Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии - Николай Кузьмин

Схема работы агентов очень простая. В назначенный день и час агент, обычно крестьянин из какого-то кишлака, приходил в город, встречался с оперативным офицером и сообщал ему информацию о бандформированиях в его или окружающих кишлаках. Естественно, что это была информация двух-трехдневной давности.

Судите сами. Если в кишлак пришла какая-то банда, то первым делом они что делают? Правильно, выставляют охранение и не выпускают никого оттуда без разрешения главаря этой банды. Это азы партизанской войны. В кишлаке они, как правило, пребывают не более двух дней: собирают денежный и продовольственный налог. Потом идут в следующий кишлак за этим же.

Исключение составляют свадьбы либо самого главаря, либо его детей или родственников и религиозные праздники. Тут могут собраться вместе на несколько дней иногда до 4–5 главарей, естественно, если не со всей бандой, то с десятком телохранителей наверняка. Все это тщательно охраняется, выставляются посты не только на окраине кишлака, но и вдали от него.

Любое нарушение этого режима местными жителями карается, как правило, смертью. Главарь – верховная власть в период пребывания в кишлаке: хочет – казнит, хочет – милует. Аппеллировать все равно не к кому. Поэтому агент может выйти на встречу, только когда банда покинет кишлак, и информация, которую получит от него оперативный офицер, будет доложена по радио в разведцентр в этот день только вечером или ночью.

Утром следующего дня, после принятия решения по ней в штабе 40А, будет отправлено в нашу дивизию боевое распоряжение на ликвидацию данной банды. После принятия решения командиром дивизии, кому это поручить, в часть отдается соответствующее распоряжение и с утра следующего дня начинается практическое выполнение приказа.

Я специально так подробно расписываю ход прохождения разведывательной информации от источника до ее реализации (по научному это называется разведывательным циклом), чтобы читатель мог понять, что она безнадежно устаревала к моменту действий войск. А войсками-то была только наша дивизия, других боевых частей в зоне ответственности не было. Так что основное требование к разведывательной информации – оперативность, не укладывалась ни в какие рамки.

Потом другой вопрос. Орган агентурной разведки как петух – прокукарекал, а там хоть не рассветай! Их мало интересовало, как мы будем выполнять эту задачу. Важен был только результат. Но он-то ведь напрямую зависел от внезапности! А ведь заданный ими район мог находиться далеко в горах, в «зеленке», болоте или пустыне. А какая уж тут внезапность!

Вот и представьте: за 30 км до района реализации, по одной-единственной дороге идет колонна наших войск со скоростью пешехода. Впереди идут саперы с собакой, со щупами и миноискателями, и проверяют ее на наличие мин. Если мина найдена, колонна останавливается и мину подрывают. Так что средняя скорость движения от силы 3–4 км/ч. Сколько времени необходимо, чтобы преодолеть эти 30 км? Правильно, 8—10 часов.

Таким образом, если мы вышли в 4 часа утра, то будем у цели где-то к 12–13 часам. А к этому времени даже безногий душман сможет уползти в безопасное место, ведь гул двигателей колонны слышен не менее, чем за 10 км. Отсюда и результат: день потратили, ничего не нашли, да еще обстрелять могли издалека, и мину «поймать». То есть результата нет, а потери есть.

Кроме того, нужно такое же время и на обратный путь. То есть в дневное время приходилось прочесывать кишлак, допрашивать пленных и задержанных, потом организовывать ночевку и только рано утром совершать марш назад. При этом необходимо было выбирать новый маршрут, потому что на прежнем могли быть и засады, и мины. Да разве все учтешь? Таким образом, «дальняя» реализация растягивалась как минимум на 2 суток, а иногда и больше. А при действиях по ближнему объекту она составляла всего 6–8 часов. Причем «дальше» не значило «лучше». Как я уже говорил, эффективность действий обычно напрямую связана с внезапностью. Разве мне, начальнику разведки, можно было с этим мириться?

Сначала я попытался это дело уладить «миром». То есть пошел к командиру ОАГр, изложил свои претензии и сделал предложение: прежде чем докладывать в Кабул, знакомить меня с разведданными и совместно определять объекты для реализации, удобные с точки зрения достижения внезапности, а значит, и более высокой результативности действий. Какая разница? Душманы были везде, а вот условия их уничтожения были разными.

Однако, к сожалению, понимания я не достиг. Командир ОАГр встал в позу и начал мне доказывать, какие замечательные данные он нам дает, а мы в силу своей неумелости не в состоянии их использовать. Вот этого я уже ему простить не мог. Решил действовать по-другому.

Сильной стороной моей позиции было то, что в конечном счете оценивали работу агентурной разведки мы – войска. Ведь только мы могли дать оценку разведывательным данным, по которым вели боевые действия. Поэтому в ближайшие дни, после получения боевого распоряжения из штаба армии, я решил лично возглавить эту реализацию и на месте разобраться – что же мы на самом деле ищем. Мои ожидания полностью подтвердились.

В далеком горном кишлаке, куда мы добирались более 6 часов, никакой банды не было. Местные жители клялись и божились, что здесь никого нет и не было никогда. Это, конечно, было не так, и мы в конце концов добились правды: банда здесь была, но 4 дня назад, причем абсолютно не та, на ликвидацию которой мы направлялись. Все было ясно! Захватив с собой несколько задержанных, мы вернулись в гарнизон.

Я представил начальнику штаба дивизии не только их показания, но и самих задержанных афганцев, которые лично подтвердили изложенные мной факты. После этого начальник штаба доложил комдиву, а тот вышел по связи на начальника штаба армии и с возмущением доложил о том, что агентурная разведка «кормит нас тухлой информацией».

Дальше пошла обратная волна – начальник штаба армии отчитал начальника разведки – тот начальника разведцентра, а тот, в свою очередь, – командира ОАГр. Гнева начальника разведки армии за «подставу» я не боялся, так как для войсковой разведки только командир дивизии – царь и бог! Он нас и милует, и карает. А комдив был на моей стороне.

На следующий день я встретился с командиром ОАГр, и мое предложение было успешно принято. С тех пор мы жили, как говорится, душа в душу: и они давали нам на реализацию удобные объекты, и мы, в свою очередь, не жаловались на устаревшую информацию. Так что все были довольны.

Кроме того, ко второму году службы я обзавелся и собственной сетью информаторов из числа местного населения вокруг Кундуза. Не скажу, что она была большой, порядка 8—10 человек, но мы с переводчиком сумели найти нужных людей и имели ценную для нас информацию. Расплачивались с ними в основном трофейным оружием и боеприпасами, что было делом явно незаконным. Но что поделаешь? Ведь денег на агентурную работу нам не давали.