Встреча на далеком меридиане - Митчел Уилсон

— Я подожду здесь, внизу, — сказала Валя. — Только, пожалуйста, поскорее.

— Хорошо. Но почему такая спешка?

— Это же гостиница, — возразила Валя, как бы поражаясь его бестолковости.

— И что же? — Он внезапно повернулся к ней. — Разве она пользуется дурной славой?

— Нет, это превосходная гостиница. Ну, пожалуйста, — легонько подтолкнула она его, — идите скорее, а я подожду здесь.

В ожидании лифта Ник следил за нею. Она подошла к парфюмерному киоску, поглядела на витрину, взяла с прилавка маленький флакончик, понюхала и поставила на место. Продавщица что-то сказала ей, Валя в ответ покачала головой и отошла к газетному киоску, где и стояла, перелистывая «Новый мир», когда Ник сошел вниз. Она заплатила за журнал и направилась к выходу, прежде чем он успел ей сказать, что нелепо опять выходить на холод, когда тут наверху есть отличный ресторан. Он устал без конца бродить по улицам, ему надоело сидеть в высоких, безлично холодных залах ресторанов или в тесноте неуютных, коробкообразных кинотеатров, надоело почти всегда находиться на виду у сотни незнакомых, безразличных к нему людей, которым решительно все равно, пришел он или ушел, жив он или умер.

— Ведь это нелепо, — сказал он, догнав ее. — Я привык принимать друзей у себя дома. А у меня есть здесь свой дом — теплая, уютная комната. Там есть кресла, стол, лампы, телевизор, даже пианино. Если мы захотим, нам принесут туда ужин. Там мы можем посидеть, наконец, и поговорить по-человечески. Неужели нельзя хоть раз зайти ко мне?

— Нет, я чувствовала бы себя очень неловко.

— Мы не будем закрывать дверь, — уступил он.

— Это невозможно, — сказала Валя. — У вас на это смотрят иначе. Пойдемте же, в Москве не принято, чтобы женщина заходила к мужчине в номер вечером и одна. Даже если она просто войдет в гостиницу одна, без провожатого, это уже немножко… — Валя сделала легкий жест, выражающий отвращение, — mauvais ton. Мне было бы неприятно, вот и все.

— Если я еще раз услышу это гнусное выражение «mauvais ton», я закричу, — с раздражением отозвался Ник. — Что за пуританство такое?

— Скажите, — вдруг оживилась Валя, — почему вы хотите, чтобы я пришла к вам в гостиницу? Потому, что так сильно меня любите, что сойдете с ума, если мы не побудем вдвоем? Если это так, то я приду. Или вам просто удобнее посидеть в теплой комнате? Мне ведь так же трудно, как и вам. Даже еще труднее — вы ведь не знаете, что мне приходится…

— Что вам приходится? — быстро спросил он. — Разве ваши друзья не знают, что мы с вами встречаемся? Разве ваши родители об этом не знают?

— Знают.

— И они считают, что?..

Валя с гневной прямотой взглянула ему в лицо и опустила глаза.

— Считается, что я уже взрослая и сама знаю, как поступать! — И вдруг она вспыхнула. — Я ничего не боюсь! Прежние времена прошли. Конечно! Если кое-кто из старших смотрит на такого рода вещи по-старому, пусть себе! Мне их жаль — такие уже не могут перемениться. Нет, меня смущает только одно: вы живете в другой стране и должны скоро уехать. Вы уже заказали билет на самолет?

— Нет. Закажу в последнюю минуту. Я не хочу об этом думать.

— Но ведь завтра мы поедем к Ушакову, а потом, через четыре дня, в четверг, вам надо уезжать!

— Когда придет время, тогда я и займусь этим, — упрямо сказал он и, взяв ее под руку, повел на холодную ночную улицу. — А пока — нет!

Поездка к Ушакову тоже не оправдала его ожиданий. Холодное солнце то и дело скрывалось за тучами, насылая на город резкие, нервно трепещущие тени, и казалось невероятным, что в прошлое воскресенье было так жарко и солнечно. Затем, перед самым отъездом, Ник узнал, что Ушаков, вместо того чтобы прислать за ним машину, договорился с Гончаровым, и тот привезет на своей машине Ника и еще несколько человек, и когда Гончаров подъехал к гостинице. Ник еле втиснулся на заднее сиденье. Вся компания — сестра Гончарова, ее муж и еще какая-то пара — была настроена очень весело; одна только Валя, сидевшая впереди, была необычно бледна и задумчива.

