Канашибари. Пока не погаснет последний фонарь. Том 2 - Вероника Шэн

вторую часть монет и наверняка уже перепрятал их. На этом огромном рынке, в полумраке, постоянно ожидая опасности даже от друзей… мы уже не найдем монеты.

– Проклятье… – прошипела я, хотя на самом деле мне хотелось то ли закричать от злости, то ли швырнуть эту шкатулку о землю.

– Не надо так злиться, Хината-тян. Монеты уже у меня, – прозвучал за спиной знакомый чуть насмешливый голос. Я буквально увидела сопровождающую эти слова полуулыбку и едва не закатила глаза.

Но через долю секунды застыла. Меня словно окатило ледяной водой, и я в ужасе развернулась. Я боялась, что моя догадка подтвердится. Но еще больше я боялась, что ошиблась.

– Ты как будто привидение увидела, – широко улыбнулся Кадзуо.

Глава 19

敵に塩を送る

Поделиться солью с врагом

Мгновение я стояла, не сводя широко раскрытых глаз с до боли знакомого лица. Того, что в последний раз видела среди всполохов огня, за завесой черного дыма.

Но это мгновение прошло, и я, взяв себя в руки, вернула лицу бесстрастное выражение. И сделала шаг назад.

Кадзуо приподнял бровь:

– Я надеялся на более теплую встречу. – Он усмехнулся, но в его глазах промелькнула тень.

Нет, не может быть. Это не мог быть Кадзуо.

В грудь словно вонзили что-то острое. Каждый вдох и выдох причиняли боль, мне не хватало воздуха.

Я смогла только прохрипеть:

– Ты мертв.

Кадзуо скептически оглядел сам себя:

– Я бы так не сказал.

– Я видела, как ты… как Кадзуо погиб. – Эти слова дались тяжело, но на меня неожиданно нахлынула волна злости. Это жестоко. Притворяться теми, кто дорог человеку, но кого этот человек потерял и больше никогда не увидит. В лесу Ямамбы я видела Киёси, теперь передо мной стоял Кадзуо… Это слишком.

Злость сделала боль в груди еще острее, но при этом придала мне сил.

– Убирайся! Но сначала отдай монеты!

Взгляд Кадзуо потемнел, и с его лица исчез даже намек на улыбку.

– Хината-тян… Это правда я, – неожиданно серьезным тоном произнес Кадзуо и сделал шаг ко мне.

Я попятилась. Голос Кадзуо, его взгляд… Я едва не зажмурилась.

– Не подходи!

– Ты не веришь мне? Это ожидаемо, – с печальной усмешкой произнес Кадзуо. – Но вспомни, что ты сама сказала мне тогда ночью у палатки. Когда смотрела на поле с фонарями.

На душе стало еще тяжелее от воспоминаний о том разговоре. Наверное, единственном, когда мы общались наедине, но при этом без ссор, насмешек или подозрений. Но я лишь усмехнулась, пряча глубоко внутри свои истинные чувства:

– Что никому тут не доверяю?

Кадзуо вернул мою усмешку и покачал головой:

– Ты назвала условие, при котором начнешь доверять мне.

У меня перехватило дыхание.

Тогда я в шутку сказала, что буду доверять Кадзуо не раньше, чем он начнет называть меня по имени, а не придуманным им прозвищем Химэ.

И сейчас он уже дважды назвал меня Хинатой.

Мог ли ёкай знать о том разговоре? Думаю, нет. Откуда? Вряд ли ёкаи следили тут за каждым, подслушивали все разговоры.

Вот только то, что человек восстал из пепла, было еще менее вероятным.

Я сцепила зубы, ведя ожесточенную внутреннюю борьбу. Мне очень хотелось верить Кадзуо. Верить, что передо мной стоял Кадзуо. Но я понимала: это невозможно. Просто невозможно. Я видела, как его охватил огонь. Как от него ничего не осталось.

Но при виде Кадзуо – якобы живого и невредимого – в душе, вопреки здравому смыслу, вспыхнула надежда. И я знала, что, когда она разобьется, старая рана, не успевшая еще даже толком зажить, откроется заново.

– Хватит! Я уже видела здесь и сестру Йоко, и своего брата. И не поведусь!

Кадзуо тяжело вздохнул:

– Глупо было надеяться, что за то короткое время, что меня не было, твое упрямство куда-то исчезнет. Что мне сделать, чтобы ты поверила и перестала тратить наше время? Мне, знаешь ли, совершенно не хочется умирать второй раз.

Меня словно ударили в живот. Умирать второй раз…

Что он мог сделать, чтобы я поверила, что погибший восстал из мертвых и каким-то образом вдруг очутился здесь?

– Как можно заставить кого-то поверить, что сгоревший на твоих глазах человек жив? – Мой голос надломился, и сквозь стену злости просочилась боль.

Кадзуо поморщился и тряхнул головой.

– Хината-тян. – Он внимательно посмотрел на меня, словно мог прочитать мои мысли. Голос его прозвучал на удивление мягко. – Это я. И я жив.

– Что ты отдал мне перед смертью? – выпалила я, продолжая сопротивляться чувствам.

– Что? – на мгновение растерялся Кадзуо. – А, это. Мой… Тот брелок, что мы нашли рядом с мертвым мужчиной.

– Откуда он? Это же твоя вещь, почему она была у незнакомца? У убитого незнакомца? Или ты солгал, что не знал того мужчину? – Я внимательно смотрела на Кадзуо, и от этого сердце вновь защемило.

Кадзуо закатил глаза:

– Нет, не сейчас. Ты снова начинаешь этот разговор… Я не сказал тогда и уж точно не собираюсь рассказывать сейчас.

– О, да ты наверняка настоящий Кадзуо. Точно так же избегаешь вопросов. – Я взмахнула руками, и мне показалось, что надежда готова была вот-вот треснуть. – Или ты просто не знаешь ответа?

– Нет, сейчас просто не самые подходящие время и место. – Кадзуо многозначительно огляделся, разведя руками.

– Ага, конечно. И тогда, и сейчас, и потом.

– Хината-тян… – протянул Кадзуо. – Я собирался тебе рассказать, когда обдумаю все. Просто не успел. И я расскажу. Объясню. Если выживем здесь.

Я молчала. Мне так хотелось верить, что Кадзуо говорит правду. И о том, что он жив, и о том, что все объяснит.

Что еще я могла спросить? Кадзуо так мало знал обо мне, а я о нем – и того меньше.

– Как мы познакомились?

– Перед кайданом про Аматэрасу. – Кадзуо устало вздохнул. – Мы действительно теряем время.

– С кем мы пришли на твой последний кайдан? – Я пропустила его слова мимо ушей: потерять время лучше, чем довериться ёкаю.

– Как видишь, не на последний. Не знаю, к сожалению или к счастью. С Кандзаки-сан, Ивасаки-саном и Араи-сенсеем. – Кадзуо вытащил из кармана темно-серый мешочек и встряхнул им. – Это действительно я. И я не хочу зла ни тебе, ни остальным. Так что лови.

С этими словами он кинул мне мешочек с монетами. Я поймала его и внимательно посмотрела на Кадзуо, до сих пор подозревая, что все это могло быть ловушкой, обманом.

В этот момент надежда внутри настолько окрепла, что мне стало страшно, как я переживу ее слом.

– Тогда