Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью - Густа Фучик

чем подписываюсь, надзирательница влепила мне две пощечины, и я подписала бумагу, не ведая, что в ней написано. Теперь было иное время: Советская Армия одержала победу на Волге, и поведение тюремщиков стало иным. Поэтому мы прочитали казенное письмо для Ольги. Когда я перевела ей содержание с немецкого на чешский язык, Ольга помрачнела. Ее берут под превентивный арест, как «выдающуюся функционерку нелегальной коммунистической партии».

Я, как могла, утешала Ольгу, ведь она все равно будет освобождена. Не раз бывало так, что заключенный сегодня подписывал подобное извещение, а на другой день его отпускали. В действительности я не знала ни одного такого случая и даже ничего подобного не слышала, но чего не придумаешь, желая утешить друга!

На следующий день Ольгу вызвали на допрос.

– Тебе определенно объявят, что ты свободна! – уверяла я. – Либо отправят в концентрационный лагерь.

– А может, они пронюхали обо мне что-нибудь еще? – предположила Ольга.

Было известно, что существуют концентрационные лагеря в Терезине, Равенсбрюке, Освенциме, но все, что там творилось, казалось нереальным. Весть о том, что делается в Освенциме, впервые принесла заключенная, которую привезли из тюрьмы Панкрац. Женщина рассказывала, что в феврале к ним в камеру поместили узницу из Освенцима. Последняя поведала, что нацисты в Освенциме отравляют людей газом. Во время рассказа заключенные, стоявшие за ее спиной, показывали знаками, что она, вероятно, «тронутая» и верить ей нельзя. Мы тогда действительно не подозревали, что даже тех женщин, которых увезли в конце января 1943 г. из тюрьмы на Карловой площади в Освенцим, нацисты уже удушили в газовых камерах.

Итак, Ольгу увели от меня. Минуло утро, прошел час обеда, а она все не возвращалась. Что с ней?

Наконец Ольга появилась.

– Я свободна! – сообщила она радостно.

– Зачем же ты пришла сюда, как тебя пропустили?

– Я им наговорила, что у меня здесь остались вещи. Но пришла лишь за тем, чтобы рассказать тебе об этом.

Мы распрощались. Ольга заверила, что не забудет меня. И действительно, на протяжении всего моего заточения в концентрационном лагере она каждый месяц присылала мне продовольственную посылочку.

Ольга вышла на свободу. Ей посчастливилось вырваться из лап гестапо. А Мила Недвед так никогда и не узнал, что именно его инструктаж спас Ольгу.

В камеру поместили новую коридорную, и тюремная жизнь потекла своим чередом.

Глава XXIV. Дорога в неведомое

Во второй половине мая 1943 г. в тюрьме на Карловой площади готовили к отправке большую партию женщин. Январским транспортом уже увезли много знакомых коммунисток. Среди них были и Марианна Дворжакова, жена скульптора Зденека Дворжака. Из-за душевных страданий, нечеловеческого обращения и скудной, однообразной тюремной пищи Марианна находилась в очень тяжелом состоянии. Еще в тюрьме у нее опухли ноги. Когда ее отправляли, она успела шепнуть мне, что у нее уже нет больше сил выносить этот жестокий нацистский режим. И действительно, вскоре после прибытия в концентрационный лагерь Освенцим Марианны Дворжаковой не стало.

Тогда же были отправлены в Освенцим товарищи Вожена Порова, Мария Елинекова, Ильза Маршалкова, Копрживова, Рива Фридова и другие. Многим из них уже не суждено было выйти оттуда.

Наш майский эшелон отправлялся в неизвестном направлении. Мы должны были быть готовы в любую минуту. Нас предупредили, чтобы ничего с собой не брать, в крайнем случае кусочек тюремного хлеба. Ввиду такого запрета каждая из нас на случай холодов надела на себя все, что только можно. Днем и ночью мы ждали сигнала. Дни летели, а транспорт все не отправляли. Между тем ртуть в термометре в майские дни 1943 г. поднималась необычайно высоко. Воздух в камерах был спертый.

Юлек знал о готовящемся отъезде, поскольку то же самое происходило и в Панкраце. В те дни несколько узниц с Карловой площади попросились к зубному врачу. Он принимал на Панкраце. Как только женщин доставили туда, стражник Гора немедленно проинформировал об этом Юлека, который и написал мне. Письмецо свое Юлек аккуратно сложил и упаковал в фольгу. Гора вынес пакетик из камеры и передал коридорному Скоржепе. Последний в свою очередь незаметно вложил письмо в руку одной женщины из тюрьмы на Карловой площади. К письму Юлек приложил три противотифозные таблетки.

В полдень женщин привезли обратно на Карлову площадь. Узницы стояли у стены, ожидая, когда надзирательница разведет их по камерам. Одна женщина подала мне знак. Я тут же подскочила, и она вложила мне в ладонь носовой платок, шепнув, что он от моего мужа. Дрожа от волнения и нетерпения, я спрятала платочек. Через некоторое время с ведром в руках я отправилась в уборную, чтобы осмотреть полученный подарок. В нем я нашла письмо Юлека. Он писал, что наш эшелон отправляется в Польшу и что там меня ждет изнурительный труд. Он сетовал, как несправедливо, что его перевезут в тюрьму предварительного заключения, где он будет бездеятельно ожидать решения своей судьбы, тогда как я буду надрываться на работе.

Юлек сообщал, что под ударами Советской Армии нацистские войска стремительно катятся на запад. Хотя конец войны уже не за горами, однако в 1943 г. она, очевидно, еще не закончится, и я должна быть тверда и мужественна. В конце он просил письмо уничтожить. Заканчивал Юлек словами: «До свидания, Густина моя! Твой Юла».

При чтении письма, написанного мелким почерком Юлека, мне на минуту показалось, будто я стою не в маленькой клетушке с зарешеченным оконцем, а на воле и все, что написано в письме, Юлек говорит мне своим чистым баритоном. А оттого, что он написал «До свидания», моя надежда на его спасение, которая, словно слабый огонек, временами только теплилась, моментально окрепла. Появилась твердая уверенность, что мы действительно увидимся. Мне казалось, будто Советская Армия уже недалеко от Берлина и наносит последние удары по фашистскому чудовищу. Захотелось петь, плясать. Но я тут же с тревогой вспоминала слова Юлека о том, что он будет ждать решения своей судьбы в предварительном заключении, и чтобы я была тверда и мужественна. Ждать смерти в то время, когда Советская Армия гонит со своей земли нацистских преступников, в то время, когда и над нашей страной восходит солнце свободы! Меня охватило чувство невыразимой печали при мысли, что Юлек, быть может, уже не увидит нашу родину, освобожденную от ненавистного фашистского гнета. Но через минуту невеселые думы были вытеснены надеждой на то, что Юлек наперекор всему останется жив.

Он написал мне также, что посылает три противотифозные таблетки, и указал, как их следует принимать. Я была так благодарна женщине, принесшей письмо, что решила подарить ей