Байки кремлевского диггера - Елена Трегубова

Тем временем мистер Vespucci именно в этот момент наслаждался шашлыками вместе с благонадежной частью кремлевского пула на Сочинском побережье. Помимо уже традиционного пункта программы – кормежки доверенных журналистов, в президентской резиденции были предусмотрены и такие увеселительные мероприятия, как катание на катере, водных лыжах и скутере. Вместе с журналистами и президентом, разумеется, наслаждался курортной жизнью и его верный пресс-секретарь Алексей Громов, обеспечивший надежный идеологический face control журналистов для входа в этот курортный президентский клуб. Так что не удивительно, что Путин предпочел не прерывать отдыха в такой приятной компании ради спасения гибнущей подводной лодки.

Истории из жизни отдохнувших очень скоро стали в деталях известны всей политической Москве. Даже в картинках – в смысле, с демонстрацией фотографий. Дело в том, что даже среди допущенных в тот момент к телу журналистов случайно затесались те, кто расценивал эту историю как позорное пятно собственной биографии.

А уж звонившие мне в тот момент коллеги-изгои все, не сговариваясь, произносили один и тот же текст:

– Слава Богу, что нас туда не пустили! От такого ведь потом всю жизнь не отмыться…

А когда я вернулась домой, в Москву, в воздухе уже стояла гарь и телевизор не работал. Пожар на Останкинской башне стал абсолютным прообразом того разгрома, который уже спустя несколько месяцев Путин устроил сначала на ОРТ, потом на НТВ, а затем на ТВ-6 и ТВС.

Путин был в ярости от того, что ОРТ и другие телеканалы критиковали его бездействие в момент трагедии. Но это был, разумеется, лишь мелкий предлог для того, чтобы начать глобальный передел на телевидении, направленный на ликвидацию неподконтрольных Кремлю телеканалов.

Президент немедленно собрал в Кремле очередной закрытый брифинг для карманных журналистов и передал стране через этих гонцов следующее послание:

– Если олигархи будут вопить, то будут сразу же получать по башке!

В тот момент в качестве главного кандидата на получение по башке Путин наметил, разумеется, Бориса Березовского, который, как выразился президент, в момент гибели Курска сознательно раскачивал лодку (через контролируемый олигархом в тот момент ОРТ). Этим заявлением Путин дал отмашку к следующей серии раскулачивания олигархов: теперь уже не только врага Гусинского, а и бывшего друга – Березовского, а также к активным действиям по переделу СМИ. В том числе – и силовым. В ночь после выхода в эфире ОРТ сюжета, где ставилась под сомнение адекватность действий главы государства в момент гибели подводной лодки, соответствующие кассеты были изъяты милицией из архивов редакции. Причем – с согласия гендиректора ОРТ Константина Эрнста. И это было только начало.

В своей ярости на Гусинского, Березовского, а главное – на все СМИ, вместе взятые, Путин, кажется, не осознавал одного: если бы даже все оппозиционные телеканалы Кремль прихлопнул тогда сразу, не мучаясь, – просто не восстановили бы после останкинского пожарища, по техническим причинам, и все, – тот, первый год путинского президентства все равно бы запомнился его избирателям именно теми жуткими, зловещими, символическими трагедиями, следовавшими одна за другой.

Их ответ Чемберлену

Я знала, что даже после зачистки из кремлевского пула большинства птенцов гнезда Гусинского некоторым журналистам из холдинга Медиа-Мост не только сохраняли в Кремле аккредитацию, но даже и время от времени устраивали конфиденциальные встречи с главой государства. Все эти люди использовались Кремлем, конечно же, совсем не в качестве журналистов, а как связные между администрацией президента и опальным олигархом, – поскольку отношения в ходе взаимной войны настолько обострились, что связь по прежним, прямым каналам, стала уже немыслимой.

Так, в качестве связного между Кремлем и Гусинским (уже после вынужденного бегства последнего за границу) использовался, например, Алим Юсупов, работавший в тот момент на канале НТВ. Пару раз он даже связывал Путина по телефону с Гусинским, и президент пообещал олигарху встречу на нейтральной территории. Но потом обманул.

Однажды, в сентябре 2000 года, в роли посредника между администрацией президента и хозяином газеты Коммерсантъ Березовским пришлось выступить и мне. Но, к счастью, не через какие-то секретные каналы (я в тот момент даже телефона Березовского не знала), а прямо со страниц газеты.

