Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Прежде чем было объявлено о кандидатуре Дюстерберга, Гугенберг предпринял последнюю попытку убедить Гитлера согласиться на общего кандидата от «(национальной оппозиции». Фюрер был в Берлине, и Гугенберг навестил его в отеле «Кайзерхоф», в котором Гитлер всегда останавливался во время своих визитов в столицу. На этот раз Гугенберг решил предложить Гитлеру два новых имени для номинации – рурского промышленника Альберта Фёглера и принца Оскара Прусского – второго сына бывшего императора[37]. Номинация Фёглера стала бы доказательством того, что национал – социалисты поддерживают капиталистическую систему, а выдвижение принца было бы признаком их намерения в будущем реставрировать монархию. Одновременно она должна была изрядно смутить Гинденбурга. Гугенберг надеялся, что старый маршал откажется выступать против сына бывшего императора.

Обе кандидатуры были выбраны исключительно неудачно. Для нацистов они символизировали «социальную реакцию», с которой Гитлер мог сотрудничать лишь временно, да и то, чтобы ускорить ее конец. В глубине души он был настроен против нее так же решительно, как и против «марксистов» и евреев. «Любопытно, как мало Гугенберг знает о том, что творится в людских умах, – отметил Геббельс. – Немецкая национальная партия есть и всегда будет организацией всех реакционных сил».

Поскольку из беседы с Гугенбергом стало ясно, что Немецкая национальная партия и «Стальной шлем» намереваются идти своим путем, Гитлеру следовало поторопиться и выдвинуть свою кандидатуру раньше, чем они. А он так и не получил немецкого гражданства. Противодействие его назначению на государственную должность оказалось настолько велико, что от этого плана пришлось отказаться. Предпринимались усилия, чтобы назначить его атташе миссии Брунсвика в Берлине. 22 февраля, то есть через день после встречи с Гугенбергом, он узнал, что назначение все – таки состоится. Учитывая получение гражданства в самом ближайшем будущем, Гитлер решил действовать. Геббельсу было поручено объявить о его выдвижении в тот же вечер – на митинге нацистов в берлинском дворце спорта. Такие вещи главный пропагандист нацистов очень любил и, имея несомненную склонность к сценическому искусству, превращал их в незабываемые спектакли. И в этот раз он больше часа метал громы и молнии в адрес «беззаконий республики, режима Брюнинга и социал – демократов», вогнав аудиторию в состояние близкое к трансу, после чего торжественно объявил, что фюрер станет партийным кандидатом на предстоящих президентских выборах. Сделав это объявление, он пообещал торжествующей толпе, что Гитлер будет не только ее кандидатом, но и ее президентом[38].

Сразу после этого последовало объявление о выдвижении Дюстерберга; в январе коммунисты, как и в 1925 году, выдвинули кандидатом в президенты своего лидера, Эрнста Тельмана[39].

Гинденбург следил за развитием событий с тяжелым сердцем. Ведь Гитлер и Дюстерберг выступали от той части электората, которая должна была поддержать его. А то, что «Стальной шлем», который он так часто защищал и всячески опекал, обернулся против него, явилось для маршала тяжелейшим ударом. Других долго ждать не пришлось. Земельный союз, которому Гинденбург постоянно пытался помогать, отказался поддержать его, мотивируя свое решение невозможностью «выбирать президента рука об руку с социал – демократами, среди которых преобладают антикрестьянские настроения». Лига патриотических обществ также отказала в своей поддержке на основании того, что президент подписал план Юнга. Судя по некоторым признакам, которые вскоре подтвердились, бывший кронпринц и остальные члены императорской семьи также не собирались голосовать за Гинденбурга. Чтобы хоть как – то противодействовать этим негативным тенденциям, Гинденбург обратился к Ольденбургу – Янушау с просьбой передать Гугенбергу и Немецкой национальной партии требование прекратить распространение лжи о том, что якобы маршала номинировали левые, но Ольденбург не стал брать на себя никаких обязательств.

Глубоко обеспокоенный Гинденбург решил еще раз объяснить свою позицию некоторым старым друзьям и знакомым. В письме Бергу он обосновывал свое решение и разъяснял, при каких обстоятельствах согласился снова стать кандидатом в президенты. Он также попросил Берга проинформировать своих ближайших знакомых о действительном положении дел. Копии большей части этого письма были одновременно отосланы некоторым другим консервативным лидерам.

