Зазеркалье. Записки психиатра - Наталия Юрьевна Вико

Утренний призыв муэдзинов известил о приближении нового дня. Александра решила подремать еще немного, но сон уже не приходил – дом наполнился звуками и движениями. Она открыла глаза и посмотрела в окно. Небо уже начало розоветь, отогреваясь после ночи.

«Онуфриенко не так уж плох», – отметила она, обнаружив, что заботливо прикрыта покрывалом.

– Так и спали здесь всю ночь? – услышала насмешливый голос за спиной. – А зря. В кровати удобнее.

«Нет. Ничего хорошего в нем нет», – решила она и обернулась, состроив равнодушное лицо.

– Пора вставать, – хмыкнул ее мучитель. – Покрывало только на место отнесите.

– Милая пижамка! – не преминула заметить Александра, разглядывая серое хлопчатобумажное изделие с пестрым рисунком, пришедшее на смену незабываемой майке.

– Это, значится, не пижамка, а спортивный костюм, – беззлобно ответил Онуфриенко, ласково проведя рукой по животу, будто погладил шерстку незаслуженно обиженного домашнего любимца. – И, между прочим, от Версаче!

– Это вам, конечно, сам Версаче сказал? – с серьезным видом поинтересовалась Александра. – В ходе неофициальной презентации на Черкизовском рынке?

– А то! – не стал возражать Онуфриенко. – А у вас плохо со вкусом, я сразу понял! – пробурчал он добродушно, уже направляясь в ванную.

– И что у нас на завтрак? – почти безразлично смогла поинтересоваться она вслед.

Онуфриенко приостановился в раздумье, будто решая, выпускать пугающий призрак перловки из-под крышки лопоухой кастрюльки или немного подождать?

– Свежий лаваш, брынза, зеленый салат и…

Александра неосмотрительно успела бросить на него благодарный взгляд до того, как тот продолжил:

– Впрочем, какая разница? Завтракать мы все равно пока не будем. Сначала медитация. Присоединяйтесь. А потом…

Что будет потом Александра не услышала, потому что дверь в ванную закрылась. Снова расположившись в кресле напротив окна, она терпеливо ожидала «хорошего человека».

«Свежий лаваш, брынза, зеленый салат и…» – мысли о еде становились навязчивыми. Показалось, что Сфинкс смотрит с сочувственным пониманием. Услышала шаги за спиной и повернула голову. Около холодильника появилась высокая темноволосая загорелая женщина в джинсах и белой майке с иероглифами.

– Хеллоу! – как старой знакомой, улыбнулась она Александре.

– Хеллоу! – кивнула та, нескромно изучая продукты, извлеченные из холодильника и провожая их тоскливым взглядом.

«Свежий лаваш, брынза, зеленый салат и…» Она поднялась с кресла и сделала несколько шагов по направлению к комнате, предположив, что все перечисленное гастрономическое богатство, может быть, оставлено на столе, и даже успела взяться за дверную ручку.

– Ну что, идем медитировать? – вдруг услышала за спиной бодрый голос Онуфриенко, слишком быстро покинувшего ванную комнату. – Перед посещением пирамиды медитация очень полезна, чтобы каналы прочистить.

Тяжело вздохнув, она последовала за мучителем, поднялась по узенькой лестнице на плоскую крышу дома и… остановилась в изумлении. В дымке солнечного утра на нее смотрел Сфинкс. Глаза в глаза. Внимательно и строго. Будто спрашивал: «Кто ты и зачем здесь?» Ответа у нее не было. Профессия и тема монографии Сфинкса явно не интересовали. Прямо за знаменитым стражем виднелись пирамиды, верхушки которых уже были освещены первыми солнечными лучами. Чудо света. Единственное, оставшееся из семи. Казалось, к пирамидам можно прикоснуться рукой, и тогда прошлое непременно оживет на кончиках пальцев, потому что и сам дом Гуды как будто стоит на границе между настоящим и прошлым и они вглядываются друг в друга. Распахнутое пространство плато дарило головокружительное состояние полета.

«Просто от голода голова кружится», – сказала она себе, заметив быстрый взгляд Онуфриенко, и потерла глаза, чтобы смахнуть пелену сентиментальности.

Онуфриенко же расстелил два небольших коврика, поставил между ними курительницу с палочками, чиркнул зажигалкой, дождавшись, когда ленивые сладковатые струйки потянутся вверх, уселся на коврик и указал Александре на другой.

– Располагайтесь-располагайтесь, – поторопил он. – Получите удовольствие. Только обязательно лицом к солнцу.

«Хоть позагораю», – подумала она и принялась устраиваться, размышляя о добровольном «аутизме», впасть в состояние которого ее настойчиво приглашают. А чем же еще может быть медитация – вхождение в состояние погруженности в себя и пребывания в своем собственном внутреннем мире, когда слова и события, происходящие вокруг, или не доходят до сознания вовсе, или приобретают особое символическое значение? Опустилась на коврик с мыслями о том, что если от чего-то нельзя отказаться, то надо хотя бы устроиться покомфортнее. А удержаться от смеха поможет чувство голода. Наконец Александра села, скрестив ноги.

– Мне так неудобно, – буркнула она. – А лежа медитировать разве нельзя? – покосилась на Онуфриенко, который наблюдал за ней с нескрываемым интересом.

– Можно, – сказал тот обнадеживающим тоном, – но для начала попробуем сидя.

– И что теперь? – спросила она, скопировав его позу и так же, как он, положив руки на колени ладонями вверх.

– Теперь? – В голосе Онуфриенко послышалось удивление. – Будем медитировать. Неужели вы действительно никогда этого не делали? – спросил так, что другой бы на ее месте стало стыдно за бессмысленно прожитые годы.

Александра с сокрушенным видом помотала головой, хотя угрызений совести не испытывала. Причем совсем.

– Та-ак, – Онуфриенко смотрел на нее с недоверием. – Сейчас, значится, будем погружаться в себя. Для этого надо отключиться от внешнего мира. Поэтому просто слушайте меня. Можете не повторять. Просто прикройте глаза, расслабьтесь и постарайтесь ни о чем не думать. У-м-м-м-а-н-н-н… – затянул он. Она послушно закрыла глаза, замерла и попыталась расслабиться под мычание учителя. Через пару минут нестерпимо зачесался нос, но она заставила себя сидеть неподвижно. «Ты сама этого хотела», – убеждала она себя. Звук перешел в такой же тягуче-бесконечный «ху-у-у-м-м-м». Еще через несколько минут стало полегче. Даже чувство голода куда-то ушло. Видно, втянулась.

– Представь, – услышала тихий, вкрадчивый голос Онуфриенко, – темный, густой лес… и ты в лесу…

Лес представился легко.

– Ты идешь по узкой тропинке, пробираясь сквозь заросли… видишь впереди поляну, залитую солнцем. Иди вперед, выходи на поляну… там солнце… ласковое и доброе… запах травы…

«Надо крем от загара купить. А то все лицо веснушками покроется», – промелькнула несвоевременная мысль.

– В центре поляны огромное дерево… в стволе дверца… открой… вниз ведут ступени… спускайся…

Он говорил и говорил, негромко, напевно, обволакивая словами и звуком голоса… Сладковатый запах стал проникать в голову, которая уплывала куда-то от ставшего невесомым тела…

– Спускайся. Осторожнее. Не спеши. Скользкие ступени. Ни-иже, ни-иже