Бенкендорф - Дмитрий Олейников

Бенкендорф, вернувшись к себе, также обнаружил «полный беспорядок»: сараи были разбиты, комнаты первого этажа опустошены, да и состояние второго изменилось не в лучшую сторону: жена приказала загнать наверх генеральских лошадей, чтобы они не утонули. Это было обычным в тот день способом спасти несчастных животных; на набережной Мойки поэт Александр Бестужев загонял на второй этаж испуганную корову, принадлежавшую поэту Кондратию Рылееву…

Постепенно стали приходить известия об итогах бедствия. Некоторые подробности казались комичными: первый в России пароход Бёрда, курсировавший между Петербургом и Кронштадтом, красовался посреди Царицына луга, улицы Васильевского острова были перегорожены принесёнными потоком избами и сараями, а в кадетский корпус «въехала» баржа с сеном…

Но куда больше было печальных известий. Погибло несколько сотен человек. Намного больше людей просто остались без крова накануне зимы: половина домов в городе пострадала от наводнения, а 462 было разрушено совсем. Утонуло несколько тысяч голов скота. Было унесено несметное количество необходимых для отопления дров, размыты склады с припасами: множество мешков с крупами и овсом безнадёжно испорчено; убыль соли и сахара насчитывала сотни тысяч пудов. Рапортовали также о бесследном исчезновении хлебного вина на полмиллиона рублей.

Город облетела трагическая история, случившаяся на казённом чугунолитейном заводе близ Екатерингофа, стоявшем на самом взморье. Казармы рабочих были слишком ветхими и невысокими, чтобы стать надёжным убежищем. Люди забирались на крыши, но строения одно за другим сносило в море. «Они наблюдали, как вместе с водой к ним приближается смерть», — горестно отметил Бенкендорф. На одном этом заводе утонули 148 человек.

Днём 8 ноября император продиктовал приказ:

«Для подания деятельных пособий для потерпевших от 7 ноября и по случаю истребления мостов и затруднения в сообщениях между частями города под начальство санкт-петербургского военного генерал-губернатора графа Милорадовича назначаются временными военными губернаторами: на Васильевский остров генерал-адъютант Бенкендорф, на Петербургскую сторону генерал-адъютант граф Комаровский, на Выборгскую сторону генерал-адъютант Депрерадович»146.

Вскоре царь (на глазах — слёзы сочувствия к пострадавшим горожанам) собрал назначенных губернаторов, объявил им краткие инструкции и немедленно направил к министру финансов — каждому выдавалось на руки по 100 тысяч рублей «на первый случай».

Должность была тяжёлой, но почётной. Недаром много позже Бенкендорф, просматривая свой послужной список, вписал карандашом отметку о пребывании на этом посту147.

Новое назначение, возможно, напомнило ему уже давнее комендантство в разорённой Москве. На него возлагались похожие обязанности: помогать пострадавшим, устраивать бездомных, кормить голодных, организовывать раздачу дров, муки, а также вывоз утонувшего скота.

Васильевский остров был одной из наиболее пострадавших частей города. По дороге «на место назначения» Бенкендорф увидел десятки домов, полностью разрушенных, и ещё больше — перенесённых водой и перегородивших улицы вперемежку с осевшими на суше кораблями и лодками. Кладбища были размыты, все кресты унесены (несколько нашли даже в Летнем саду), гробы оказались на поверхности, а некоторые даже были перенесены волнами «на невероятное расстояние». «На каждом шагу», во дворах и под обломками, находили утопленников. Хотя по официальным данным погибло около пятисот человек, Бенкендорф пишет, что только на Васильевском острове извлекли из-под развалин «сто дюжин» утопленников. Это подтверждает высказанное позже предположение, что официальные данные были сильно занижены148.

Следующим утром на Васильевский остров прибыл Александр I. Бенкендорф писал, что в те дни одно его появление утешало и ободряло петербуржцев. Император лично беседовал с обездоленными, немедленно отдавал повеления о помощи, со слезами на глазах входил в церковь, наполненную рыданиями: одновременно шло отпевание десятков погибших.

О том же писал Беляев: «Государь сам ездил по всем наводнённым местам, утешал пострадавших, обещая им помощь, и поистине уподобился ангелу-утешителю… Когда он увидел моего брата с командою матросов на работах, он с улыбкою спросил, сейчас же узнав его: “А почему ты без креста?” Брат, растерявшись от неожиданной встречи и вопроса, отвечал: “Не успел надеть, Ваше Величество!”».

В разговоре с Бенкендорфом царь подтвердил неограниченные полномочия генерала на вверенном ему Васильевском острове. «Я рассчитываю на ваше доброе сердце, — сказал император. — Сделайте всё, что в ваших силах».

Теперь, в век средств массовой дезинформации, трудно понять, что в ту эпоху одни только искренние слова императора способны были добавить энергии и удвоить старания людей. Бенкендорф решил опираться не столько на полицейские власти и Финляндский полк, в казармах которого расположил свой штаб, сколько на население района. Он созвал местных купцов и вместе с ними выработал план первоочередных мероприятий. Просторное здание Биржи было обращено в приют для бездомных, в котором несчастных могли снабдить едой и одеждой, более того — материалами для занятия ремеслом. Каждый домовладелец, если дом его уцелел, был обязан на некоторое время приютить и кормить нескольких бездомных. Несколько офицеров были назначены для руководства починкой и строительством зданий и мостов. Все врачи получили распоряжение лечить бедняков своего квартала бесплатно. Также безденежно аптекари должны были отпускать лекарства по рецептам — Бенкендорф обещал сам расплачиваться в конце месяца. В каждом квартале была организована выдача хлеба, а в трёх местах острова создавались пункты раздачи пищи со столами в общей сложности более чем на 800 человек. Поскольку почти сразу после наводнения резко похолодало (до минус 10 градусов), было дано распоряжение в течение суток обеспечить всех нуждающихся тёплой одеждой и бельём. Семьям с детьми было передано более трехсот коров.

Некоторые подробности деятельности Александра Христофоровича в качестве военного коменданта Васильевского острова сохранились в воспоминаниях Дмитрия Завалишина. Небеспристрастный мемуарист был чуть ли не единственным из декабристов, неприязненно относившимся к Бенкендорфу; но его на первый взгляд «обличительная история» скорее подтверждает справедливость, нежели «неразумность» Александра Христофоровича.

«…B части города, подвергшейся наводнению, были мыслящие, имевшие особенный дар выискивать таких людей себе в помощники, которые брались за дело явно с корыстными целями, рассчитывая на невежество и невнимательность главных распорядителей, наблюдавших за всеми поверхностно. Таким образом, из Васильевского острова генерал-адъютант Бенкендорф взял в правители дел себе отъявленного плута, который довёл раздачу пособий до таких вопиющих несправедливостей, что несколько человек почётных обывателей решились обличить и остановить зло, указав Бенкендорфу, что делается его именем. Бенкендорф по обычным у подобных людей… замашкам, вздумал было принять с угрозами пришедшую к нему депутацию. “Что это? Бунт?” — закричал он.