Выехав за город, машина помчалась по черному асфальту шоссе туда, где, как дым, клубилось от ветра пасмурное небо. В машине продолжалась веселая болтовня; все говорили так быстро, что Ник почти ничего не понимал. Валя слегка улыбалась, когда другие начинали хохотать, ее настроение было на октаву ниже, чем у остальных. После вчерашнего вечера у нее, по-видимому, состоялся длинный серьезный спор либо с самой собой, либо с кем-то еще.

Через полчаса после того, как они выехали из Москвы, небо внезапно распалось на крупные снежные хлопья, которые таяли, едва успев коснуться земли, и быстро скрыли от глаз плоскую равнину по обе стороны дороги. Машина свернула с шоссе влево в густой лес из сосен и берез, таких прямых и высоких, что верхушки их терялись в мглистой белизне падавшего снега. Ник со все нарастающим нетерпением ждал, когда же наконец они приедут и он сможет поговорить с Валей и узнать, чем она огорчена, но дорога петляла, шла то вниз, то вверх, а машина бежала вперед и вперед, робко прощупывая мглу бледными лучами фар. Внезапно показался пруд, но туманная завеса мелькающего снега скрывала его противоположный берег. По сторонам дороги появились маленькие домишки и бревенчатые хибарки и тотчас исчезли за деревьями. На развилке узкое шоссе разделилось на две еще более узкие дороги; машина свернула на ту, что шла между деревянными заборами. За ними виднелись стоявшие довольно близко друг к другу дачи; под неожиданно надвинувшимся сводом деревьев снежная пелена прояснилась, и машина стала у высоких резных ворот.

Ушаков вышел им навстречу в сопровождении громадной шотландской овчарки, которая смущенно извивалась у его ног, мотала головой и в мучительной застенчивости закрывала глаза, словно не зная, куда смотреть, чтобы только не видеть друзей хозяина.

Но и на даче Ушакова не было возможности поговорить с Валей — все уселись за большой стол, принялись пить вино или чай, грызть печенье или снимать кожуру с фруктов, разговор стал общим, и в нем участвовали все, а количество гостей, включая и новоприбывших, все же почему-то не превышало того магического предела, за которым собравшееся общество вдруг перестает быть единым кружком и разбивается на более интимные группки по два-три человека. Всех объединял Гончаров — он был сегодня в ударе, что случалось с ним довольно редко, и сыпал анекдотами и выдумками, которые вызывали у гостей взрывы смеха и которых Ник не понимал, потому что Гончаров был в таком приподнятом настроении и так увлекся собственной изобретательностью, что уже не останавливался, чтобы переводить. Валя почти все время молчала; она сидела напротив Ника, осторожно срезала кожуру с апельсина ровной спиралью и, казалось, была всецело поглощена этим занятием; потом она тщательно счистила белые волокна с долек и с полным безразличием стала есть. Как и в машине, она только чуть улыбалась, когда хохотали другие; несколько раз, встречаясь с ней взглядом, он видел в глазах ее нежность, но вместе с тем и какую-то сдержанность, граничившую с замешательством. Не нарочно ли Гончаров удерживает всех возле себя, чтобы не дать ему поговорить с Валей?

Он был подавлен этой неудачей и придумывал разные уловки, чтобы остаться с Валей наедине, но все они казались настолько глупыми, что он отвергал их одну за другой. Надо просто подождать; но опять оказалось, что и ждать было нечего. В начале вечера они ушли все вместе и вместе уселись в машину опять на те же места, а приехав в Москву, Гончаров прежде всего подвез его к гостинице. Пригласить одну Валю было невозможно, поэтому Ник принялся уговаривать всех поужинать вместе с ним в гостинице, но как он ни убеждал их, что еще совсем рано, выяснилось, что по тем или иным причинам именно сегодня им это неудобно. И снова он спросил себя: «Неужели они дают мне понять, хоть и в вежливой форме, что я должен держаться на расстоянии?»

Поднявшись в свой номер, он долго ждал телефонного звонка, надеясь, что как только Валя останется одна, она позвонит ему и все объяснит или скажет, где она, чтобы они могли встретиться, но прошло десять минут, потом полчаса, потом полтора часа, а телефон не звонил.

На следующий день ему и Гончарову сразу же по приезде в институт пришлось срочно разрешать последние проблемы, связанные с проведением опыта, и Нику удалось поговорить с Валей только к концу дня. Он спросил, не подождет ли она его после работы — они поужинают и, быть может, проведут вместе вечер.

— Мне очень жаль, но я не могу, — спокойно ответила Валя. — Вечер у меня занят.

— Но ведь осталось всего три вечера.

— Знаю, — сказала она, избегая смотреть ему в глаза. — Но сегодня я не могу.

— Вы назначили встречу кому-нибудь другому?

— Не в том дело… — Она старалась, чтобы голос ее звучал бесстрастно, и наконец подняла на Ника глаза. — Да, я назначила встречу.