Фестиваль - Сергей Власов

– Это что? Это как? Объясните…

Бесхребетный поднялся во весь свой могучий рост, плеснул в фужер немного коньяка и подал официантке:

– Дорогая Иванова Александра Петровна, спаянный коллектив пропойц-писателей – мастеров высокохудожественной литературы – объявляет вам благодарность и просит руководство заведения отреагировать на сей приятный факт – поощрить вас денежной премией или, на худой конец… – при этом выражении весь стол зааплодировал, – ценным подарком. Мы со своей стороны обязуемся регулярно посещать это образцово-показательное заведение, содействуя тем самым качеству выручки, что в свою очередь должно привести его к победе в каком-нибудь соревновании на звание «Ударник капиталистического труда». Ура!

Иванова остолбенело икнула и сменила горькие слезы обиды на сладкие – умиления и радости.

– Мужчины, да я вам… Фрикасе настоящее хотите? Вырезку телячью? Я – мигом! Я туда-сюда на кухню за пять минут сбегаю. А может быть, каких-нибудь деликатесов? Чего в меню нет…

– Как настоящие русские писатели с многонациональным уклоном, чего в меню нет – мы не хотим.

– А тогда что ж нести?

– Ну, на ваше усмотрение, любезная Александра Петровна.

Обожравшись до отвала и заплатив по счету сущую ерунду, писатели, расцеловавшись, разошлись, выразив общую крайнюю признательность Егору Даниловичу Бесхребетному за его мудрый житейский опыт и высочайшее мастерство человеческого общения.

Глава двадцать восьмая

Отец и сын Гастарбайтеры столкнулись с Казимиром Карловичем Златопольским нос к носу в приемной офиса на Арбате.

– О! Герр Карлыч! – поприветствовал вождя мануал-партократов Клаус. – Мы вас хорошо знаем.

– А что это ты так обрадовался, поросенок? – кивнул Златопольский, призывая жестом охрану оттеснить наглецов в сторону. – Сгущенного молока по случаю обожрался? – Потом, вероятно, о чем-то вспомнив, резко развернулся и коротко бросил: – Я вас тоже знаю. Вы – фракийцы: отец и сын. То ли Финкльгруберы, то ли Шмульдербрауны.

Сегодня Сергей Сергеевич Флюсов ввиду дефицита времени решил совместить полезное с еще более общественно-опасным.

Через полчаса должна была начаться запись беседы Златопольского как крупного знатока авангардной симфонической музыки с Клаусом Гастарбайтером как гениальным боснийским композитором, поклонником возвышенных идей российских мануал-партократов.

Диалог двух известных общественно значимых людей планировалось уже сегодня показать, как всегда, в «Сплетнях». Там уже все давно привыкли к этому обрюзгшему бородатому юному бюргеру и с огромной радостью предоставляли эфир для многочисленных проплаченных сюжетов.

После этого еще через полчаса там же, в офисе официально зарегистрированной фирмы «Фестиваль», должны были пройти первые съемки художественного фильма «Корабль двойников» со Златопольским в главной роли. Роль капитана Жарова пришлась Казимиру Карловичу по вкусу.

Здесь, в арбатском офисе, уже несколько дней шла напряженная работа по подготовке мизансцены – общения героя Златопольского с представителями криминальных кругов. В роли «кругов» с удовольствием согласилось сниматься боевое окружение Ивана Григорьевича Райляна. Для Ниндзи специально лично Канделябровым было написано несколько динамичных реплик.

На запись беседы Флюсов пригласил свою знакомую девушку Лену. Также он попросил участвовать в ней в качестве ассистента Михаила Жигульского, как известно, окончившего одно и то же высшее учебное заведение с Казимиром Карловичем.

Мало того, у них была даже одна специальность – «переводчик турецкого языка».

Когда незнакомый молодой человек обратился к лидеру МППР на их родном тюркском наречии, у того на глазах выступили слезы. Подошел Флюсов и заметил:

– Вы, господа, не думайте, что, кроме вас, никто здесь не знает ничего по-турецки. Бардак – это, господа, стакан. А дурак – это, уважаемые, остановка.

– Молодец, молодец! – заорал Златопольский и дружески похлопал Флюсова по плечу.

