Однокурсники - Эрик Сигал

— В Беркли великолепное классическое отделение, — заметила она.

Сердце у Теда остановилось. Это совсем не то, что он надеялся услышать.

— Значит, ты считаешь, меня сокращают, да? — скорбно произнес он. А когда она не ответила, добавил: — А я-то думал, что смогу рассчитывать на контракт здесь.

— Черт возьми, я тоже, — честно призналась она. — Но ты же знаешь, как работает вся их система. Они почти никому не дают расти на месте. Предпочитают отправлять своих преподавателей в разные вузы и следить за тем, какая у них там складывается репутация. И если кто-то добивается успехов, то их опять перетаскивают к себе.

— Но это же в Калифорнии, — пожаловался Тед.

— Подумаешь! Неужели нам не выжить, находясь в каких-то трех тысячах миль от Гарварда?

Через два дня позвонил Билл Фостер и официально предложил Теду прочесть у них лекцию. Они договорились, что встретятся ближе к началу пасхальных каникул.

— Обычно мы так не поступаем, — добавил он, — но нам бы хотелось, чтобы ваша супруга тоже приехала с вами. Людям из издательства Калифорнийского университета просто не терпится с ней познакомиться.

— О, это замечательно, — сказал Тед.

А про себя подумал: «Им обо мне все известно. Меня покупают, как бейсбольного игрока. Оценивают, насколько хорошо у меня поставлен удар и умею ли я играть в поле, и даже, возможно, определяют, присущ ли мне командный дух».

Эти мысли усилили ощущение того, что он каким-то образом в чем-то провалился.

В последнее воскресенье марта Тед и Сара, оставив сына заботам обожающих малыша бабушки и дедушки, поднялись на борт самолета, чтобы лететь дневным рейсом в Сан-Франциско.

— Разве не чудесно? — проворковала Сара радостно, когда они пристегивали привязные ремни. — Это наше первое бесплатное путешествие, и все благодаря твоим мозгам.

Через три часа Тед посмотрел на часы. Они едва ли пересекли половину континента.

— Это же просто в голове не укладывается, — сказал он. — Я хочу сказать, где же это чертово место? Уж очень оно далеко от цивилизации.

— Тед, — ласково пожурила она, — не переживай. Может, ты еще сделаешь для себя какое-нибудь замечательное открытие об окружающем мире.

— Какое, например?

— Например, что интеллект за пределами штата Массачусетс тоже имеет право на существование.

Когда они сошли с трапа самолета в Сан-Франциско, их встречали двое преподавателей: один из них среднего возраста, другой — коллега помоложе, он держал в руках опознавательный знак: книгу Ламброса о Софокле. При виде подобного проявления уважения у Теда, который мрачно молчал последние несколько часов полета, сразу же поднялось настроение.

Билл Фостер тепло приветствовал вновь прибывших и представил им Иоахима Майера, специалиста по папирусам, который недавно перевелся из немецкого Гейдельберга в Калифорнию. Они оба были чрезвычайно любезны и настояли на том, чтобы отнести их чемоданы из зоны выдачи багажа к машине.

Несмотря на то что вечер еще не наступил, на главной улице Беркли царило оживление.

— Что-то у вас тут много хиппи, как я погляжу, — отметил Тед неодобрительно.

— А я слышу красивую музыку, — сказала Сара.

Билл Фостер среагировал на замечание Теда.

— Их вид вводит вас в заблуждение, Тед, эти студенты могут разгуливать в джинсах вместо твидовых костюмов, но среди них есть просто блестящие молодые люди. Они сводят нас с ума своими пытливыми вопросами. Наступают на пятки, не давая интеллектуально расслабиться. Мы посетим какие-нибудь занятия, если вам интересно.

— Да, — ответил Тед, — очень интересно.

— Я бы тоже с удовольствием послушала, — присоединилась к разговору Сара.

— Ах да, — искренне обрадовался Майер. — Знаю, вы ярая поклонница эллинистической поэзии, Сара.

Как раз в это время они доехали до конца улицы, и Билл Фостер сказал:

— Мы с Майером оставим вас у нового преподавательского корпуса. И если вы не слишком устали, советую прогуляться по Телеграф-авеню и выпить пива в каком-нибудь заведении, вроде «Ларри Блейкса». Чтобы проникнуться ночной атмосферой этого города.

— Прекрасные люди, как тебе кажется? — спросила Сара, когда они разбирали вещи у себя в номере некоторое время спустя. — По-моему, такие открытые и дружелюбные. Майер так прост в общении, по его виду никогда не догадаться, что он в тридцать один год стал профессором. И вообще для немца он выглядит совсем не по-тевтонски. Может, его прокалифорнили.

