Сопка голубого сна - Игорь Неверли

Бронислав спросил об этом Веру Львовну, когда они, красные и распаренные, вошли в горницу.

— Это наша с гномиком тайна, — ответила она.

— А гномика зовут Дуней?

— Ясно, что не Евкой. Единственная Евдокия — Евка — это Евка Чутких.

— Кстати, не было ли от нее письма?

— Было из Харбина. Она потрясена и очарована городом, устраивается в своей пятикомнатной квартире, горда успехами мужа и ждет благополучного разрешения от бремени, обязательно мальчиком... Садитесь, друзья мои. Вы, наверное, оголодали, я слышала, что вы ехали три дня.

Буряты — торжественные, молчаливые, сели, точно два манекена. Они не знали, как себя держать, как есть — наверное, с тарелки, если перед тобой стоит тарелка? И не руками, а вилкой и ножом... Они подражали каждому движению Бронислава. Вера Львовна, казалось, совершенно не замечала их смущения.

— Я люблю стряпать, а еще больше люблю веселые лица за столом. Попробуйте, пожалуйста, окорок и паштет... А прежде всего выпьем за успех вашего похода в Удинское! Бронислав, откройте, пожалуйста, эту бутылку.

Бронислав откупорил и разлил по рюмкам красное бургундское вино, присланное, как он догадался, отцом на новоселье.

— Вкусно? — спросила Вера Львовна бурят. Они закивали головами.

— Отличное вино,— подтвердил Бронислав.

Она начала его расспрашивать, как ему живется в этом таежном доме в местности без названия.

— Название уже есть. Буряты сказали, что когда-то давно, это место называли Сопкой голубого сна.

— Сопка голубого сна... Странно.

— Собственно говоря, надо бы сообщить об этом археологам, но мне так хорошо в нашей глуши с древними развалинами, что я даже думать боюсь о том, что они разроют мое подворье, как кроты, и сделают из этого научную сенсацию.

Вера Львовна слушала его рассказ как завороженная.

Буряты встали из-за стола, поблагодарили и спросили, можно ли им лечь спать.

— Да, конечно, вам уже постелили на кухне, на полатях.

Она пошла их проводить, а вернувшись, сказала Дуне, девушке лет пятнадцати или шестнадцати, с испуганным лицом и большим синяком на щеке:

— И ты, детка, тоже можешь лечь, ложись в моей комнате.

Когда Дуня вышла, Бронислав спросил вполголоса:

— Почему она такая нервная или запуганная?

— Потому что боится. Она сирота, внебрачная дочь покойной сестры Кольцовых. Уже месяц работает у меня, и я к ней очень привязалась. Но семья Кольцовых почуяла, что тут можно заработать. Богатая барыня, да и добрая к тому же. Можно ее доить. И начали избивать девчонку. Как придет домой, так ее лупят. Сегодня Кольцовых ударил ее по щеке. И все для того, чтобы я из жалости к ней согласилась на выкуп.

— Простите, на что?

— Они просят сто рублей за справку, что отказываются от опекунства над ней в мою пользу.

— Ну а вы?

— Я бы и двухсот не пожалела, но за такой наглый шантаж больше пятидесяти не дам. А не согласятся, вышлю ее тайком в Иркутск, не позволю подлым хамам издеваться над Дуней и надо мной!

Она это почти прокричала, но спохватилась и продолжила уже спокойно:

— Ну а как ваши дела на охоте? Дичи, говорят, в тех краях много.

— Да, особенно белок. Но я белок не стреляю, мне не доставляет удовольствия убивать этих симпатичных животных, а в деньгах пока не нуждаюсь. В сентябре и октябре я не охотился. Мы ставили забор. Один раз только пошел в тайгу и убил горностая. Сейчас принесу.

Он вышел на крытую часть двора, где стояли его нарты, и вернулся со шкуркой горностая.

Вера Львовна была в восторге — она гладила серебристый ворс, дула на него, повторяя:

— Ах, какой чудесный мех... Как же вы его добыли?

— Выстрелил лосю в ухо.

— Лосю? Я спрашиваю о горностае.

— Я и говорю. Горностай загрыз лося.

— Такая малявка на лося кинулась?! Брониславу пришлось повторить всю историю. Когда

он рассказал, что свистнул и из уха лося выскочил удивленный горностай с мордой, перепачканной кровью и мозгом, Вера Львовна отодвинула от себя мех.

— Какая мерзкая кровожадность...

— А я хотел вам подарить, вот только...

— Нет, спасибо. Я бы этого не могла носить. У меня бы все время стоял перед глазами несчастный лось, мотающий головой, в которую впился этот гаденыш. Продайте шкурку, вы получите за нее хорошую цену.

