Одиночка: Одиночка. Горные тропы. Школа пластунов - Ерофей Трофимов

он тут же завалился спать. Дело сделано. Теперь осталось только довести результат до ума. Проснулся Елисей среди ночи от пьяного хохота и пистолетной стрельбы. Потом по улице с посвистом и песнями прокатилось несколько колясок. Больше всего парня удивил тот факт, что к мужскому смеху добавлялся и женский, тоже явно не трезвый.

– Понятно. Господа офицеры гулять изволят, – усмехнулся Елисей, возвращаясь в постель.

Утром, не спеша позавтракав, парень отправился в сарай. Денек обещал быть замечательным. Солнышко золотило верхушки деревьев, а небо горело яркой синевой без единого облачка. Парень уже почти дошел до плаца, когда приметил в кустах какой-то странный отблеск. Остановившись, Елисей осторожно отодвинул ветку и, рассмотрев блеснувший предмет, усмехнулся:

– Хорошо погуляли. Надеюсь, вместе с ней и музыканта не потеряли, – проворчал он, доставая из кустов гитару. – Ладно, занесу, все равно мимо идти, – вздохнул он, рассматривая инструмент.

Это была семиструнка, или так называемая цыганская гитара. Отряхнув голубой шелковый бант, Елисей с сожалением коснулся пальцем царапины на деке и, покачав головой, отправился в комендатуру. Дежурный, едва глянув на инструмент, вскочил на ноги и, подталкивая парня к выходу, зачастил:

– Унеси ты ее ради Христа отсюда, пока беды не случилось. Тут вчерась господа офицеры едва до дуэли не поссорились из-за песен. Потом помирились да выкинули гитару эту проклятую. Все, ступай с богом, – закончил он, выталкивая Елисея на крыльцо.

– Ну, была бы честь предложена, – растерянно пожал парень плечами и, перехватив инструмент поудобнее, отправился к себе.

Когда-то, еще в училище, он всерьез увлекался музыкой и, обладая хорошим слухом, выучился играть на гитаре и баяне. Само собой, музыкантом он себя никогда не считал, но в компаниях пользовался большой популярностью. Да и репертуар имел весьма обширный. Понятно, что исполнять здесь большую часть тех песен было глупо. Но некоторые, особенно те, что исполняли авторы-исполнители, вполне могли звучать.

Занимаясь своими делами, Елисей то и дело поглядывал на инструмент, вспоминая свою прошлую жизнь. Потихоньку накатила ностальгия. Воспоминания хлынули рекой, заставив его закончить работу и взять гитару в руки. Быстро перестроив инструмент под себя, он пробежался пальцами по струнам, отмечая, как неловко двигаются пальцы. Не хватало мышечной памяти, и подушечки левой руки уже начали саднить. Так теперь будет до тех пор, пока не появятся мозоли.

Постепенно пальцы стали работать более уверенно, и он, прогнав несколько мелодий, улыбнулся. Не забыл. Не разучился. Хоть и не свое тело, а навык все равно имеется. Увлекшись, Елисей принялся наигрывать разные композиции, тихо подпевая. Руки двигались все увереннее, а голос крепчал. Благо возрастная ломка уже прошла и теперь это тело обладало звонким баритоном. Снова нахлынули воспоминания о курсантских временах, и Елисей, сам того не заметив, запел в полный голос.

Видимо, привычка контролировать себя так въелась в кровь, что он запел песню из репертуара автора-исполнителя, знаменитого в его времени циклом казачьих песен. Выводя во всю глотку «Друг ты мой серебряный», Елисей не замечал, как по его щекам стекают слезы. Закончив, он растерянно хмыкнул, утирая лицо рукавом, и, вздохнув, отставил гитару в сторону.

– Разошелся, блин. Все, уймись. Теперь твоя жизнь здесь, – напомнил он себе, поднимаясь с табурета.

Елисей едва успел отдышаться и успокоиться, когда раздался осторожный стук в дверь и на пороге появилась крепкая фигура.

– Входи, дядька Ермил. Хотел чего? – нашелся парень, увидев пластуна.

– Ты пел? – откашлявшись, тихо уточнил казак, оглядевшись.

– Угу, – нехотя кивнул парень, понимая, что отрицать очевидное бессмысленно.

– Здорово, – вдруг восхищенно улыбнулся пластун. – А спой еще, а. Не мне одному. На улицу выдь, – быстро добавил он.

– А что там? – насторожился Елисей, мысленно кляня себя за слабость.

Подойдя к двери, он выглянул и едва не выругался в полный голос. Перед сараем толпилось человек сорок казаков, глядя на сарай так, словно ожидали второго пришествия.

– Спой еще, Елисей, – тут же послышались голоса, и парень понял, что крепко влип.

Отказаться причин не было, а весть о его талантах уже успела разнестись по всей крепости. Тут и к бабке не ходи.

– И как узнали-то? – растерянно спросил он, вернувшись в сарай за гитарой.

– Так казаки мимо шли, да музыку услышали. Остановились, да так и стояли, пока другие их не приметили. Так и собрались, – пожал пластун плечами. – Добре поешь. Да и песни добрые.

– Знакомец один писал, – кивнул Елисей. – В мор пропал, – добавил он, чтобы не вдаваться в подробности. В его положении это был самый простой и подходящий выход.

– Жаль. Добрые песни, – вздохнул пластун, крестясь. – Царствие небесное человеку.

Елисей прихватил табурет и, вынеся все на улицу, уселся у двери сарая. Чуть размяв пальцы, он сделал перебор и, посмотрев на случайных слушателей, спросил:

– Так чего спеть-то?

– Про шашку, про коней, друга серебряного, – тут же посыпалось со всех сторон, и парень понял, что придется перепеть весь уже исполненный репертуар.

Но едва он успел исполнить одну песню, как у толпы остановилась коляска и средних лет майор из свиты приехавших полковников, протолкавшись вперед, громко произнес:

– Так вот кто мою гитару нашел. Хорошо поешь, парень.

– Я ее в кустах приметил, – вздохнул Елисей, поднимаясь и протягивая инструмент хозяину. – В комендатуру занес, а дежурный сказал, что ее нарочно выкинули, чтобы ссоры не было.

– Кх-м, да, увлеклись вчера малость, – смутился офицер, беря гитару в руки и быстро осматривая. – Ладно, хоть не разбил. Поцарапалась только, – покривился он, увидев царапину.

– Ваше благородие, – вдруг выступил вперед Ермил. – Продай струмент. Ты себе в городе новую купишь, целую. А эту вон парню продай. Все одно ж выкидывал.

– Не могу, казаки. Подарок это, – вздохнул майор с заметной растерянностью. – Давай так. Ты, парень, пой пока. А как я уезжать стану, принесешь, – чуть подумав, решил он, протягивая гитару Елисею.

* * *

– Блин, идиот, ну когда ты научишься себя в руках держать?! – ругал себя Елисей, с силой всаживая кулаки в кожаный мешок, висевший на древесном суку в крошечном саду у дома, где он жил.

Тренировок парень не забрасывал, стремясь побыстрее довести свое новое тело до нужных для выживания кондиций. Выпустив пар и немного успокоившись, Елисей оставил несчастный мешок в покое и взялся за кинжалы. Ножевой