Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам будет что вспомнить кроме этого.
– Да, но не слишком много. Каждый из нас лишился дорогого человека… – Голос его дрогнул, и Тангейзер поморщился. – Мы стали свидетелями того, чего лучше не видеть, и делали то, чего лучше не делать.
Фроже, рот которого был набит рисом, вскинул бровь, но потом одобрительно хмыкнул.
– Сегодня плохой день, но он пройдет, как проходят все плохие дни, – продолжил мальтийский рыцарь. – Но даже в такой день, если хорошенько присмотреться, можно увидеть что-то хорошее.
Он попытался отогнать кровавые картины, стоявшие у него перед глазами, и найти подходящий пример.
– Например, когда мы спасли Люцифера? – подсказал юный гугенот.
– Совершенно верно, Юсти. Совершенно верно.
– Или когда кормили яблоками Клементину? – сказала старшая Малан.
– Точно, Флер… то есть Женевьева.
– И когда вы накрыли папу фартуком, – добавила Паскаль.
Она говорила искренне, но все снова погрустнели.
– Тангейзер, пожалуйста, не бросайте нас! – взмолилась Флер.
– Я оставлю вас ненадолго, – ответил иоаннит. – Сестра Фроже о вас позаботится. Разве есть на свете человек более надежный, чем женщина, отправившая мужа на виселицу и хорошо на этом заработавшая?
Шутку понял только сержант, но его рот был набит едой, и он просто не мог рассмеяться.
Матиас налил кубок вина и выпил. Вино оказалось весьма неплохим.
– А теперь, с позволения Фроже, я поем, – улыбнулся рыцарь.
Он сел, взял с подноса половинку фаршированного яйца и поднес ко рту. Сооружение оказалось слишком нежным для его огрубевших пальцев, и начинка вывалилась прямо на заляпанную кровью рубаху.
Двойняшки, работавшие раньше на Тибо, вдруг нарушили долгое молчание и захихикали.
Воспользовавшись моментом, Тангейзер преувеличил свое удивление и испуг, а потом вскрикнул, якобы придя в ужас от испорченной рубашки. Наверное, из него вышел бы неплохой клоун – смех стал громче. Через секунду к веселью присоединился и Юсти. Госпитальер выбросил за дверь пустую половинку сваренного вкрутую белка и взял другое яйцо.
Потом он медленно и аккуратно стал подносить половинку яйца ко рту. Дети притихли, внимательно следя за его рукой. Матиас открыл рот как можно шире, но в последний момент сжал пальцами белок, и коричневатый шарик из желтка, резаной петрушки и масла упал ему на грудь, присоединившись к предшественнику. На этот раз засмеялась и Флер. Госпитальер повернулся к Паскаль и подмигнул, но девочка покачала головой и ответила ему виноватой улыбкой.
– Какие-то заколдованные яйца, – вздохнул он. – Анна, дорогая, подай мне кусок пирога.
Настроение за столом улучшилось, и когда Паскаль стала бросать зернышки риса в Юсти, а к ней присоединились Мышки, Тангейзер не стал их унимать. Немного утолив голод, он налил себе еще вина. При этом рыцарь следил, чтобы кубок Фроже не оставался пустым, и каждый раз, когда он подливал сержанту вина, тот не заставлял себя долго упрашивать. Потом они заказали десерт. Повар принес пироги с инжиром, политые медом, блюдо апельсиновых цукатов и кувшин молока. Дети набросились на сладкое, а Матиас заговорил с Фроже:
– Предположим, ты увидишь мужчину средних лет в черной одежде, с золотой цепью на груди, верхом на гнедой, с белыми носочками лошади. Кто бы это мог быть?
Сержант, наклонившись вперед, наблюдал за уничтожением пирогов с инжиром – юные компаньоны поставили блюдо вне пределов его досягаемости. Потом он выпрямился, и на его лице появилось выражение, которое Тангейзер уже видел утром.
– Это значит, что передо мной Марсель Ле Телье, и мне бы очень хотелось, чтобы он меня не увидел, хотя, скорее всего, он увидел меня раньше, чем я успел заметить его лошадь, – заявил Фроже.
Произнесенное имя застало иоаннита врасплох. Наверное, Грегуар узнал его и сказал об этом Юсти. А Юсти и сам Тангейзер неправильно истолковали его слова.
– А почему ты не хочешь с ним встречаться? – спросил Матиас.
– Он будет задавать вопросы, на которые я предпочел бы не отвечать, и отдавать приказания, которые я предпочел бы не исполнять.
Госпитальер улыбнулся, оценив тонкость упрека.
– Расскажи мне все, что знаешь о нем, – попросил он.
– Что может знать скромный сержант о делах таких влиятельных людей?
– Представь, что ты единственный зрячий в королевстве слепых.
Фроже бросил тоскливый взгляд на оставшийся пирог с инжиром.
