Схватка (СИ) - Шепельский Евгений Александрович

Он безмерно удивился:

— Зачем?

— Там, откуда я родом, союз заключается с непокрытой головой, дабы показать чистоту намерений. Так принято. А я свято чту свои обычаи. Снимите шапку, Таленк!

Он заколебался, но, все же, расстегнул замок под подбородком и стянул шапку ценой в маленькое баронство.

Солнечные зайчики весело запрыгали по лысине. Голова бургомистра Таленка была безволосой, как коленка девственницы, остатков волос не было даже за ушами.

Мы пожали друг другу руки, причем его пожатие было неожиданно сильным.

— Что вы намерены печатать в Университете, архканцлер? — спросил он, вновь водрузив шапку на лысину.

Смысла скрывать уже не было.

— Новое слово среди азартных игр, Таленк. Lotereyniye bilety.

Он не понял, а я не стал пояснять про это чудо среди азартных игр, родившееся в XV веке. Скоро он все поймет. Как и Норатор.

В приемной — наконец-то! — стало тихо. Однако тишину нарушило деликатное покашливание Блоджетта. Старший секретарь вошел, сперва постучав.

— Господин архканцлер!

— Да, Блоджетт.

— Пока вы переговаривались с бургомистром, принесли некую бумагу.

— Покажите.

Он подал мне лист квадратной, плотной бумаги. На ней было выведено всего несколько фраз:

«Великий прозрец следит за тобой. Жди и готовься»

— Что такое — «великий прозрец», Блоджетт? Или, вернее, кто он такой?

— Тайный лидер дэйрдринов.

— Из Китраны?

— Он везде и нигде. Появляется и исчезает…

— И, как понимаю, как в точности он выглядит — никому неизвестно?

— Лицо слишком замазано белилами, господин архканцлер. И глаза зачернены. Он похож одновременно на всех дэйрдринов, и при том обладает некой сверхъестественной силой, которой они поклоняются… Это все, что о нем знаем… Прозрец участвует в главных мистериях, приносит кровавые жертвы…

— Тьфу ты! Безумный Пьеро!

И этот безумный Пьеро внезапно обратил на меня свое не совсем здоровое внимание.

Глава 40-42

Глава сороковая

Я вызвал Шутейника, составил при нем статью о победе господина архканцлера над черным мором (молитвами, токмо горячими молитвами удалось победить!), и первую из пояснительно-рекламных статей о грядущей (завтра, уже завтра открывается продажа, спешите, всем не хватит!) лотерее, тут же набросал простенький эскиз лотерейного билета, проставил номер первый и сделал ремарку для дядюшки Рейла, как нумеровать все последующие лотерейные билеты. Лотерея будет простейшей, выигрыш — по номеру, а номера печатать мы будем до тех пор, пока будет спрос на билеты, но прекратим за сутки до розыгрыша. Лотерейный барабан сколотят плотники. Выигрышные номера — будут опубликованы в моей газете. Надеюсь, за оставшуюся до розыгрыша неделю азартная истерия будет усиливаться каскадом. Работаем в стиле Франциска Первого, который многократными лотереями многократно же латал бюджет страны.

Шутейник был отправлен в Норатор с эскизом билета и наброском статьи и приказом немедленно начать печать билетов и газеты. Брат Литон поехал с ним с наказом опечатать казенный и чеканный дворы и провести там хотя бы поверхностную проверку имеющихся активов. С каждым я отправил по десятку Алых. Немного погодя явился Бришер, принес мне «чуть-чуть напитка» — стеклянную бутыль примерно на десять литров. Доложил: в окрестностях Варлойна все спокойно и тихо. Будто и не было ничего. В ознаменование нашей общей победы мы приняли граммов триста эликсира. Затем — внезапно — открылись врата ада, и ко мне повалили первые лица при дворе: главный конюший, главный виночерпий, и так далее, и тому подобное. Разумеется, позорные указы о взимании платы с архканцлера и все прочее я отменил, но мог бы и не отменять — придворные Варлойна держали нос по ветру и чуяли, к кому надо примкнуть и что надо сделать. Снова потекли взятки. Но на сей раз я отвергал дары, однако общался с посетителями достаточно любезно. Где-то к середине приема вернулся Бернхотт. Солдаты расквартированы в казармах подле Варлойна, число их сейчас около семисот и продолжает расти — дезертиры и ветераны идут от Норатора потоком. На дороге к Норатору Бернхоттом поставлены посты, задача которых направлять дезертиров и ветеранов прямо в казармы. Что касается военных складов, то ситуация там плачевна: оружия и доспехов почти нет. Что имелось — то роздано солдатам. К счастью, почти все пришли со своим оружием — даже дезертиры сберегли мечи и кинжалы. Доспехов, правда, мало… Луков и арбалетов почти нет, упряжей конских — нет, седел — нет. Но все это дело будущего. Будут и луки, и арбалеты, и доспехи, и седла — были бы деньги.

