Человек маркизы - Ян Вайлер

встал и обнял меня. Мне стало от этого легче. За его спиной маячил Лютц, он тоже поднялся и обнял меня. Наконец и Алик вышел из-за стойки. Он, конечно, постарел, кудри стали короче и поредели, уже наметилась и прогалина. И обозначился животик. Зато прежними остались красивые карие глаза его отца и широкий рот его матери. Рот был не тридцатиоднолетнего мужчины, а четырнадцатилетнего мальчика. Он обнял меня, и мне почудилось, будто я вернулась из многолетнего странствия. И мы выпили шнапса.

И поскольку Рональд Папен лишь из вежливости пригубливал единственный стаканчик, предположительно никогда не допивая его до конца, так и мы почтили его память умеренно. Лютц ещё раз детально рассказал, как он обнаружил моего умершего отца. И что тот выглядел очень довольным, «хотите верьте, хотите нет».

Потом каждый поделился своей любимой историей, связанной с папой. И что он был, вообще-то, ходячим чудом света.

– Почему? – спросила я. Правда, я и сама так считала, но мне было интересно, что скажет на это Ахим. Он присоединился к нам, когда закончил свою работу.

– Он же совсем не подходил к этому месту, но тридцать лет здесь пробыл. Именно здесь. А мог бы устроиться куда пригляднее. С женой и домом на колёсах. Со всеми прибамбасами. И вот, умирает от сердца, а ведь никогда не пил. Не курил даже.

– Вот видишь, это были вообще неоправданные жертвы, – мрачно заметил Клаус.

– Какие жертвы?

– Ну, не пить, не курить.

– Но не в пятьдесят же два года, – сказал Ахим, и это звучало так, будто он осуждал моего отца. Но он был прав. Слишком рано, слишком молодой. И здоровый. Не было у него ни лишнего веса, ни хворей.

Я вообще считала, что у него не было причины умирать. Даже сквозь боль можно было сказать: он не имел права умирать. Чем дольше мы сидели в «Пивной сходке», тем сильнее укреплялось это ощущение. Потом я всё же ушла в наш склад. Алик проводил меня. Мы сели на диван и говорили.

Алик так и не женился. И учиться тоже не стал. Как-то не получилось тогда. После тех летних каникул он очень привязался к Клаусу. Помогал ему понемногу. Потом встал за стойку, после совершеннолетия делал уже и закупки. А пять лет назад стал хозяином. Хотел переоборудовать заведение, но Клаус не разрешил ему. Приходил каждый день проверять, всё ли правильно делает Алик.

– А как же утильсырьё и рециклинг? Это же была твоя большая мечта? – спросила я.

Алик пожал плечами. И потом засмеялся:

– Да, я действительно был тогда одержим этим. Не знаю, как так вышло. Но я доволен тем, что получилось.

– А фрау Чериф существует?

– Была. Но не сложилось. Ну, не важно. Я же ещё молодой, – застенчиво сказал он. – Но в «Пивной сходке» трудно познакомиться с женщиной.

Алик, кажется, был честен с самим собой. Я была бы не против, если бы он остался в ту ночь, но предложить ему это не решилась. Итак, он ушёл домой, а я заснула на диване.

На следующее утро я слонялась по складу. Сварила кофе, включила радио и села к столу. Разглядывала карту Рурской области, утыканную булавками, и расплакалась. Наконец, взялась за ум и составила список дел, которые теперь лежали на мне. Как-никак я была наследницей его состояния, в чём бы оно ни состояло. Всё, что составляло это наследство, находилось в этом складе и рядом с ним. В принципе всё, что я видела, было теперь моё. Но спустя несколько дней стало ясно, что в этом пункте я ошибалась. Было ещё кое-что вне этого склада, а именно его счета в сберегательной кассе Дуйсбурга.

Начальник финансовой группы Хейко всё за меня проверил и торжественно сообщил, что Рональд Папен был состоятельным человеком. После того, как он открыл для себя этот притягательный мир интернета, он начал скупать онлайн-акции, и у него хорошо развилось чутьё к падающим и растущим курсам. Он явно рассматривал это как игру и никогда не рассказывал мне об этом; для моего отца эта история оставалась чем-то вроде тайной лошадки на палочке. То, что он не тратил свои деньги, говорило о том, что его не интересовало, какая сумма лежит у него в банке. Для него важнее было перехитрить систему, в этом он и видел успех. Он забирал деньги у сильных мира сего, даже не помышляя о том, чтобы самому стать этим сильным. Он вытягивал средства из системы, чтобы они не могли пойти на что-нибудь плохое. Более того: они вообще никуда не вкладывались, что было грубейшим издевательством и насмешкой над самим принципом капитализма. Могу себе представить, что именно таков был ход его мыслей.

Возможно, он сделал это для меня и для моих нерождённых детей. В любом случае он оставил мне чуть ли не абсурдное состояние. И ещё склад, по которому я теперь бродила. Каждый сантиметр здесь был – он. Переднюю его часть он со временем сделал жилой и постепенно увеличил. Он вложился в кухню и в свою стереоустановку. На столе стоял дорогой компьютер.

У меня – вечно кочующей актрисы – не было собственной квартиры, где мне могло бы понадобиться его оборудование. У меня была съёмная квартирка в Берлине, две комнаты со старым договором аренды. Я снимала эту квартирку и не бывала там годами. В принципе вся моя жизнь умещалась в три чемодана и в четыре коробки.

После осмотра передней части склада я добралась до хлама, который стоял снаружи, прикрытый разными кусками брезента, и пришла к заключению, что лучше всего переместить его в утильсырьё. Я снова вошла внутрь и за занавес – туда, где раньше лежали маркизы. Эта часть склада была почти пуста. Пыль стояла в воздухе, и единственное, что там было у папы – это верстак, стол с чертежами конструкций, стеллажи, которые раньше стояли в моей каморке, пять поистине странных приборов, которые он сам сконструировал и собрал; изобретения, с которыми он, возможно, хотел совершить новую атаку на сферу вербовки клиентов. И ещё какой-то гигантский механизм.

Этот станок стоял посреди склада, и я не сразу поняла, что именно собирался изготавливать на нём мой отец: болты.

У него не получилось. На полу и в вёдрах лежали их заготовки. Он запасся разными резцами и, пожалуй, пробовал изготовить эти судьбоносные болты из разных материалов. Но болты были либо слишком мягкими и сгибались при вкручивании, либо были слишком твёрдыми и разрушали резьбу. Или оказывались