Борис Березовский быстро почувствовал, что 1-й телеканал, ОРТ (БАБ являлся в тот момент владельцем 49% акций этого телеканала и главным спонсором), станет 1-м и в кремлевском списке на ликвидацию, и придумал хитрый контрход. Опальный олигарх объявил, что передает все свои акции представителям творческой интеллигенции в трастовое управление. И предложил то же самое сделать и государству с оставшимися 51% акций. То есть, если бы схема сработала, то отнимать телеканал Кремлю пришлось бы уже не у олигарха, а у общественности.

Мне позвонил главный редактор Коммерсанта Андрей Васильев и попросил:

– Слушай, а можешь ты раздобыть в Кремле их ответ Чемберлену на публичную инициативу Березы? Хотя бы анонимный?

В своем открытом письме Березовский утверждал, что высокий чин кремлевской администрации предъявил ему ультиматум: передать в течение двух недель в управление государству свой пакет акций ОРТ или отправляться вслед за Гусинским. Вся тусовка знала, что этот высокий чин – сам Путин. Вслед за которым ультиматум Березовскому подтвердил и глава кремлевской администрации Александр Волошин.

Вот я и отправилась за ответом Чемберлену к Волошину.

– Александр Стальевич, Березовский понял фразу отправляться вслед за Гусинским как прямую угрозу Кремля посадить его в тюрьму.

– Во-первых, про Бутрыки ему ни слова никто не говорил, – сходу, даже не попытавшись опровергать факт ультиматума, заявил мне глава администрации – Имелось в виду – отправляться куда подальше…

– Куда подальше – это в принудительную эмиграцию без права возврата? – уточнила я.

– Да куда угодно! Надоел он уже здесь всем – сил нет! – нервно хихикнул Волошин.

Всегда избегавший публичных интервью, в этот раз кремлевский администратор заявил мне, что я могу процитировать его ответ в газете со ссылкой на высокопоставленного кремлевского чиновника. В компании с высоким чином, на которого ссылался Березовский, это создавало в стране симпатичную властную вертикаль анонимов.

Суть же ответа Волошина сводилась к следующему: государство свою половину акций никому не отдаст, а Березовский, даже если попытается не отдать свои 49% акций, все равно ни на что влиять не сможет.

– Костю Эрнста мы считаем своим человеком, которому можно доверять, – заложил гендиректора ОРТ Волошин. – Журналисты не смогут себе больше позволить спекулировать на чувствах людей и раздувать антипрезидентские настроения. (Имелось в виду как раз освещение по ОРТ беззаботного отпуска президента Путина в момент гибели подлодки Курск.)

А на прощанье, когда я уже направлялась к дверям, Волошин выложил свой самый главный аргумент:

– Да все равно мы у Березы все акции отнимем, не переживай!

На следующий день в Коммерсанте появилась передовица с заголовком: Березовский получил ответ на письмо Путину через корреспондента Коммерсанта Елену Трегубову.

Вроде бы это был профессиональный успех. Но ничего, кроме брезгливости, я от этой секретный миссии не испытала. Было уже даже наплевать, что коллеги стали еще чаще дразнить меня кремлевскими друзьями. Но главное – я четко почувствовала в тот момент, что ни о какой работе журналиста в Кремле, в нормальном, профессиональном понимании этого слова, речь уже не идет. Перебрасывать гранаты со сдернутой чекой из одного вражеского окопа в другой – это уже не журналистика.

Разгром

Когда в конце 2000 года главный редактор Коммерсанта Андрей Васильев под давлением кремлевской пресс-службы все-таки принял решение о моей замене в кремлевском пуле, ничего, кроме запредельной усталости, я уже не почувствовала. Где-то, на самом краешке моего сознания, журналист твердил, что это – малодушие, что нельзя было газете так сдаваться. Но я настолько измучилась в тот год борьбы за выживание, что эмоций по этому поводу взять было уже неоткуда. Я знала, что сделала не просто по максимуму все, что от меня зависело, но и гораздо больше, чем было в человеческих силах. Под перекрестным огнем президентской пресс-службы и кремлевских чиновников я удерживала этот рубеж в течение целого года. И уже самим этим фактом доказала новому президенту, что всех журналистов в стране так просто купить или прогнуть ему не удастся. Главный редактор объяснил мне свое решение так:

– Я понимаю, что ты с ними говна уже вдоволь наелась за этот год. Но ты пойми и меня – мне, в каком-то смысле, было не легче, чем тебе: я же не только журналист, но еще и менеджер. Мне же приходится как-то с ними отношения выстраивать. А они ведь после каждой твоей статьи звонили и устраивали скандал, чтобы я отстранил тебя. Я им говорю – Правильно, что вы там все из-за нее на ушах стоите, – потому что она классный политический журналист и пишет классные политические тексты! Короче… Ну не хотят они сейчас никакой вообще политики про себя читать!…