— Меж тем, мессир, прошел я мимо Архивов, — сказал Бернхотт напоследок. — А там все еще рыщут, бумаги из окон летят… Не могу понять — что ищут, зачем???

Зато я уже понял, что именно ищут в Архивах и почему — помимо желания завладеть Большой имперской печатью! — убили Сегерра и Диоса. Император оставил финальное завещание — видимо, противоречащее тому, что оставлял ранее, такое, что шло вразрез с планами Простых и Умеренных. И согласно этому завещанию он оставлял корону Санкструма не Хэфилфраю и не Мармедиону. Он оставлял корону, вероятно, принцу Варвесту — тому религиозному фанатику, что сидел сейчас в Адоре… И это был самый скверный выбор для Санкструма! Вопрос: что за партия его поддерживает? Ответ: черт его знает. Умеренные и Простые определились со своими фаворитами, Великие же почему-то ставят на меня. Очевидно, у Варвеста есть скрытые приверженцы, некая оппозиция внутри фракций… И — такое тоже может быть! — оппозиция могла завладеть этим завещанием… И главы фракций боятся, что истинное завещание будет оглашено на балу… Как тебе такое, Шерлок Холмс? А моя задача по восстановлению Санкструма при этом усложняется, ибо фанатик на троне — если он его все-таки займет! — вряд ли будет меня слушать…

Но все это — пока предположения. Ждем бала. Дальше — действуем по обстоятельствам.

Вечером — незадолго до прихода Атли и ухода Эвлетт — в ротонду явился живописец Валтор. Я ждал его и приветливо ему улыбнулся.

Он прижал к груди мольберт, застыв в дверях огромной глыбой:

— Ваше сиятельство!

— Заходите, Валтор, заходите!

На живописце был длинный, скорбный заплатами плащ.

Тут же, как только Валтор шагнул за порог, его скрутили двое самых могучих Алых. Он взревел раненным троллем, но Бришер приставил к его горлу палаш:

— Цыть, злыдня!

Брякнулся и раскрылся от удара мольберт, запрыгали по камню сухие грудки красок и кисти…

Малут слегка взрыкнул на шкафу, внимательно и с вызовом глядя на Валтора. Я встал и положил ладонь на кошачью холку и начал мягко массировать — за холку мамаша таскает новорожденных котят, и так же, массируя холку, легко успокоить взрослое животное: оно впадает в детство и успокаивается, когда пальцы оттягивают и массируют шкуру на загривке.

Ловкими движениями капитан наемников обшарил драные одежды живописца третьей категории. Вынул из-за халявы сапога три стилета. Из кармана плаща — кастет. Распахнул плащ и бросил на стол перевязь с двумя тяжелыми клинками и целым набором метательных ножиков. Стукнул живописца по груди:

— Под рубахой панцирь.

Валтор взвыл.

— Тише, — сказал я, — тише. Не кричите, друг мой. Как там поживает ваш наниматель?

Живописец рыкнул, вращая зенками:

— Как… ты… Кто донес? Как ты проведал?

— Котик, — сказал я, почесывая Шурику мохнатое ухо. — Он умеет читать мысли. Ну, ну, Валтор… Не смотрите таким взглядом. Вы не узнали малута, вы назвали его жирненьким, и предположили, что это некая заморская порода… А ведь все придворные — все, даже придворные третьей категории! — бывали в зоосаде, и все они знают, что порода эта называется «малут», и опасаются малутов, ибо эти коты действительно умеют убивать.