Ловушка для девственницы - Картер Браун

оттолкнул от себя женщину, которой дорожил больше всего в жизни, и она сорвалась в пропасть. Я — убийца! Это единственное, что до меня дошло. Я решил, что вспышки — это божье проклятие. И, ожидая немедленной кары за преступление, я кинулся, не разбирая дороги, к своей машине. В том, что Флер разбилась о скалы, я ни на мгновение не сомневался.

Линдерман вновь замолчал, уставившись в одну точку тяжелым взглядом.

— А что же успел снять фотограф?

— Знаете, я ведь не сразу понял, что это была фотосъемка! Только, когда получил по почте фотографии, сообразил, какова была природа адских огней, что испугали меня на скале. Я так и не смог подробно рассмотреть снимки. Ненависть — на моем лице, ужас — на ее лице, тот же ужас, охвативший меня после ее падения… Ни один человек не имеет права видеть лицо себе подобного в таких критических обстоятельствах. А какой-то праздношатающийся бездельник готов вытащить все это на потеху публики. Разве я мог допустить такое?

— Вы созвонились с Терри Вудом и договорились встретиться, чтобы оговорить условия сделки.

— Да, я приехал к нему на квартиру, но поговорить о цене мы не успели…

— Каким же тупым предметом вы воспользовались?

— Фотокамерой. Ничего другого как-то не подвернулось под руку. Затем я уничтожил найденные негативы и снимки, а камеру забросил по дороге домой в какой-то разбитый автомобиль на свалке металлолома.

— Что же будет теперь, мистер Линдерман?

— А разве существуют какие-либо проблемы? — он с удивлением взглянул на меня, выпустив струйку дыма. — Думаю, полицейские приняли к сведению вашу версию, и она устроила их, не так ли?

— Проблемы у нас с вами все те же, мистер Линдерман. И они не могут исчезнуть.

— Но почему? Даже если вы расскажете в полиции правду, вам никто не поверит. Я не признаюсь ни в чем.

— Шон Монахэн знает, что запись голоса Флер они с Майком прокрутили вам и Альтману. У Альтмана стопроцентное алиби на тот вечер. А, кроме всего прочего, Флер, когда ее перестанут пичкать успокаивающими препаратами, придет в себя, отдохнет и вспомнит, кто приходил на скалу.

— Мистер Холман, не могли бы вы назвать сумму денег, которая бы заинтересовала вас на данном этапе расследования? И не стесняйтесь, пожалуйста. К любой названной вами сумме я готов прибавить два нуля…

— Щедро! Я польщен вашим предложением, мистер Линдерман. К сожалению, в данном конкретном случае деньги меня не интересуют. Впрочем, это редчайший случай!

— В таком случае я выбираю то единственное, что мне остается. Как вы считаете, сколько у меня еще времени?

— Совсем немного, — пробормотал я не слишком уверенно.

— До утра?

Я молча кивнул.

— Пожалуй, вы тоже щедры, мистер Холман. Мне не надо так много, — он странно хихикнул и убрал правую руку с подлокотника. Тускло мелькнул пистолет. — Когда вы не позвонили мне, я понял, что все произошло не так, как хотелось бы, и приготовился… Впрочем, мысль о том, чтобы убить вас, когда вы открыли мою тайну, я вовремя отогнал. Это ничего не меняет. Ни-че-го…

Он докурил, не спеша раздавил окурок в пепельнице и обернулся ко мне:

— Простите меня, мистер Холман, что я не стану вас провожать. Прощайте!

— Прощайте, мистер Линдерман, — раскланялся я. — Мой дружеский привет мистеру Страубергу. Надеюсь, вы с ним вскоре увидитесь!

Дверь лифта бесшумно захлопнулась за моей спиной. Я слегка помедлил, прежде чем нажать кнопку с надписью «Вестибюль». Со стороны просторного кабинета с большими кожаными креслами раздался приглушенный выстрел. Лифт двинулся с места, и больше я уже ни к чему не прислушивался.

Проходя через вестибюль, я вспомнил вдруг о блондинке с медовыми волосами и поспешил разыскать телефон-автомат. Дом на Малибу долго не отвечал, затем я, наконец, услышал, что сняли трубку.

— Извините за поздний звонок. Это Рик Холман.

— Здравствуйте, мистер Холман. Слушаю вас.

— Нельзя ли позвать к телефону мисс Доннер?

— Сожалею, сэр! Сегодня утром доктор Калпеппер объявил, что состояние мисс Фалез улучшилось, и предписал ей немедленно отправиться в санаторий. После обеда они с мисс Доннер оставили нас.

— А когда вернется мисс Доннер?

— Примерно через неделю.

Этот ответ вконец расстроил меня. Возвращаться домой в Беверли-Хиллз в одиночестве не хотелось. Слишком свежа была память о безобразной сцене со стрельбой в моей гостиной. Думать о Майке Линдермане, распластавшемся на полу, либо об отце его, застывшем в собственном кресле с дыркой в виске, было выше моих сил. Но идти никуда не хотелось, и я свернул к дому.

Конечно, бурбон со льдом в высоком прозрачном стакане мог слегка скрасить жизнь. Мне этого явно недоставало.

Стараясь не думать о Линдерманах, я все-таки мимоходом отметил, что Майк, к счастью, не пролил на мой ковер ни капли своей сатанинской крови. Поздравив себя с таким практическим, если не сказать бессердечным наблюдением, я тупо вернулся к бару. Оставалось только основательно напиться…

Не знаю, долго ли звонили в мою дверь. Я просто не сразу поверил, что это ко мне. Неужели теряю рассудок? Или, может быть, в Беверли-Хиллз материализовался какой-либо призрак? Я распахнул дверь.

Блондинка с прической, закрепленной лаком для волос, быстро прошмыгнула мимо меня в комнату. Ее темные очки недоброжелательно уставились на меня:

— Я пришла высказать вам все, что думаю о вас вместе с вашим дурацким бредом о китайских философах, австрийских аристократах и люстрах, на которых они все вместе время от времени раскачиваются.

Поторопившись запереть входную дверь, я повернулся к Полин и спросил самым невинным тоном:

— Разве я не помог вам выпутаться, подбросив Джорджу китайский след?

— Все, что угодно, но только бы не это, Рик! — возмутилась она. — Я могла бы вернуть свой утраченный имидж милого несовершеннолетнего ребенка, если бы очень постаралась. Понимаете? Но вы лишили меня и этого последнего шанса! Вы и этот ваш не в меру болтливый язык. Ну кто вас просил вывалить на Джорджа какой-то китайский бред?

— У него что, аллергия на китайских философов?

— Гораздо хуже! У него аллергия на китайских коммунистов, а с ними и на все китайское.

— И какое же это имеет отношение к вам?

— Ну как же! Как я ни пыталась по вашему совету убедить своего босса, что ни разу в жизни не прикоснусь больше ни к одной книжке, он и слушать ничего не хотел. Бедняжка Джордж вообразил, что я насквозь отравлена идеологией китайских коммунистов, раз добралась уже и до китайских философов. Он орал, выбрасывая мой чемодан за дверь, что может позволить себе все, что угодно, кроме всего одной-единственной вещи: его кристальная совесть не