Дети Эдгара По - Питер Страуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато Роланду удалось расспросить Билла, пожилого хозяина заведения, который собственной персоной стоял за стойкой бара.
— Старый Йоргенсон крупно нажился на стали, не хуже Карнеги[58]. Кучу денег заработал. Мой отец строил ему дом, в двадцатые это было. Да уж, дом был красивый. Дерево из Южной Америки, мрамор из Италии, чего в нём только не было. Французская мебель, огромные картины на стенах. За расходами не постояли. А жили в нём два месяца в году, летом. И называли его коттеджем, ведь в нём всего двадцать комнат было, понимаете?
Роланд, улыбаясь, кивнул. У Билла была такая манера — сказав что-нибудь, он легонько ударял ладонью по стойке, как будто показывал, что кончил. Потом поворачивался и неспешно уходил к другим клиентам, но рано или поздно возвращался к Роланду и так, в несколько приёмов, рассказал всю историю до конца.
Клан Йоргенсонов год за годом приезжал в эти места. Держались они особняком. Всё было в порядке, как вдруг зимой 1959 года дом неизвестно почему сгорел дотла. Всё нутро выгорело, ничего не осталось. Дом тогда стоял пустой, кроме смотрителя и его жены, в нём никого не было, и они погибли в пламени. Одни считали, что это просто случайность, другие винили местных хулиганов — богатым ведь всегда завидуют. Происшествие долго расследовали, но окончательного вердикта так и не вынесли.
Участок забросили, Йоргенсоны на него не вернулись. И вот несколько лет назад об их поместье снова заговорили в новостях. Новое поколение семьи сочло возможным — из налоговых соображений, надо полагать, — передать сто с лишним акров земли в дар штату Нью-Йорк. Собственно, окружающий территорию адирондакский лес уже давно предъявил на неё свои права, а теперь это было подтверждено формально.
— А не было ли там ещё чего-нибудь, кроме дома? — взволнованно спросил Роланд. — Каких-нибудь построек?
— Были, разумеется, — сказал Билл. — Был большой гараж, бельведер, пара сараев и ледник. А, ну ещё Маленькая Италия.
— Что? — Надежды Роланда воспарили снова. — Маленькая Италия?
— Да, мои ребятишки играли там в детстве, в шестидесятых. Чистое сумасшествие.
Это была причуда, вне всякого сомнения. Оказалось, что старик был просто помешан на Италии, до такой степени, что решил разбить в своём поместье сад и украсить его уменьшенными копиями главных итальянских достопримечательностей, в том числе фонтана Треви, Везувия и Помпей, Синего грота на Капри и Колизея.
Без малого три десятка лет Йоргенсен добавлял к своей коллекции то одну, то другую фигуру, так что, когда случился пожар, итальянский сад, по слухам, покрывал уже четыре гектара.
Роланд и обрадовался, и приуныл. Да, речь шла о настоящей причуде, но она с пятьдесят девятого года была предоставлена самой себе и разрушалась под действием жаркого солнца, морозных зим и непредсказуемой жестокости ребятни. А то, что уцелело, вне всякого сомнения, давно задушил в своих объятьях лес. Это было печально, и Роланд подумал, что ему ещё повезёт, если удастся сделать хоть одно приличное фото. Но написать о ней, а тем более опубликовать записки, стоило, — ведь это будет дебют Роланда Тёрнера на страницах журнала Общества.
Было почти одиннадцать, когда он, наконец, покинул бар. Жара заметно спала, и город обдувал ветерок. Близилась гроза. Роланду оставалось только надеяться, что она пройдёт к тому времени, когда наступит пора отправляться на поиски поместья Йоргенсона. Он заметил в небе краткую вспышку молнии, но она была так далеко, что раскатов даже не было слышно.
Главная улица совсем опустела, и Рональд подумал, что она похожа на заброшенную декорацию к фильму. Вывески раскачивались, окна дребезжали, ветер гнал пыль и листву, и надо всем этим тускло горели редко расставленные уличные фонари. Яркая неоновая вывеска Генеси[59] в заведении Билла приятно контрастировала с их жёлтым светом.
Роланд как раз собирался сесть в машину, когда вдруг услышал какой-то звук и замер, прислушиваясь. Репетиция хора? Нет, это не музыка, ничего похожего на структуру; да, кажется, звук и не человеческого происхождения. Роланд медленно поворачивал голову, пытаясь понять, откуда он исходит, но звук был слишком рассеян, и шелест деревьев часто заглушал его.
Вернувшись в мотель и выйдя из машины, Роланд снова услышал тот же звук. Здесь он был сильнее и чище, но, как и в городе, неуловим. Словно целый хор эоловых арф пел в ночи, то повышая голос, то опускаясь до шёпота, то стеная, то визжа. Ветер был составляющей этого звука, но было и что-то ещё, какая-то местная черта, которая производила столь необычайный эффект. Роланду он даже нравился. Он напоминал ему изысканные пассажи из Вогана Уильямса и Дебюсси. В комнате он отключил кондиционер, распахнул окно и ещё некоторое время слушал.
Гроза прошла в нескольких милях к северу от города, гремя и полыхая, точно краткая война, и на Глен Ален обрушились потоки дождя. Но через четверть часа прошёл и он, оставив по себе влажную тишину, наполненную звуками падающих капель.
Утром, перед тем, как отправиться на поиски имения Йоргенсонов, Роланд отыскал женщину, которая работала в мотеле. Она как раз выходила из зала торговых автоматов с полным мешком мусора. Роланд пересёк парковку и спросил её о ночных звуках.
— Это ветер несётся по долине, — сказала она. — Когда он дует в определённом направлении, то получается такой звук.
— Да, но отчего?
— Ветер несётся по долине, — повторила она, словно тупому. — Зимой не так слышно.
— А-а.
По пути он сделал остановку возле универсального магазина Колберта, в паре домов от Билла на Главной, — купить бутербродов и сока на ланч. Через минуту он чуть не проскочил мимо бывшего въезда на территорию летнего поместья Йоргенсонов. Как и говорил Билл, найти его оказалось не сложно: две мили вверх по Норт-стрит, единственному выезду на север из города, а там ищи по левой стороне. Две каменные колонны отмечали съезд на однопутку. Роланд сдал назад и некоторое время разглядывал их.
Мертвенные сине-зелёные пятна лишая покрывали колонны, их навершия потрескались и выщербились. Ворота кованого железа исчезли давным-давно — остались только насквозь проржавевшие петли. Потом Роланд понял, что Йоргенсон засадил обе стороны дороги сплошной живой изгородью. Её остатки ещё угадывались, хотя с трудом. Когда-то её высота достигала двадцати-тридцати футов, но теперь деревья засохли, и сквозь их скелеты росла сорная трава, пробивались молодые клёны и ползучая вишня, дикий виноград и другие лианы и вьюнки обвивали их мёртвые ветки. Сам въезд так густо порос кустарником, что Роланду негде было даже припарковаться; пришлось проехать по улице ещё метров пятьдесят, пока справа не показался травянистый пятачок. Он повесил на шею фотоаппарат, взял термос с ланчем, запер машину и зашагал обратно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});