Воевода заморских земель - Андрей Посняков

Назавтра созвали Совет Господ. Решали — когда ждать ацтеков. Подробно обсуждали, сколько пушек следует выставить в крепости на границах отоми и пупереча, сколько зелья смолоть на пороховых мельницах, может, даже, пустить несколько каравелл вверх по большой реке… Олег Иваныч слушал-слушал, потом махнул рукой — уверен был, не нападут ацтеки. С ночи еще уверенность та возникла, когда, ненадолго оставив Софью и сына, принял по важному делу Гришу и Николая Акатля. Речь шла о Кривдяе, давно являвшимся платным агентом ацтеков.

— Он же и краденое скупал у ночных татей, — пояснил Николай. — Было когда-то на посаде ночью не пройти, помните?

— Да уж помним, — с усмешкой кивнул Олег Иваныч. — Самого чуть не убили.

— Тоже Кривдяева работа. Не сам, конечно. Через людишек прикормленных… — Николай достал из-за пояса специально захваченные с собой листочки. — Людишки те: московит Матоня, беглый с Вайгача-острова, куда был помещен судом Господина Великого Новгорода за многаждые беды, и обманством проникший на коч «Семгин Глаз», где и вредил дальше.

— Ну, про вредность Матонину мы, Коля, побольше твоего знаем, — не выдержал Гриша. — Слава богу, не будет уж больше вредить. Еще кого вызнал?

Николай кивнул:

— Напарник Матони — новгородец Олелька по прозванию Гнус.

— А вот этого, похоже, мы упустили. Приметы имеются?

— Есть. Вот: голова круглая, волос кудрявый, морда красная.

— Ладно, попадется еще… Теперь насчет Кривдяя подумаем.

— А что о нем думать? — Николай пожал плечами. — Хватать — да в поруб!

— А вот это пока рано! Слушайте, как поступим…

Уже через неделю после этого разговора вышел из Ново-Михайловска — теперь он так назывался, город! — небольшой караван масталанцев, направляясь якобы в земли отоми. На самом же деле целью каравана был Теночтитлан-Мехико. Имелись среди купцов и доверенные лица жреца Таштетля. Перед самой отправкой заглянули они в корчму Кривдяя, а уж потом с караваном отправились. А вскоре узнал император Ашаякатль, что окрестные племена — тотонаки, сапотеки, миштеки — затеяли ударить по Теночтилану и только ждут, враги, подходящего момента, как только уйдет ацтекское войско в дальний поход. Нехорошая это была новость. Самое плохое то, что не поодиночке вражины удар нанести решили — все вместе. С юга — сапотеки с миштеками, с востока — тотонаки, отоми с севера и с запада — пупереча. И когда, спрашивается, спеться успели, сволочи? Разведка только что донесла, а куда раньше глядела?

— А позвать сюда Таштетля!

Может, настала пора жрецу стать гораздо ближе Уицилапочтли, подарив ему свое сердце? Что? Ах, и Асотль так же считает? Ну, тогда — тем более… Тисок против? Зато Асотль — за. А он все-таки главный жрец, не Тисок. Так что поступим, как велит сам Уицилапочтли в лице своего лучшего представителя. А Тисок… Он тоже что-то слишком много на себя берет. Пусть-ка отправится к тотонакам с небольшим отрядом, мятеж подавит. Нет, много воинов ему давать не надо! Враги тогда сразу же нападут, как только узнают, что Теночтитлан без войска остался. Так что пусть Тисок так, с малыми силами справляется.

— Ты можешь не верить мне, белый касик, но я на стороне Тламака! — Тускат, идеальный шпион с серым неприметным лицом — увидишь и не вспомнишь — порывисто вскочил с лавки. — На стороне тлатоани Тламака. Спросишь — почему? Тому есть много причин. И то, что вы взяли меня в плен — не самая главная. Может, я сам к вам шел? Сдаться, чтобы уцелеть в интригах.

— Как я могу верить тебе, Тускат? — Олег Иваныч воздел руки к небу. — Ведь твоя профессия: вынюхивать, разведывать, убивать.

— Да, — согласно кивнул шпион. — Мое дело, оно такое же, как и твое, о великий белый касик. Только лучше заниматься этим, если и не для большинства теночков, то, хотя бы для себя, в своих личных целях. Не смейся, не надо! Думаю, это куда благородней, чем потакать коварным замыслам Асотля или Тисока. Да, благородней!

— Ты, наверное, хотел сказать — выгодней?

— А ты догадлив, касик! — Тускат рассмеялся. — И думаю, ты воспользуешься мною, иначе б давно уже казнил. И не кувшин ли с октли торчит у тебя из-под плаща?

