правда, в последние десятилетия никто не исчезал… только ваш брат.

— Если прошло много лет, значит, жаждущая проголодалась. Если ли у вас нужное для дальновидения?