Божественный спор - Милослава Финдра

пригласил ее после завтрака прогуляться по пляжу. Время и место для разговора были очевидно выбраны так, чтобы никто не смог их подслушать.

И вот это уже заставляло Лиону ожидать худшего.

— Ты опять пополнела, — было первое, что сказал ей отец.

— Думаю, мне это только к лицу, — парировала Лиона, не желавшая возвращаться к роли послушной дурочки.

— А еще ты осмелела, — говоря это, маркиз сощурил глаза и неожиданно приподнял уголки губ в улыбке. — Впрочем, возможно, ты и права. Царевна Имизонии вряд ли может похвастаться изящностью форм, но нашему монарху она приглянулась. Не ожидал, что его вкус настолько примитивен.

Выпад в сторону царевны задел Лиону не меньше, чем комментарий о ее внешности. Но на этот раз она сдержалась и не стала провоцировать отца, предпочтя попытку перевести тему.

— Как поживает матушка?

— Жива и здорова, хотя регулярно ноет об обратном, все как всегда, — хмыкнул маркиз, тростью отбрасывая с пути мелкий камень. — Но тебя, мне кажется, должно сейчас волновать другое.

— Что именно?

— То, что твои шансы стать королевой, как я заметил, стремятся к нулю. И хуже того, кажется, тебя это совсем не беспокоит.

— Почему же… беспокоит.

— И что ты делаешь?

— А что я могу сделать? — все-таки вспыхнула Лиона. — Влезть в душу короля и заставить полюбить меня?

— Морглот побери, девочка, при чем тут любовь. Речь идет о женитьбе. Для этого достаточно соблазнить мужчину. Ради чего я только нанимал учителей? — зашипел маркиз, со злостью втыкая трость глубоко в песок.

— Прошу прощения, что разочаровала, отец, — в извинении Лиона не смогла удержаться от язвительной интонации.

Отец поморщился и тяжело вздохнул.

— Больше всего меня огорчает, что ты не понимаешь, к чему ведет твое глупое сопротивление моим наставлениям. Тем самым ты же роешь яму не мне, а себе самой. Ведь именно о твоей судьбе я пекусь.

Лиона промолчала, не желая ввязываться в бессмысленный спор, который приведет только к одному — новой порции оскорблений. Поэтому какое-то время они шли молча.

— У тебя действительно нет никакого желания постараться и стать королевой? — наконец с досадой спросил маркиз, а затем резко добавил: — Впрочем, можешь не отвечать. Я и сам все вижу. Поэтому могу сказать тебе только одно: если ты думаешь, что, проиграв отбор, ты можешь вернуться и провести остаток жизни в роли слабоумной старой девы, то сильно ошибаешься.

Лионе стало холодно от предчувствия чего-то ужасного.

— На что ты намекаешь? — переспросила она.

— На то, что ты в любом случае выйдешь замуж. И не за какого-нибудь смазливого нищего юнца, а за приличного человека с именем и состоянием. Виконт Сенари просил твоей руки, и я не стал отвечать ему отказом. Да, он человек немолодой, но надежный.

От этих слов сердце Лионы свело такой болью, будто отец с силой сжал его в кулаке. Память тут же услужливо нарисовала портрет будущего жениха: высокого костлявого старика с затянутым пленкой катаракты взглядом. Омерзительно похожего на паука.

— Ты шутишь, — ей не хотелось верить, что отец говорит всерьез.

— Отнюдь, я совершенно серьезен. А вот ты все еще витаешь в облаках.

— Но… он же всего лишь виконт… — Лиона отчаянно цеплялась за любую возможность переубедить отца, хотя уже знала, что это невозможно.

— Да, но из древнего и весьма богатого, а главное, — верного нам рода. Конечно, лучшей партией для тебя стал бы герцог или бургграф, но достойных кандидатов среди них в ближайшие пять лет не предвидится, пока кто-то из стариков не преставится. А красота, знаешь ли, имеет свойство увядать. Товар нужно вовремя сбывать с рук, чтобы не прогадать с ценой.

Лиона кивнула, словно замороженная. То, что отец считает ее товаром, не стало для нее открытием. И все же она не ожидала, что он так быстро и жестоко распорядится ее судьбой. Перспектива стать супругой виконта Сенари пугала хуже смерти.

Маркиз не спешил продолжить разговор, видимо, решив, что сказал все, что хотел. Поэтому они молча вернулись к поместью и у входа разошлись в разные стороны. И если все это время чувства Лионы были будто подернуты ледяной коркой, то, когда отец скрылся за поворотом, они накрыли ее с головой.

Она ощутила себя настолько слабой, глупой и беспомощной, что ей тут же захотелось спрятаться. Подняться наверх, лечь в кровать и накрыться одеялом с головой. За это совершенно детское желание было ужасно стыдно, а оттого еще более тошно. От себя самой.

Какой ее считают все остальные? Ну, не беря в расчет тех, перед кем она строила дурочку. Умной и хитрой? Гордой и язвительной? Хладнокровной?

Да, наверное, хладнокровной. Она же привыкла держать лицо — фарфоровую маску, за которой нет ничего, кроме сосущей пустоты. И страха. Липкого и холодного, такого, что стынут кончики пальцев.

А ведь она заигралась. Так привыкла к роли, что сама поверила, будто чего-то стоит… и имеет право мечтать. Расфантазировалась, дурочка.

От собственной глупости хотелось хохотать, но Лиона не смеялась — ей было слишком больно и почему-то тяжело дышать. Словно грудь набили камнями, и они мешают легким двигаться.

Все еще хотелось лечь и спрятаться под одеяло. И она действительно направилась в свои покои: поднялась по лестнице, тяжело опираясь на перила, и замерла на повороте, прислушиваясь, не идет ли кто-то навстречу. Сейчас она не хотела никого видеть, у нее не было сил снова надевать маску и притворяться, что все в порядке.

Да и если она попадется Рие, это все равно не поможет. Мысль об этом заставила Лиону встряхнуться и идти быстрее. Только за закрытой дверью спальни она наконец почувствовала себя в безопасности, и у нее получилось сделать полноценный глубокий вдох.

Заперев за собой дверь — так, чтобы даже Беата ее не побеспокоила, — она начала стягивать с себя платье. Шнуровка на спине не поддавалась, поэтому она просто разорвала тонкую ткань спереди. Избавившись следом от корсета, Лиона обхватила себя трясущимися руками и рухнула в постель.

А затем наконец горько и отчаянно разрыдалась.

* * *

После ужина с маркизом Арника осталась в противоречивых чувствах. И дело было не в отце Лионы, хотя царевна испытала легкую жалость, что ее родителем оказался столь неприятный человек. Но гораздо больше вопросов у нее вызывал король, за которым она наблюдала весь вечер с двойным вниманием. Увы, тот ничем не подтвердил ее подозрения.

Поэтому следующие несколько дней Арника приглядывалась к учителю фехтования, чтобы увериться в догадке. Что принесло свои плоды.

Выяснилось, что мейстер Ульрих и король не только пользуются одним парфюмом, обладают