— Будет тебе, — сказал Тед, — они за нами просто ухаживают. Ты обратила внимание — им даже известна тема твоей дипломной работы.

— Обратила, и мне это было приятно, — ответила Сара. — А тебе разве не нравится, когда тебя соблазняют?

— Ну, меня еще не соблазнили, — сурово отрезал Тед.

— Ну, тогда отбрось предубеждения и давай прошвырнемся по Телеграф-авеню.

Сначала казалось, будто ничто вокруг не радует его глаз. Ни оживленные улицы, ни книжные магазины, ни колоритные менестрели со своими гитарами. Но уже через квартал Сара заметила: все же один аспект этого пространства, заполненного жизнью, привлек внимание мужа.

— Ага, — улыбнулась она, — наконец-то ты выделил кое-что из окружающего пейзажа.

— О чем это ты?

— Мы прошли мимо шестерых девиц, у которых под платьем не было лифчиков, и ты с удовольствием пялился на них во все глаза, доктор Ламброс. И не говори мне, что я ошибаюсь: я наблюдала за выражением твоего лица.

— Ты ошибаешься, — сказал Тед, поджав губы. — Их было семь, не меньше.

И заулыбался.

Из-за трехчасовой разницы во времени они проснулись очень рано и думали, что первыми придут в столовую преподавательского корпуса. Но они просчитались.

Кто-то уже сидел за столиком в углу, одной рукой черпая ложкой кашу, а в другой руке держа оксфордское издание «Классических текстов».

— Ты видишь то же, что и я? — прошептала Сара. — Во всей столовой никого нет, кроме нас и профессора Оксфордской королевской кафедры по древнегреческому языку и литературе.

— Боже мой, ты права. Это Камерон Уайли. Что это он здесь делает, черт возьми?

— То же, что и мы, — улыбнулась Сара. — Ест свой завтрак. Кроме того, разве он не читает в этом году курс Сатеровских лекций?

— А ведь и правда. Что-то по Гомеру и Эсхилу. Думаешь, у нас получится его послушать?

— Может, ты подойдешь к нему, представишься и сам его обо всем спросишь?

— Нет, не могу, — воспротивился Тед, внезапно оробев. — Я хочу сказать, он же такой великий человек.

— Будет тебе, мой непокорный грек. Куда подевалась твоя обычная смелость? Или ты хочешь, чтобы я первая подошла к нему и представила тебя?

— Нет, нет, нет, я сам. Просто я не знаю, как начать, — ответил Тед, нехотя вставая с места.

— Для начала скажи «здравствуйте». Это приветствие освящено веками.

— Да, — коротко бросил Тед, его чувство юмора полностью притупилось из-за внезапно возникшей неуверенности в собственном статусе.

Он с волнением прислушивался к звукам собственных шагов, эхом разносившимся по пустой столовой.

— Прошу прощения, профессор Уайли, надеюсь, не помешал, просто я хотел сказать вам, как восхищаюсь тем, что вы делаете. Я считаю, ваша статья об «Орестее» в прошлогоднем «Журнале эллинистических исследований» — это лучшее из того, что когда-либо было написано об Эсхиле.

— Благодарю вас, — произнес англичанин с нескрываемым удовольствием. — Не желаете присоединиться?

— Вообще-то мы с женой думали пригласить вас за свой столик. Она сидит вон там.

— Ах да, я сразу обратил на нее внимание, как только вы вошли. Спасибо, я буду рад.

Он встал со своего места, прихватив тарелку с кашей и оксфордский текст, и пошел вслед за Тедом к их столику.

— Профессор Уайли, это моя супруга Сара. Ой, я забыл сказать, я — Теодор Ламброс.

— Приветствую вас, — сказал англичанин, пожимая руку Саре, и сел за стол.

Затем повернулся к Теду:

— Слушайте, а вы ведь писали о Софокле, признавайтесь!

— Вообще-то да, — ответил Тед, испытав нечто вроде головокружения оттого, что его узнали. — Я приехал сюда, чтобы прочитать лекцию.

— Книжка у вас получилась превосходной, — продолжил Уайли. — Столько пыли стряхнула с трудов по Софоклу. Я уже включил ее в список обязательной литературы для сдачи экзамена на степень бакалавра. Честно говоря, я так обрадовался, увидев, что человек, написавший книгу о Софокле, носит вашу фамилию — очень подходящую для такого дела.

Тед не понял, какая тут взаимосвязь, но не захотел демонстрировать свое тугодумие перед столь благородным ученым. Сара мгновенно бросилась ему на выручку, жертвуя собой на алтаре простодушия.