– Женевьева, дай ему пирог, – обратился рыцарь к старшей из девушек.
– Но мы оставили его для вас, – возразила Флер.
– Нашему другу он нужнее. Может, у него развяжется язык.
Паскаль, сидевшая между двух мужчин и считавшая, что может на равных принимать участие в разговоре, не выдержала:
– Марсель Ле Телье – это лейтенант по уголовным делам из Шатле. Ему подчиняются все комиссары, и он обладает такой же властью, как судья.
Фроже воспринял ее слова как вызов.
– Не следует забывать о лейтенанте по гражданским делам, который главнее, – возразил он, – а также о…
– Эти люди мне неинтересны, – прервал его Тангейзер. – Как выглядит золотая цепь Ле Телье?
– Она сделана в форме золотых раковин, – сказала Паскаль.
– Да, но знаешь ли ты, что это значит? – спросил сержант, явно гордясь своей осведомленностью.
– Орден святого Михаила, – объяснил Тангейзер. – По традиции число членов ордена ограничивалось пятьюдесятью, но в последние годы король Карл посвятил в его рыцари несколько сотен человек, в обмен на деньги или политическую поддержку. Если Ле Телье не купил это звание, что, как мне кажется, не по средствам даже лейтенанту по уголовным делам, значит, он имеет определенное влияние при дворе.
– Ле Телье приняли в орден, когда он был еще комиссаром седьмого округа, в Ле-Але, – сказал Фроже. – Рыцарское звание помогло ему занять место предшественника, который вышел в отставку под угрозой предъявления ему многочисленных обвинений. Ле Телье – искусный интриган. А иначе и быть не может. Он не первый, кто дослужился до этой должности, начав простым сержантом, но об этом никто уже не помнит. Его отец был помощником королевского повара и покупал на рынке рыбу для королевского стола. Вы тут говорили о королевствах. Так вот. Ле-Аль – королевство Марселя Ле Телье. Он родился в тени Шатле и с первого вдоха впитал эту тройную вонь – рыбы, скотобойни и кладбища Невинных, – сержант потер свой единственный зуб. – Вы знаете, сколько дерьма оставляет корова, когда входит в Париж. Не меньше, чем мы, когда попадаем в ад.
– Значит, Марсель искусен в раскрытии преступлений? – уточнил Матиас.
– Нет, нет. – Фроже снова пожирал глазами последний пирог. – Раскрытие преступлений, дело совсем простое, не является целью Шатле. Наша обязанность – собирать деньги для короля, а также на наше скромное жалованье. Эти деньги по большей части поступают от законопослушных граждан. Почти любое занятие – держать постоялый двор, продавать обувь, возить грузы на телеге – требует уплаты пошлины. Чтобы продавать, к примеру, рыбу, нужно уплатить четыре разных налога. За нарушения подобных правил, которых существует великое множество и которые составлены так, что не нарушить их практически невозможно, взимаются штрафы.
– А что законопослушные граждане получают взамен?
– Взамен мы избавляем их от огромного количества преступников, в основном воров, но также богохульников, содомитов и убийц. Раскрытие преступлений требует всего двух вещей – обвиняемого и его признания, а поскольку в Шатле самые искусные в мире палачи, и то и другое получить несложно.
– Мы пока не услышали ничего полезного, – заметила Паскаль.
Для Фроже это было уже слишком. Глаза его выпучились, словно у ящерицы. Тангейзер успокоил оскорбленное достоинство сержанта, подвинув к нему пирог с инжиром. Его собеседник тут же сунул пирог в рот, словно боялся, что его могут отобрать.
Паскаль хмуро посмотрела на него.
– Марсель служил в округе, где покупают и продают почти всю еду, которая попадает в Париж, – сказала она. – Там течет больше денег, чем через королевскую казну. Он сделал богачами своих хозяев и себя самого и вскарабкался на самый верх.
– Именно так и было. – Из открытого рта сержанта сыпались крошки.
– Он жестокий человек? – поинтересовался иоаннит.
– Ему это не нужно. В Ле-Але громила стоит дешевле рыбьих потрохов. Сломанную ногу можно купить за этот пирог с инжиром. К услугам Марселя всегда есть крепкие парни, преданные сержанты и нормандец по имени Баро. Некоторые росли вместе с ним. На самом деле Ле Телье известен тем, что не выносит пыток и казней – то есть не может на них смотреть. В то же время он отправил на Гревскую площадь не одну тысячу людей, а в тюрьмы – еще больше, ни разу не сказав «аминь».
– Шпионы, – напомнила младшая Малан. – Они тоже работают на него.
– Точно. – Фроже посмотрел на девочку, и та ответила ему дерзким взглядом. – С самого начала у него были стукачи. Гуртовщики шпионили за мясниками, жены за мужьями. Даже адвокаты за своими клиентами – вы можете в это поверить?