Эмма - Джейн Остeн

— Но вы же не последний раз приехали в Рэндалс, — сказала Эмма. — Приедете еще.

— Ох, но как знать, когда! — Покачав головою: — Эта неопределенность… Буду рваться сюда всеми силами, все помыслы устремлю на это — задамся единою целью! И если весною дядюшка с теткой поедут в город… только боюсь… Прошлой весной они никуда не тронулись — боюсь, с этим обыкновением покончено навсегда.

— И прощай навсегда наш бедный бал.

— Ах, этот бал!.. Ну для чего было нам его откладывать? Надобно было ловить момент! Сколь часто из-за приготовлений — дурацких приготовлений — мы лишаем себя радости! А ведь вы предупреждали, что так случится. Ох, мисс Вудхаус, зачем вы всегда бываете правы?

— В настоящем случае, поверьте, я могу лишь сожалеть, что была права. Я бы, не раздумывая, променяла дальновидность на веселье.

— Ежели мне удастся приехать снова, мы все-таки устроим этот бал. Мой отец на это твердо полагается. Не забудьте — вы ангажированы.

Эмма подарила его благосклонным взглядом.

— Какие это были две недели! — продолжал он. — Каждый новый день — дороже, неповторимее вчерашнего! И с каждым днем все более нестерпима мысль об отъезде. Счастливы те, которым можно оставаться в Хайбери!

— Раз вы столь щедро воздаете нам должное в настоящем, — сказала Эмма, — то я возьму на себя смелость спросить у вас о прошлом: вы ехали сюда не без опасений? Не оказались ли мы несколько лучше, чем вы себе представляли? Убеждена, что да. Убеждена, вы не предполагали, что вам у нас может понравиться. Вы бы не собирались к нам так долго, если бы Хайбери вам рисовался в привлекательном свете.

Фрэнк Черчилл с принужденным смехом возражал, но Эмма знала, что не ошиблась.

— И вы обязаны ехать сейчас же?

— Да. За мною приедет отец, мы вместе воротимся в Рэндалс, и я немедленно снаряжаюсь в дорогу. Боюсь, что его можно ждать сюда в любой момент.

— И у вас не останется даже пяти минут для друзей ваших — мисс Фэрфакс и мисс Бейтс? Досадно! Могучий и логический ум мисс Бейтс мог бы помочь вам укрепиться духом.

— Нет, я побывал там. Проходил мимо и подумал, что по всем правилам полагалось бы зайти. Зашел на три минуты, но задержался, потому что не застал дома мисс Бейтс. Она куда-то отлучилась, и я понял, что должен дождаться ее. Над такою, как она, можно смеяться — и даже нельзя не смеяться, — но такую женщину грешно обижать. Лучше было нанести ей прощальный визит по всей форме.

Он замялся, встал, подошел к окну.

— Короче, — заговорил он снова, — вы, по-видимому, не могли не заподозрить, мисс Вудхаус…

Он впился в нее взглядом, словно желая прочесть ее мысли. Эмма растерялась. Все это предвещало нечто очень серьезное, чего она не хотела. В надежде несколько задержать то, что на нее надвигалось, она усилием воли заставила себя спокойно сказать:

— Вы рассудили правильно — очень естественно было, при этих обстоятельствах, нанести прощальный визит…

Он молчал. Она чувствовала на себе его взгляд — он, верно, размышлял над ее словами, пытаясь истолковать для себя манеру, с которой они были сказаны. Она слышала, как он вздохнул. Естественно; он полагал, что имеет причины вздыхать. У него не было оснований думать, что она поощряет его. Несколько неловких мгновений — и он сел на место и проговорил, уже более твердым голосом:

— Мне важно было, что остаток времени я могу провести в Хартфилде. Хартфилд так много значит для меня…

Он снова осекся, снова встал и, казалось, окончательно пришел в замешательство. Эмма и не подозревала, что он так сильно влюблен, — и как знать, чем бы все это кончилось, если бы не явился его отец… Вскоре к ним вышел и мистер Вудхаус, и Фрэнк Черчилл, подчиняясь необходимости, овладел собою.

Впрочем, минуты испытания были уж сочтены. Мистер Уэстон, не любящий мешкать ни с каким делом, столь же мало способный оттягивать неизбежное зло, сколь и предвидеть возможное, объявил: «Пора идти!» — и молодому человеку оставалось лишь согласиться, подавив понятный вздох, и встать, готовясь к прощанию.

— Я буду иметь о всех вас известия, — сказал он, — в этом главное для меня утешенье. Буду знать все, что у вас происходит. Я просил миссис Уэстон писать мне, и она была столь добра, что обещала. Благословенны женские письма, когда нам дорога всякая подробность о тех, кого с нами нет! Она будет все мне рассказывать. Читая ее письма, я вновь буду переноситься в милый Хайбери.

Сердечное рукопожатие, взволнованное «До свиданья!» заключили эту речь, и дверь за Фрэнком Черчиллом захлопнулась. Коротки были сборы — коротко их свиданье; он покидал Суррей, и Эмме так жаль было расставаться, такую потерю для их маленького общества видела она в его отъезде, что к ней закралось опасение, не слишком ли она сожалеет, не чересчур ли это глубоко ее затронуло.

Все переменилось — и к худшему. Они встречались со времени его приезда чуть не каждый день. Его присутствие в Рэндалсе, бесспорно, очень оживило ее существованье за эти две недели — неописуемо! Каждое утро — сознание, что они увидятся, предвкушенье встречи, Уверенность в его внимании — его веселый нрав, его галантность! Праздником сверкнули эти две недели, и тоскливо будет после них погружаться опять в обыденное течение хартфилдской жизни. В довершение всего, что говорило в его пользу, он почти что признался ей в любви! Сколь оказалось бы на поверку прочно и постоянно его чувство — вопрос иной, но покамест у нее не было сомнений, что он положительно ею пленен, определенно отдает ей предпочтенье, и эта убежденность, совокупно со всем прочим, наводила ее на мысль, что, несмотря на свои прежние зароки, она, как видно, немножко влюблена в него.

— Как видно, да, — говорила она себе. — Эта тупая апатия, вялость, неохота сесть и заняться полезным делом, это ощущение, что все в доме надоело, постыло! Как видно, влюбилась, — очень было бы странно, когда б не так — по крайней мере, на недельку-другую. Что ж! Кому беда, а кому радость — так устроен мир. Многим, как мне, взгрустнется, ежели не о Фрэнке Черчилле, то о бале — зато мистер Найтли будет счастлив. Может теперь провести этот вечер, как ему нравится — со своим ненаглядным Уильямом Ларкинсом.

Мистер Найтли, однако, не спешил, торжествуя, показать, что он счастлив. Он, конечно, не мог бы, положа руку на сердце, утверждать, что огорчен за себя — бодрый вид его послужил бы тому опроверженьем, — но говорил с большою искренностью, что огорчается за других, и добрым голосом прибавил:

— Не повезло вам, Эмма, — вот не повезло! Вам так редко выпадает случай потанцевать…

Джейн Фэрфакс она несколько дней не видала, а без этого трудно было судить, чистосердечно ли она сожалеет о прискорбной перемене; но когда наконец увидела, то наткнулась на чудовищную сдержанность. Правда, ей все эти дни особенно нездоровилось, ее так мучили головные боли, что, если бы даже бал состоялся, она, как о том объявила ее тетушка, вряд ли смогла бы прийти; и Эмма великодушно сказала себе, что эта непристойная безучастность в какой-то мере объясняется упадком сил, подточенных болезнью.