Олег Иваныч хмыкнул. Обмануть пройдоху шпиона было почти невозможно, да он и не собирался этого делать. В какой степени можно ему доверять? Вот что интересовало сейчас Олега Иваныча. Ведь придется отпускать с Тускатом Тламака, парень рвется вернуться в Мехико. Хочет стать тлатоани. И — не ради власти, как он говорит, а чтобы изменить все по-новому, уничтожить кровавые культы и распространить христианство, как когда-то Константин Великий, император Восточной империи Ромеев. Изменить! Тоже, блин, революционер хренов. Романтик недорезанный. А не отпустишь — так сбежит, уж больно тянет его на христианские подвиги. Уж в таком разе лучше действительно послать с ним Туската — душа спокойней будет.

— Ну, и в чем твоя выгода? — Олег Иваныч поставил на стол кувшин и разлил в кружки пиво.

— Я далеко не беден, но родом не из бояр-пилли, — развел руками Тускат. — Ты достаточно прожил у нас, чтобы понимать, что это значит. Я зависим, и все, такие, как я — а нас много — зависимы. От пилли, от старост-капуллеков, которые следят за каждым нашим шагом и доносят, доносят, доносят. У меня есть хороший дом, жена — да, да, не усмехайся — но я могу в любой момент лишиться всего по прихоти императора или жрецов. А я не хочу! И не только я! Я знаю всех богатых купцов Почтлана — они выходят на улицу в рубищах, и любой сопленосый йаак может оскорбить их! Почему мы должны бояться своего богатства? Почему Совет жрецов или военачальников может его спокойно отнять? Почему они вмешиваются в мою жизнь, говорят, когда мне ложиться спать, а когда праздновать, когда радоваться, а когда грустить? Раньше, до встречи с белыми людьми, я как-то не задумывался об этом, просто делал свое дело, на которое меня поставили жрецы. Но чем ближе я узнавал вас, тем больше сомнений закрадывалось в мое сердце. Ваши законы… Они мудры! Зажиточный купец в Ново-Михайловске ничуть не менее уважаем, чем боярин-пилли! И они вместе управляют посадом. Почему такие, как я, не могут управлять Мехико? Законы не те? Значит, их надо менять! Не позволяют боги? Сменим и богов! Тем более, в Анауаке все больше становится христиан. Их очень много и в Теночтитлане, мне ли не знать? Хочешь, скажу, что это именно они помогли вам бежать? Назвать — кто?

Олег Иваныч кивнул — разговор становился забавным.

— Староста составителей перьев Шлатильцин, его сыновья, Тлаштилак и Шомицильтек, — перечислял Тускат. — Начальник ночной стражи Куамок, купец Шикатетль, купец Куамакатль, купец… Хватит? То-то же! Я на вашей стороне, прошу тебя, касик, поверь!

— Допустим, поверил. — Адмирал-воевода пристально взглянул на Туската. — И чем ты займешься, вернувшись в Мехико?

Тускат горделиво улыбнулся:

— Заговор. Только заговор. Ашаякатль не очень опасен, опаснее другие: Асотль, Таштетль, Тисок. Если они договорились между собой о власти — нам придется туго, если же нет — а зная их, думаю, что они вряд ли договорились — у нас есть все возможности. Слух о Тламаке уже наверняка распространился по всему Анауаку. Тем лучше! Нечего выжидать — надо действовать! Богатые люди Теночтитлана — на нашей стороне, и они нас поддержат, если мы не будем мешкать.

Олег Иваныч в ответ снова лишь кивнул. С этим было все ясно. Даже если и предаст — черт с ним. А вот Тламак… Как быть с ним? Не пустишь с Тускатом — убежит сам. Сунет голову в пасть, уж лучше пусть идут вместе со шпионом.

На следующее утро вместе с масатланским караваном Ново-Михайловск покинули двое — Тускат и Тламак, шпион и будущий тлатоани. Покинули, чтобы привести народ Мехико к новой вере и к новому государственному устройству. Судя по их довольным лицам, это им было — раз плюнуть. Олег Иваныч с Гришей смотрели с крепостной башни вслед каравану, а вышедшее из-за гор солнце висело над головой юного принца теночков царственным сияющим нимбом. Храм Святой Софии на вершине теокалли понемногу переставал быть химерой…

— Паруса! В море — паруса! — На башню по узкой лесенке взобрался начальник стражи. — Прикажете развернуть пушки?

— Не будем спешить, — успокоил адмирал-воевода. — Сначала посмотрим — чьи паруса?

Прихватив подзорную трубу, они с Гришей спустились вниз и в сопровождении стражников быстро направились к гавани. С моря дул сырой ветер, развевая полы красного, вышитого золотыми нитками плаща адмирала, трепал его светлые волосы, задувал под короткую куртку сквозь щегольские прорези в рукавах.

Олег Иваныч встал на пирсе, широко расставив ноги, приложил окуляр трубы к правому глазу…

Суда. Около двух десятков. Судя по парусам — каравеллы. У многих обломаны мачты — видно, недавно попали в жестокий шторм. Несмотря на это, корабли быстро приближались, настолько быстро, что уже хорошо заметными стали кормовые флаги с вышитым изображением Святой Софии.