Письмо это проливает свет на взгляды Гинденбурга. Резко отрицая, что он якобы является кандидатом левых сил и выступает против «(национальной Германии», маршал утверждал, что его вины в том, что правительство Брюнинга до сих пор не заменено правительством правых, нет. Несмотря на свое глубокое уважение к канцлеру, он готов с ним расстаться и назначить кабинет, состоящий из консерваторов, если это будет осуществимо. Он описал имевшие место переговоры, которые были прерваны из – за неспособности Гитлера и Гугенберга достичь соглашения. «Из этого вы можете видеть, что утверждение о моей предполагаемой оппозиции правительству правых полностью ложно. Я никогда не создавал препятствий для такого развития событий, так же, кстати, как и канцлер Брюнинг. Главными причинами того, что такое правительство до сих пор не создано, является отсутствие единства среди правых, их неспособность достичь соглашения по основным пунктам между собой. Остается только сожалеть, что правые силы, пребывающие в настоящий момент в состоянии раздробленности, идут за своими лидерами, занятыми только своими партийными политическими амбициями, по пути утраты своего значения и самоуничтожения. Когда это положение изменится, и произойдет ли это вообще, сказать невозможно». Чтобы заверить близких ему людей в том, что он разделяет их политические взгляды, Гинденбург добавил: «Несмотря на все неудачи, я не оставлю попыток обеспечить здоровое сближение с правыми. Надеюсь, после прусских выборов, которые должны произойти не позднее мая, станет возможным возобновление переговоров о формировании нового национального правительства». Таким образом, положение Брюнинга оставалось таким же неустойчивым, как и прежде, и, в свете этого письма, его отставка спустя три месяца представляется куда менее удивительной, чем она показалась современным обозревателям. Из письма также явствует, как сильно ошибались те избиратели, которые считали, что, выбрав своим кандидатом Гинденбурга, они тем самым поддерживают Брюнинга.

Всеми силами стремясь свести к минимуму поддержку левых, Гинденбург настаивал, чтобы основная масса его сторонников в политическом плане находилась правее «Центра». «В консервативной прессе и на митингах людей настраивает против меня утверждение, что я принял кандидатство с одной стороны – от левых, или от «черно – красной коалиции». Это ложь! Мне предложили стать кандидатом от партии, располагающейся между «Центром» и Немецкой национальной партией (далее следовал подробный список), к которым позднее присоединились партия «Центра» и Баварская народная партия. К ним следует добавить ряд групп и организаций, таких как «Юнгдойчер Орден», ассоциация христианских профсоюзов, христианская крестьянская ассоциация, лига ветеранов «Союз Кифхойзера», некоторые высшие учебные заведения и т. д. Эти партии и организации включают большое число избирателей, которые избрали меня на высокий пост президента еще в 1925 году». 3,5 миллиона подписей, собранных комитетом Зама, убедили маршала, что у людей, независимо от их партийной принадлежности, существует большое желание видеть его на посту президента. Если же социал – демократы призвали своих сторонников голосовать за него, с этим маршал ничего не мог поделать. Любая попытка оттолкнуть этих избирателей «противоречила бы моей цели объединить немецкий народ в великих вопросах политики».

В заключительном абзаце Гинденбург поделился с Бергом своей обидой на «Стальной шлем». «Руководствуясь чувством преданности, которое я испытываю к своим товарищам по оружию, я с первых дней своего президентства старался опекать «Стальной шлем». Я даже не отказался от почетного членства в этой организации, когда мне это было предложено правительством по политическим соображениям, и все годы поддерживал дружеские отношения с членами «Стального шлема» и его лидерами. После всего, что мне довелось пережить за последние семь лет, я уверен, что, если бы президентом в 1925 году был избран кто – то другой, «Стальной шлем» давно был бы распущен». После этого он поведал, как пришел на выручку организациям «Стального шлема» в Рейнской области и Вестфалии. «Я не могу понять лидеров «Стального шлема», которые в публичных выступлениях заявляют о своей преданности мне, а на деле выступают против моего избрания. Причем они объясняют тот факт, что находятся в оппозиции, тем, что выдвигают вместе с Немецкой национальной партией своего отдельного кандидата, который станет моим соперником. Он заявляет, что представляет черно – бело – красные идеалы и выступает против меня, представляющего весь народ. Преданность я понимаю иначе».