Конспект - Павел Огурцов

— По закону нельзя, но если придерживаться всех правил — в Донбассе прекратится добыча угля.

— А если несчастный случай?

— Отвечать буду я, а не вы.

— Почему?

— Потому что я начальник, и я доверил ей проводить испытания.

— Но ведь в случае чего — жалко девушку.

— Да вы не беспокойтесь — Аня очень аккуратная и я сам учил ее испытаниям. От несчастных случаев никто не застрахован, но шансов, что у Ани он случится, меньше, чем у нас с вами — такая она осмотрительная.

Я разрешил Ане работать с высоким напряжением только когда меня нет, а испытания отложить нельзя. Каслинский вызвал меня в свою контору.

— Не кажется ли вам, что вы делаете хуже? Аня отвыкнет от таких испытаний, и вот тогда с ней может произойти несчастный случай. Подумайте об этом.

— Но ведь делая такие испытания регулярно, у нее может притупиться осмотрительность. Тогда давайте совсем отстраним ее от работы с высоким напряжением. А когда я на шахте — при острой необходимости вы сами проведете испытание.

— А если и меня не будет в это время?

— Ну, так подождут пока кто-нибудь из нас вернется.

— Легко сказать — подождут! Вы знаете как бывает? Привезут мотор от насоса или вентилятора — работаем круглые сутки, начальство стоит над душой, из треста звонят, из шахты тут торчат и заранее присылают транспорт — попробуйте задержать готовый мотор!

— Виктор Петрович, а разве при такой обстановке вы не все время здесь находитесь?

— Если бы! Шахта ведь не одна. Бывает, что и во время такого аврала приходится срочно выезжать.

Что было делать? Я поручал Ане одно-два таких испытания в день, но только в моем присутствии. Каслинский молча усмехался, Аня молча обижалась, но вскоре поняла, что я так поступаю не из недоверия к ней, и смирилась. У нее хватало работы: все остальные испытания, проверки и измерения — кто из нас был в этот момент более свободен, тот и проводил и отмечал результаты в специальном журнале. Аня оформляла технические документы на отремонтированное оборудование и поддерживала в лаборатории строгий порядок — все всегда на своем месте, так что иногда мне попадало, если какой-то прибор вдруг оказывался не там, где ему положено быть. Мне повезло, что у меня оказалась такая помощница.

— Где оторванная пуговица? — вдруг спрашивает она меня.

— В кармане.

— Снимайте куртку, я сейчас ее пришью. В другой раз спрашивает:

— Кто вам белье стирает?

— Прачка.

— Давайте я вам буду стирать.

— Спасибо, но в этом нет необходимости.

— Вы же прачке деньги платите, а я, когда у нас стирка, вам и так постираю. — Я не согласился. — Ну, чего вы такой церемонный, я не понимаю.

Спросил ее, откуда она родом.

— С Дону.

— Живете с родителями?

— Не, с теткой.

— А родители где?

Ой! Да не спрашивайте, а то я буду кричать. Прошла не одна неделя, а может быть и не один месяц, как вдруг Аня обратилась ко мне с такой просьбой:

— Поучите меня электротехнике.

Занимались урывками, когда придется — до работы, во время работы, после работы, иногда несколько дней подряд было не до занятии. Я учил ее азам электротехники, старался дать ей хотя бы минимум знаний применительно к нашей работе. Аня записывала в тетрадь мои объяснения и перед каждым следующим занятием протягивала мне ее и говорила:

— Проверьте как я выучила.

По просьбе мастеров, руководивших ремонтными работами, мы проводили испытания и по ходу ремонта, а Каслинский поручил мне самому присматриваться к ремонту и когда найду нужным проводить такие испытания. Мастеров было двое. Это были фигуры, казалось, сошедшие с экрана при демонстрации кинофильмов из дореволюционной жизни. Оба лет за пятьдесят, плотные, в сапогах и фуражках, в пиджаках с жилетами, на которых видны толстые цепочки карманных часов. Одинаковое выражение лица: одновременно сонное, настороженное и с хитрецой. Присмотришься — черты лица разные, а кажется — чуть ли не близнецы, и первое время я их отличал по усам: у одного — прямые, черные с проседью, в профиль выглядевшие жирной точкой, у другого — табачного цвета, лихо закрученные. Один руководил обмоточными работами, другой сборочными, но они свободно заменяли друг друга. Держались солидно, с чувством собственного значения. Я поражался их опыту. Каслинский научил меня новым расчетам, иногда требовавшимся в нашем деле. Сижу, делаю такой расчет. Заходит мастер:

— А ты, Григорьич, не потей. Возьми сечение такое-то, в самый раз будет.

Кончаю расчет — точно такое сечение. Сказал об этом Каслинскому.

— А чего вы удивляетесь? Всю жизнь на одной работе. Но вот стали поступать импортные моторы — долго не могли разобраться. И, вообще, запомните: любой опыт надо проверять знанием — так надежней.

Обмотку статоров взамен сгоревшей делали женщины. Поразила неудачная организация рабочих мест. Вспомнив, как с Пексой работали на ХЭМЗе, увидел, что и как можно улучшить, сказал об этом мастеру.

— Что, Григорьич, работу себе ищешь? Своей мало? Занимался бы своим делом, а мы своим заниматься будем.

— Так работа скорей пойдет. Вышли на воздух, закурили.

— Ну, пойдет работа скорей. А дальше что будет?

— Больше зарабатывать будут.

— Держи карман. Придет нормировщик с хронометром, глядь — расценки снизили, и заработки прежние, как ни крутись. А бабоньки больше уставать будут. А жизнь у них и так не сладкая.

— Больше ремонтировать моторов будем.

— А их все равно все не отремонтируешь. Видал — сколько сегодня привезли?

Странная логика! Умолчав о разговоре с мастером, сказал об этом же Каслинскому, он заинтересовался, и одно рабочее место оборудовали по-новому. Другие обмотчицы стали просить, чтобы их рабочие места также переоборудовали.

— Не увеличат ли норму выработки? — спросил я Каслинского.

— Вроде бы не должны. Конечно, месяца через два-три пришлют нормировщика, но изменения в глаза не бросаются, этот оболтус не разберется, и не будет оснований изменять нормы.

Я думал, что мастер на меня обидится — ничуть не бывало: отношения остались прежними.

4.

На линейке с лошадью и кучером ездил на шахты в разное время, больше всего — после работы и, чаще всего, — для проверки заземления. Впервые, на второй день своей работы, взяв омметр, пошел днем для такой проверки на соседнюю шахту «София». Проверять надо было участок, расположенный на горизонте 440 метров. Впервые опускался в клети. В ней не было сплошных стенок, и видно как по стенам шахты с плеском течет вода. Клеть опускалась медленно, потом пошла быстрее, скорость нарастала, я удивился такому быстрому спуску и вдруг по лицам спутников понял: что-то случилось. Неужели клеть оборвалась? В клети — несколько человек, и один из них — старик – сорвал шапку и крестится. Лицо с глубокими морщинами и совершенно лысая голова. Вдруг клеть резко остановилась, и мы попадали. Поднялись. Тишина, слышно как льется вода. Потом — рывки, то вверх, то вниз. Еще падали и ударялись об стенки. Я ударился головой и, хоть был в зимней шапке, почувствовал сильную боль и подумал: наверное, — об уголок. Старик не поднимается, и не видно где его шапка. Наконец, медленно-медленно поползли вверх. Старик остался лежать в клети. Принесли носилки и унесли его. Я ждал, пока пустят клеть, и услышал, что когда старика выносили — он был уже мертв. В общежитии ночью меня разбудили: я во сне стонал.