Капитан Сорвиголова - Луи Буссенар

Но буры не сдавались. И тот из них, кого пуля пока пощадила, высунувшись на миг из окопчика, бил в плотную массу людей и коней, лавиной надвигавшуюся на них.

Тяжело раненный, весь в крови, прибежал гонец генерала Бота и рухнул возле командира молокососов.

— Что слышно? — спросил Сорвиголова.

Подъем воды задерживает переправу… Генерал умоляет вас продержаться еще хоть четверть часа.

— Продержимся!

Бойцы доставали последние патроны. Теперь, не считая командира, их было двадцать стрелков: остальные, в том числе и на флангах, погибли.

Драгуны, спешившись, приближались медленно и осторожно. Минуты тянулись, будто часы…

Свалился убитый наповал Папаша-переводчик. Умер, даже не вскрикнув, пораженный в лоб доктор Тромп, доказав тем самым, что, увы, далеко не всякая пуля бывает гуманной.

Сорвиголова, Фанфан и другие израненные, обагренные кровью воины поднялись во весь рост. Десять последних солдат и десять последних патронов!

— Сдавайтесь! Сдавайтесь!.. — закричали англичане.

Вместо ответа Фанфан засвистел марш молокососов, а Сорвиголова скомандовал перед смертью:

— Огонь!

Вслед за слабым залпом послышался дружный хор звонких голосов:

— Да здравствует свобода!

Слившиеся в сплошной грохот звуки ружейных выстрелов громовым эхом прокатились по всему ущелью. Юные герои, сраженные вражескими пулями, все до одного пали на боевом посту. Путь через ущелье был свободен.

Но отряд молокососов не зря принес себя в жертву: армия генерала Бота была спасена.

С опаской озираясь по сторонам, победители продвигались к горному проходу. Впереди, ведя на поводу коней, шли драгуны. За ними следовал конный отряд рослых, дородных волонтеров в фетровых шляпах с приподнятым бортом. Возглавлявший их капитан с грустью взирал на картину кровавого побоища. Внезапно при виде двух недвижных тел из груди его вырвался возглас отчаяния:

— Сорвиголова!.. Мой побратим, маленький Жан!

То был капитан Франсуа Жюно, которого превратности войны вторично свели с юным другом. Нагнувшись, он приподнял командира разведчиков. При виде остекленевших глаз, посиневших губ и мертвенно-бледного лица у канадца замерло сердце.

— Нет, — шептал он, — маленький Жан не погиб!.. Не мог погибнуть!.. А как товарищ его?

Осмотрев Фанфана, добряк убедился, что тот еще дышит.

— Попробуем же спасти их обоих!..

Капитан Жюно взвалил Жана себе на плечи.

— Бери другого и следуй за мной, — приказал он одному из солдат.

Тот легко поднял Фанфана, и канадцы зашагали вдоль ущелья, унося юношей с поля боя, где их неминуемо раздавили бы лошадиные копыта и колеса пушек. Выйдя из расселины, Жюно с помощником опустили молокососов на землю и стали поджидать полевой госпиталь. Почти тотчас же откуда-то вынырнул всадник с повязкой Красного Креста на рукаве.

— Доктор Дуглас! — воскликнул капитан Жюно. — Какая удача!

— Капитан Жюно! Чем могу быть полезен, друг мой?

— На вас, доктор, вся надежда… Умоляю во имя нашей дружбы!..

— Говорите же, говорите скорей, в чем дело, дорогой капитан! Можете не сомневаться…

— Я и не сомневаюсь. Видите молодого человека? Это Сорвиголова, знаменитый командир молокососов. А другой — его лейтенант, Фанфан.

— Дети, настоящие дети! — тихо промолвил доктор.

— Но герои!

— Герои! — согласился Дуглас.

— Так вот что, доктор, Сорвиголова — француз. Я встретился с ним в Канаде и полюбил его, словно сына. Душа обрывается, как подумаю, что он может умереть!

— Увы, бедный мальчик, кажется, уже скончался, — сказал доктор. — А впрочем, посмотрим. — И, скорее для очистки совести, врач прильнул ухом к груди Жана. — Подумать только, сердце бьется! Хотя и слабо, едва-едва…

— Значит, жив?! — не помня себя от радости, вскричал капитан Жюно. — Какое счастье!..

— Погодите радоваться, жизнь его на волоске.

— О нет, доктор, он выкарабкается! Ни разу не встречал другого такого молодца, как Жан. Да и ваше искусство врача совершило уже не одно чудо…

— Клянусь, я сделаю все, чтобы спасти этих мальчиков!

— Благодарю вас, доктор! Отныне я ваш до гробовой доски! Порядочному человеку вовек не забыть той услуги, которую оказываете вы мне сейчас.

Вместо эпилога

«Кейптаун, 20 октября 1900 года

Дорогая сестра!

Хотя и не без труда, но из объятий смерти я вырвался. Вне опасности и Фанфан, которому также пришлось нелегко. Одна пуля в животе, другая в печени, три или четыре — уже не помню точно — угодили в ноги! Но парижанин с улицы Гренета живуч как кошка.

А я хоть родом и не оттуда, но все же из Парижа, и, следовательно, меня тоже не так просто убить. Представь себе только: одна пуля попала мне в левое бедро, другая — в руку, тоже в левую, третья — в правую ногу, четвертая вторично продырявила легкое, да еще возле самого сердца.

Да, сестренка, когда мой друг Франсуа Жюно подобрал нас обоих, дела наши были совсем плохи. Мы валялись на земле, как выброшенные на берег карпы. Этот добрейший канадец передал нас в искусные руки доктора Дугласа, которому мы и обязаны теперь жизнью. Врач — настоящий рыцарь, таких немного в английской армии. Он ухаживал за нами, словно родной брат, не жалея ни сил, ни времени, и, воскресив нас из мертвых, совершил подлинное чудо.

Мы пробыли без памяти двое суток. А когда очнулись, увидели, что лежим рядом в тесной клетушке, пропахшей йодоформом и карболкой. Мне почудилось, что нас плавно несет куда-то.

«Санитарный поезд», — подумал я. И не ошибся. Это был тот самый поезд, в котором я некогда сопровождал миссис Адамс к ее умирающему сыну.

Доктор и вообще весь медицинский персонал трогательно заботились о нас. Наши товарищи по несчастью — опасно раненные английские солдаты — относились к нам по-дружески.

Состав, как и во время первой моей поездки, перемещался той же поступью военного времени: то уверенно мчался в заданном направлении, то пятился назад, чтобы тут же снова рвануть вперед. Оба мы пребывали тогда в плачевном состоянии. Доктор то и дело появлялся у наших коек: менял повязки, очищал раны от гноя, измерял температуру и, отмечая что-то в своем блокноте, то сокрушенно покачивал головой, а то, наоборот, довольно ухмылялся. Добрая душа этот врач!

Путешествие длилось долго, очень долго, но мы на это не жаловались: нам было хорошо!