— Да я могу ее подарить кому-нибудь, кто не знает всей этой истории. Например, Насте, жене моего друга, Васильева. Что неизвестно — того как бы и не было вовсе.

— Вот, вот... Зачем же вы мне рассказали? Бронислав глянул на нее с укором — как же я мог соврать, обмануть, я же люблю тебя? Она поняла и покраснела.

— Простите, забыла... Значит, во сколько вас завтра поднять?

— В шесть.

— Тогда спокойной ночи... Пусть вам приснится какой-нибудь из голубых снов старой сопки.

Наутро он проснулся, услышав бой стенных часов и ее голос рядом с собой:

— Уже пора, Бронек, вставайте.

Она была одета, причесана, словно и не ложилась.

Бронислав с бурятами быстро оделись, умылись, позавтракали. Вера Львовна, прощаясь, сказала, что ждет их обратно завтра к вечеру.

В три часа дня они приехали в Удинское. Там было многолюдно, на улицах стоял пьяный гомон. Зотов из трех тысяч рабочих своего «Самородка» на зиму увольнял две тысячи, которые большей частью разбредались по ближним деревням, пропивая заработанные деньги и уворованное золотишко; в том числе кутили и в трех удинских трактирах.

Они подъехали к открывшемуся недавно кооперативному магазину и вошли внутрь. Бронислав обнял Васильева, представил ему двух своих подопечных, Цагана и Дандора, а им сказал, чтобы они и впредь все покупки делали только здесь, так как тут их никто нйкогда не обжулит. Затем он приступил к самым большим в своей жизни закупкам.

В продовольственном отделе Васильев дал ему попробовать кусок сыра «Уда», сказав, что они надеются завоевать им рынки западной Европы. Сыр был, действительно, на редкость вкусный и пикантный. Бронислав взял десять головок и начал подбирать провиант для себя и для бурят; приказчик взвешивал, Васильев считал, буряты грузили на нарты.

Затем он купил все, что нужно, для Павла, а для себя несколько мелочей и костюм.

В промтоварном отделе он купил также бритву, кисточку, ножницы и мыло для Павла, всевозможные иголки и нитки, часы для Митраши, велел наполнить керосином бочку, стоявшую на последней нарте. Взял туалетное и хозяйственное мыло, льняное полотно, одеяла и подушки.

В отделе охотничьей и рыболовной снасти он с удивлением рассматривал диковинные ружья с винтовочными затворами, но гладкоствольные, 28 калибра, с прикладами, выкрашенными в зеленый цвет.

— На Ижевском заводе,— объяснил Васильев,— после того как на вооружение армии ввели винтовки с пятистрельным диском, осталась уйма прежних однострельных берданок. Их решили сбыть. Рассверлили нарезные стволы под самый маленький калибр дроби и пустили в продажу, как охотничьи ружья, по двадцать рублей за штуку. Людям нравится, за две недели мы продали семнадцать штук! Они отлично бьют пулями с восьмидесяти шагов, а дробью ничуть не хуже с пятидесяти... Смотри, у нас осталось всего семь этих берданок.

— Я возьму три,— сказал Бронислав. Подобрал к ним ремни с ячейками на двадцать пять патронов, медные гильзы, пистоны, пыжи, порох, дробь и другие аксессуары, один комплект велел отнести на свою нарту, для Павла, а два вручил Цагану и Дандору: — Вот вам оружие... А теперь покупайте на свои деньги то, что вам женщины велели.

Буряты начали рыться в кумачах, ситцах, пестрых лентах и крученых шелковых нитках, Васильев тем временем считал, сколько причитается с Бронислава, насчитал 475 рублей, Бронислав расплатился и ушел, обещав вечером зайти.

Они отправились на постоялый двор, по дороге заскочили на почту, где Бронислав получил два письма — от Халинки и от Шулимовых. Он пробежал их глазами. Халина горячо благодарила за присланные пять тысяч; сразу после их получения она оставила работу на телефонной станции, потому что работать и заниматься домом, не имея прислуги, было свыше ее сил, приходилось изо дня в день хлопотать по хозяйству до полуночи, а уже в шесть утра вставать на работу... Анютка целует дядю, она уже знает всю азбуку, очень способная девчушка, но болезненная, в этом году пойдет в школу... Муж по-прежнему работает кассиром на железной дороге, шлет Брониславу привет... Это ж надо, привет мне, бандиту из «Пролетариата»! Зауважал, получив пять тысяч... А Шултшовы писали из Харбина то же самое, что уже сообщали Вере Львовне... С поднятыми парусами они отправляются в свой рейс успеха.

На постоялом дворе они сняли просторную комнату, отнесли туда все вещи с нарт. Буряты, ошеломленные своим богатством, были в полном шоке. Бронислав заказал для них безалкогольный обед, а сам пошел к Васильевым.