Белые пешки - Екатерина Звонцова

когда халат оказался на плечах, незнакомец продолжал напоминать скорее заезжего байкера. Крыс и Марти с любопытством таращились на то, как он подвязывает длинные черные волосы тонкой резинкой. А Вячеслав Александрович уже подскочил к нему с самым приветливым видом:

– Доктор Флэйшар! Вас-то мне и надо! Ничего, что я стол ваш оккупировал? – И он продолжил трещать по-русски, жестикулируя почти перед лицом «байкера». Тот слушал, время от времени кивая, но не отвечал.

– Он же иностранец… – шепнула Марти. – Ни хрена небось не понимает.

Крыс оглядел незнакомца еще раз. Интересный: подтянутый, татуировки-браслеты под сгибами локтей видны даже сейчас из-под засученных рукавов. Лицо скуластое, глаза чуть раскосые, как у Марти, но карие. Взгляд ясный. Хищный. Наверное, часто нарывается на драки: именно такой взгляд провоцирует гопническое «Че зыришь?» А впрочем, вряд ли: то же «Че зырите?», буквально сшибающее с ног и полное угрюмой угрозы, отразилось на лице самого доктора, стоило ему понять, что его изучают две пары чужих глаз.

– Вполне понимаю, – ответил он, пригвоздив к месту Марти. – Вы тут что забыли? – Второе «Че зыришь?» предназначалось Крысу.

Ему это не шло, точнее, с ним это не вязалось: лицо в целом было приятным, движения и жесты на контрасте с Дороховым – плавными, мягкими, как у настоящего хорошего медика, способного успокоить одним появлением. Встал не с той ноги? Или что? А вот Дорохов, которому вместо взгляда «Че зыришь?» достался взгляд «Вы меня утомили, хорошо бы вы провалились сквозь землю», как ни в чем не бывало схватил руку иностранного коллеги, жизнерадостно потряс и кивнул на тетрадь:

– Все точно, как в аптеке, ампула к ампуле. А это… – Он тоже кинул на Марти и Крыса взгляд. – Это, Рей, мушкетерское подкрепление от Тревиля. Для вас. Там на столе характеристики…

– Мушкетерское… – тихо повторил он и поджал губы.

«С такими мушкетерами не надо гвардейцев», – кажется, невербальным языком местного координатора Кирилл уже овладел в совершенстве, но с выводами решил все-таки не спешить и даже не гадать, чем не угодил. Возрастом? Флэйшару самому вряд ли больше, чем Леве. Национальностью? Понимает язык и вроде даже говорит чистенько, без особого акцента, лишь чуть-чуть картавя, – явно учил не на «отвали». Или?..

– Тревиль мог бы и спросить, в ком нуждаемся мы, – прохладно произнес наконец Флэйшар. – В реаниматологах и пульмонологах. Опытных.

– Рей… – Дорохов сказал это тише, но благо быстро понял, что его все равно услышат все, и не стал темнить. – У нас тут «отечество в опасности», нет? Никого пока свободного у Луи; кто есть, теми и делится. Кирилл как раз реаниматолог, просто учится еще, но его очень хвалят. А Марина вообще не из нашей асклепиадской секты, но уже вскрывает абсцессы.

– Мы будем стараться! – пролепетала Марти.

Как же непривычен был подобный тон от нее, в Москве она вообще не знала, что такое лепет. А здесь прижимала уши при виде почти любого доктора. Кирилл кивнул, но одновременно скрестил на груди руки. Взгляд исподлобья обжег его еще раз.

– Запишите их за собой, считайте, мои протеже, – настойчиво посоветовал Дорохов Флэйшару. Тот сощурился.

– Если не сбегут, от этого я устал. Были у меня волонтеры-туристы…

– Только вперед ногами сбежим, – заверил Кирилл: терпение кончилось, притворяться мебелью он больше не собирался.

На него смотрели так, что сводило зубы.

«Проверим».

Крыса-странник тоже был еще мальчиком, но умело это скрывал. Он закончил престижнейший университет, мог работать в Париже, но поехал к морю, зная: таких, как он, тут мало. Все местные звери ведь, если подумать, заботятся о гостях из чужих земель, потому что только гости и привозят деньги. О самих зверях позаботиться особо некому, и живут они в лачугах на окраинах, в трейлерах, в жутких домах, похожих на картонные коробки с дырками. В том числе поэтому «приморская птичка» тут так разгулялась.

Крыса-странник был странником только в прошлом, но долго не открывал это прошлое новым друзьям. Он и друзьями их не считал, так, пищащим мусором. Таким он был, крыса-странник, – привык во всем полагаться на себя и на маленькое число надежных товарищей. В которое было не войти с улицы.

Девочке-хорьку нравился крыса-странник, но ее чары, такие действенные обычно, не могли его покорить. Мальчик-крыса же пытался доказать, что он не так плох, ко многому готов и на многое способен, но не всегда получалось. Часто крыса-странник делал вид, что с ним рядом никого и в помине нет. Проходя мимо, разве что бросал список имен: куда съездить на большой белой машине, кого забрать, кого обойти в больнице, что сделать. Сам тоже не отдыхал, ходил помятый, с кругами под глазами и вот этим тяжелым взглядом, которым вызывают на дуэль саму Смерть: «Попробуй забери, я сломаю тебе шею, косу и все на свете». Крыса-странник будто не понимал: такие дуэли не могут быть вечными и всегда победными. А когда они оканчиваются поражениями, не стоит воротить нос от чужой поддержки.

Однажды мальчик-крыса и крыса-странник поехали в город вместе и привезли больного котенка по имени Кристин. Привезли ее поздно, уже задыхающейся и всю в гнойных волдырях, потому что мама-кошка позвонила в больницу поздно. Они, и девочка-хорек с ними, спасали котенка по имени Кристин три часа, но не спасли. Котенок умер.

Она старалась не смотреть на дверь палаты, разглядывала свои руки – уже вымытые, без перчаток и знакомо трясущиеся. Крыс, по-прежнему тяжело дыша, огляделся. Не было сил даже отлепиться от стены, которая осталась его единственной опорой.

– Где Рейнальд? – сдавленно спросил он.

Недавно ведь был рядом. Исчез, пока Марти накрывала маленькое тело и аккуратно клала на грудь свесившуюся ручку с дешевым колечком из голубой пластмассы.

– Ушел, – прохрипела Марти и сцепила пальцы в замок. На другом конце коридора загрохотала каталка, раздалась французская речь. – Кир… ее сейчас уносить будут. Я внесу данные. И позвоню ее маме. А ты иди, передохни, смена сейчас моя.

Она отвернулась, так резко, что обрезки волос упали на лицо. Он не приблизился: обниматься в «красной» зоне было запрещено, и сейчас он радовался этому правилу.

– К часу я тебя сменю.

Марти прятала глаза, но он знал: слез там столько же, сколько было у девочки. И если та даже не смогла до конца понять, почему умирает, то Марти прекрасно знала, что ее убивает – убивает прямо сейчас и будет убивать еще долго. Бессилие. Бессмысленность.

– Спасибо, – выдавила она.

Мразь, он никогда бы так не поступил раньше. Он вообще всю учебу был