Лирика 30-х годов - Борис Пастернак

Извечный разговор

ОнКак древнего солнца лучи к земле,как в океане волны к скале,как топор, прорубая чащу лесов,как христиане на колокольный зов,к тебе мои мысли стремятся!ОнаНо — лучи всегда обрывает закат,волны от скал отпрядывают назад,топор обессилеет, затупясь,медь отгремит — и в урочный часверующие домой возвратятся.ОнКак от кола на пастбище конь,как от поленьев в печи огонь,как берега от весенних рек,как от земли деревья, — вовекот тебя не могу оторваться я…ОнаАркан перетрется — ускачет конь,поленья сгорят — и погаснет огонь,сровняет зима с рекой берега,деревья же тянутся в облака, —и ни с чем не хотела б остаться я.ОнТвоими желаньями одержим,я буду звучащим эхом твоим,я буду бегущей тенью твоей,я буду ковром у твоих дверей,я буду слугой, дорогая…ОнаРастает эхо, как зыбкий вздох,бесплотна тень, а ковер для ног,жестокость тирана таится в слуге.А сердцу-то чудится друг в женихе,зовущий голос — как тайна живая.ОнДень свадьбы назначь — и быть по сему!ОнаНет, милый, будь гостем в моем дому.Я выхожу замуж за твоего приятеля.

Круговорот

Солнцестояние! Метель бежит.Песцы поземки — белое виденье.Капель. Лучи сквозь кровь. Изюбр трубитот нарастающего возбужденья.День — в воздухе мощнее излученье,ночь — песеннее в звездах небосвод.Гудит земля. Стремительно вращенье.То свет, то тьма… Идет круговорот.

Весна! Природа потеряла стыд.И от безвыходного опьяненьяцветут цветы, и женщина родит,и чудо плачет, празднуя рожденье.О, чувств нагих святое воплощенье!Трепещут грозы. Зреет каждый плод.Страда. Жнут люди до самозабвенья.То гул, то тишь… Идет круговорот.Над увяданьем восковых ракитпрощальный крик живого сновиденья —синь, журавлиный перелет звучит.И плуг блестит. И озимь веет тенью.Исполненный зазывного томленья,колышется девичий хоровод.И свадьбы. И листвы седой паденье.То дождь, то снег… Идет круговорот.И вновь зима. И вновь преображенье.Чередование смен, за родом род,мышленья восходящие ступени —то жизнь, то смерть… Идет круговорот.

«Твои глаза в моих глазах…»

Остановленная печаль есть радость

Твои глаза в моих глазах —как вопросительные знаки,слезы искусственная накипьи вкрадчивость, попавшая впросак.Ты говоришь мне: «Милый, не злословь!»Какая зыбь воспоминаний… Что же,их мельтешенье с листопадом схоже,любовь, конечно, есть любовь!Горел и задыхался мирот первородного блаженства,и мы не требовали совершенства,ни ты, ни я в тот удивленный миг…

Крыльцо.Гроза, нагрянувшая, как свекровь.И спазмы неба в ядерной капели,и мысли буйствовали и кипели,как осетры, попавшие в ятовь.И озареньем спутанная речь,и юношеское ослепленье,когда мир светится и не отбрасывает тени,и никого нельзя предостеречь.Напраслину не возведу в вину,в рельефе жизни скрытые есть повороты,когда вся мощь заложенной в тебя природыдолжна стоять на жертвенном кону.Что я скажу о сумеречном дне?Не сетую. Душа не оробела.Торжественноцелую вашу руку, цепкая омела,отдернутую некогда… на крутизнетех лет.Да, втуне теплятся воспоминанья,но стоит к ним приблизиться едва, —как стража, поперек встают слова:цена предательства — цена познанья.

Анатолий Софронов

Бахчевник

Тихий Дон… Шелестит осокаПод приливом донской волны.На бахче искрометным сокомНаливаются кавуны.Не наездник и не кочевник,Но с цыганской златой серьгой, —Седобровый старик бахчевникНад широкой идет рекой.Листья бурые он раздвинет,Арбуз пестрый перевернет…Постоит над дубовкой-дынейИ на берег опять пойдет.А когда над рекой раздольнойНаступает заката час,Приплывает к нему просмоленный,Рассекающий синь баркас.И в дубовый баркас высокийГрузят дыни и кавуны.Тихий Дон… Шелестит осокаПод приливом донской волны.Льется терпкий полынный запах,С Дона тянется ветерок,Небо в звездных густых накрапахОпускается на восток.И огнем золотым тревожноПолыхает во тьме костер.Над горючей золой треножникНоги черные распростер.…Звезды гаснут, летят и тают,Исчезают в глуби реки.У костра, у огня мечтаютВозле берега казаки.Так сидят казаки над ДономВозле мудрого старика,И баркас на воде студенойЧуть качается у песка.

В станице Вешенской

   Михаилу Шолохову

У берега поджарые быкиЛениво ждут неспешной переправы;Разлился Дон и скрыл степные травы —Разливы в этом месте широки.Паром. На нем высоко взметеныОглобли, брички, арбы, полутонка…«Ковыльный край, родимая сторонка», —Играет балалайка в три струны.Ты обернись — и пред тобой близки,Предстанут вновь побеленные хаты,Среди садов, над яром элеватор —То через Дон виднеются Базки[27].

Пойдешь в станицу, — на горе она…Спешат в сельпо казачки в полушалках.Все незнакомые, и это жалко…Узнать бы мне прохожих имена!Хотелось бы немедля угадать:В бордовой кофте или кофте синейМелькнула за левадою АксиньяИ сколько лет ей можно ныне дать?Светлеет небо к полдню, и яснейСтаница вся приподнята на взгорье,А голубое в зелени подворьеКак бы взлетело голубем над ней.Шумит листва под ветерком степнымИ прячет в тень щербатые пороги…За тридевять земель ведут дорогиИз дома с мезонином голубым.Над домом проплывают облака,Их путь далек, неведом, бесконечен.Ни на какой он карте не помечен,И потому дорога нелегка.…Но вдруг, нарушив кажущийся сон,С подворья голуби стремглав взлетают,Шумя крылами, пролетает стая,И ветерок несет их через Дон.Они стремятся к дальним берегам,И, выровняв движение по ветру,Навстречу полдню, солнечному светуОни летят, и кажется — к Базкам.

Как у дуба старого

(Казачья-кавалерийская)

Как у дуба старого, над лесной криницею,Кони бьют копытами, гривой шелестя…Ехали мы, ехали селами, станицамиПо-над тихим Доном, по донским степям.

Пел в садах малиновых соловей-соловушка,Да шумели листьями в рощах тополя…Поднималось солнышко, молодое солнышко,Нас встречали девушки песней на полях.Эх ты, степь широкая, житница колхозная,Край родимый, радостный, хорошо в нем жить,Едем мы, казаченьки, едем, краснозвездные,В конницу Буденного едем мы служить.Как приедем, скажем мы боевому маршалу:«Мы пришли, чтоб родину нашу защищать.Ни земли, ни травушки, ни простора нашегоИноземным ворогам в жизни не видать».Кони бьют копытами над лесной криницею,Поседлали конники боевых коней…Ехали мы, ехали селами, станицамиПо-над тихим Доном, в даль родных степей.

Маргарита Алигер