Частица твоего сердца - Эмма Скотт

этого мальчика, и за этим так прекрасно наблюдать. Просто здорово.

Я хотела начать спорить, но меня сморил сон. К тому же она была права. Я уже пересекла черту и не могла вернуться назад. Я больше не представляла себе жизни без Ронана Венца.

«И это, – думала я, проваливаясь в сон, – мой ночной кошмар».

Глава 24. Ронан

Марианн сказала, что будет дома к шести. Я лежал на обшарпанном диване и смотрел спортивный канал, прикладывая к глазу тот же самый пакет с горошком, что она дала мне после первого визита Митча Дауда. Я чувствовал себя так, словно попал под грузовик, но спать не хотелось, а такого не было уже долгое время.

«Это благодаря Шайло».

Она не спала всю чертову ночь, отгоняя от меня ночные кошмары. Ребенок на кухне смотрел, как убивали его маму, но Шайло взяла малыша за руку и увела прочь.

«И я сказал ей, что люблю ее».

После стычки с Даудом я слишком много на нее взвалил. Но я был наполовину пьян от боли, а кровь и насилие той ночи заставили задуматься, доживу ли я до завтра.

Я не хотел, чтобы стало слишком поздно.

В пятнадцать минут седьмого раздался стук в дверь. Я медленно поднялся с дивана, морщась от боли в ребрах, и открыл дверь Марианн. При виде меня она пробормотала проклятие себе под нос и вошла внутрь.

– Где близняшки? Не одни?..

– До семи у подруги. Они в безопасности, Ронан.

Я кивнул, и мы устроились за кухонным столом под одинокой лампочкой.

– Я отправила видео в полицию, – проговорила она. – Анонимно. На нем отчетливо видно его лицо. И особенно последний удар, – добавила она, в глазах ее блестели слезы. – Но там слишком темно, чтобы разглядеть тебя.

– Хорошо. Следующие несколько дней я побуду дома. Хочу убедиться, что он не вернется.

– Он не вернется, Ронан. Он напал на тебя и избил. Он отправится в тюрьму.

– Я поверю, только когда увижу это.

Она вздохнула.

– Дай мне взглянуть на твой глаз.

Я отодвинул горошек, и она поморщилась.

– Вот же дерьмо. Ты себя достаточно хорошо чувствуешь и сможешь вернуться в школу? Потому что тебе, юноша, нужно ее закончить.

Несмотря ни на что, я собирался получить диплом. Оценки у меня были средними, но их вполне хватало.

«Я сделал это, мама. Почти».

– Я пойду туда через несколько дней.

– А что будешь делать потом? Поступишь в колледж?

– Полагаю, стану управлять этим зданием.

– Ты можешь достичь большего, но не захочешь бросить нас на произвол судьбы, так ведь?

– Может быть. Мне нравится этим заниматься.

Я сказал правду. Мне нравилось заботиться о здании и жильцах. Меня грела сама мысль, что я помогаю, пусть даже в мелочах, обеспечить людям приличное существование, которого у меня никогда не было.

– Ты по-доброму отнесся к нам, – проговорила Марианн и принялась рыться в сумочке. А потом пододвинула ко мне конверт. – Мне потребовалось много времени, чтобы скопить их. Но они твои.

Я положил горошек на стол и заглянул в конверт. Внутри лежали две стодолларовые купюры. Я тут же закрыл его и подвинул обратно к Марианн.

– Нет.

Она испустила смешок.

– Просто… нет? Это часть арендной платы, что ты внес за меня. И даже не пытайся отрицать. Твой дядя никогда бы не позволил ускользнуть двум сотням баксов, в каком бы хорошем настроении ни был.

– Я не возьму это, Марианн.

– Возьмешь, Ронан. Ради меня. Потому что в противном случае я буду чувствовать себя паршиво. Я усердно трудилась, чтобы их заработать, поэтому ты их возьмешь. – Она вновь подвинула конверт ко мне и, подняв одну бровь, скрестила руки на груди.

Я лишь кивнул.

– Господи, какой же ты упрямый. Но хороший. – Она подперла подбородок рукой. – Был бы ты лет на двадцать постарше. Не пойми меня неправильно. Я не… как это говорится? Не из тех женщин, кого привлекают молодые мальчики. Но ты стал бы прекрасным отцом для моих девочек. Они тебя любят.

Я откинулся на спинку стула и поспешил вновь поднести к лицу горошек, чтобы охладить омывшую меня странную волну тепла.

– Ты никогда не думал о себе подобным образом?

– Нет.

– Ты можешь многое предложить, Ронан. Больше, чем думаешь. – Марианн встала из-за стола и подошла ко мне. – Как можно быстрее возвращайся в школу. – Она чмокнула меня в макушку. – И, ради бога, береги себя. Ты нам нужен. – Она коснулась кулона, висевшего поверх футболки. – Держу пари, и ей тоже.

* * *

Когда Марианн ушла, я растянулся на диване и позвонил Шайло.

– Как дела? – спросила она.

– Полагаю, хорошо. Марианн думает, что Дауда посадят в тюрьму.

– Марианн права. Биби поговорила со своим другом-детективом. Кто-то прислал видео, на котором ясно видно нападение Дауда на неизвестную жертву. Его арестовали. Скорее всего, ему грозит тюремное заключение. И его тут же уволили из полиции.

– Даже без моих показаний, обвинений или чего-либо еще?

– Я тоже спросила об этом. Кажется, жертва в этом случае и есть свидетель. А если имеются и другие доказательства, вроде видео, то выдвигать обвинение не требуется.

– А что насчет Фрэнки?

– Тишина. Биби говорит, что Митч молчит, и это странно. Он вполне походит на того, кто способен сдать собственного сына.

– Он ненавидит стукачей, – проговорил я. – Сам мне об этом сказал. Но… он сейчас под стражей?

– Да. Так что успокойся, ладно? Все, кого ты хочешь защитить, в безопасности.

Я выдохнул и расслабленно обмяк на диване.

«В безопасности. Они все в безопасности».

Я раздумывал, знала ли об этом мама.

– А ведь во всем этом безумии есть и кое-что хорошее, – проговорила Шайло мне в ухо.

– И что же это?

– Нам больше не нужно прятаться в школе.

Я широко распахнул глаза.

– Я думал, тебе не нравится, когда люди лезут в твои дела.

– Так и есть. Но без веских причин нет смысла притворяться. Правда? Я не была ничьей… девушкой. Никогда. Но хочу попробовать.

«Девушка. Черт побери».

Я почувствовал, как в ожидании моего ответа она затаила дыхание. Я знал, что ей нелегко далось показать эту свою сторону, неуверенную, незащищенную.

– А я никогда не был ничьим парнем, – проговорил я.

Из трубки донесся тихий вздох. Я словно услышал, как она улыбнулась.

– Ну что скажешь? Хочешь попробовать?

– Да, – проговорил я. – Хочу.

* * *

Несколько дней спустя мы с Шайло встретились на парковке возле школы. На ней был белый сарафан, подчеркивавший глубокий черный цвет волос