Руководитель съемочной группы Саша Либерзон обратился к участникам диалога с несколькими напутственными словами:

– О том, как надо снимать подобные куски, написано и сказано очень много разного вздора, придумано огромное количество правил и штампов, которых по мнению их авторов необходимо обязательно придерживаться. Разумеется, мы отойдем от всего этого. – Здесь он задумался, а затем рубанул с плеча: – Только активнейшая импровизация сможет вытянуть любое действо или разговор. Пусть даже таких неординарных собеседников, как наши сегодняшние гости.

По его команде зажглось несколько софитов, операторы прильнули к окулярам телевизионных камер, а все остальные, находящиеся возле съемочной площадки, затаили дыхание. Либерзон внимательно посмотрел на Златопольского и вдруг пронзительно закричал:

– Мотор!

По договоренности первым начинал Клаус. Он поправил у себя на шее пятнистую бабочку и, состроив гримасу радости, сказал:

– Спасибо, Казимир Карлович, за то, что вы оплатили мой билет в Москву.

Карлович моментально подхватил эстафету и коротко бросил:

– Это потому, что я очень люблю фракийский народ. Он всегда хорошо относился к нашей стране, у нас очень хорошие культурные связи.

Клаус отреагировал несколько нетрадиционно:

– Спасибо, дорогой друг, за комплимент. Но, простите, он выглядит достаточно дежурным. Наверняка то же самое вы говорите и представителям разных других народов, национальностей и рас.

Златик вскипел:

– Да ты что! Если я говорю, что люблю Фракию и ее людей – это означает лишь одно – только то, что я сказал, и ни к кому больше не относится.

– А как же быть с остальными?

– Негров, китайцев и, к примеру, эстонцев я не люблю. Будучи «тормозными», они слишком спокойно смотрят на вещи. В них нету эмоциональности сопереживаний с происходящими событиями. А мы с вами, господин Гастарбайтер, – русские и фракийцы – переживаем по любому поводу, портим себе нервы и в результате страдаем язвой. А также плохим функционированием почек, сердечно-сосудистой дистанией, болезнями Альцгеймера, Паркинсона и головной болью.

– Скажите, Казимир Карлович, вам нравится авангардный сюрреализм в музыке? Я слышал, что вы от него без ума.

Златопольский возмутился:

– Сам ты без ума! Так нельзя говорить. Я очень люблю музыку, в том числе и авангардную, но уверен на сто процентов, что ваше выражение безграмотно. Это стилистически неправильно. Послушайте, уважаемый композитор, может, вам излагать свою речь по-фракийски, а мы вызовем переводчика? – Здесь лидер МППР осклабился, настроение у него явно стало улучшаться.

Младший Гастарбайтер недовольно хмыкнул, но, вспомнив, что сегодняшний эфир в «Сплетнях» больше нужен ему, продолжил:

– Мы собираемся провести в Москве большой фестиваль и пригласить вас в нем поучаствовать в качестве исполнителя. Вы умеете играть на каких-нибудь музыкальных инструментах?

– На нервах, – на полном серьезе ответил Златопольский. – Я так сыграю на них Девятую симфонию Шостаковича – народ будет рыдать и плакать. И еще приглашу на концерт олигархов. После моего исполнения они перечислят приличные средства на счета МППР. А кто не перечислит – будет скорее всего арестован.

– Зачем же так сразу – арестовывать? – хитро поинтересовался Клаус.

– Да я пошутил. Я отлично знаю, что в личном общении все они в основном умные и доброжелательные люди. Оно и понятно – при таких деньгах нет смысла быть злобными и закомплексованными. Олигархи ведь на самом деле и не скрывают, что многое приобретено ими не совсем законным путем, и ссылаются при этом на несовершенство российских законов.

– А скажите, Казимир Карлович, какие напитки вы предпочитаете всем остальным?

– Я вообще не пью и не курю.

Здесь Либерзон стал бегать и показывать знаками, что наступила очередь задавать вопросы лидеру МППР. Сообразительный Карлович понимающе кивнул:

– Скажите, Клаус, а как вам понравились наши российские девушки?

– Они прекрасны… – даже не сказал, а пропел Клаус и зачмокал толстыми губами. – После того как мы проведем фестиваль – а он будет состоять из нескольких концертных дней мы обязательно устроим огромный фуршет, пригласим туда самых красивых московских девиц и попросим их спеть какую-нибудь известную песню в вашу, Казимир Карлович, честь.

Либерзон остался крайне недоволен записанным разговором. Прикинув, сколько придется приложить трудов для того, чтобы привести материал в надлежащий эфирный вид, он ужаснулся, но делать было нечего – второй дубль, скорее всего, оказался бы еще хуже.