Влюбись в меня под музыку - Тори Майрон

За что он засадил меня за решётку и передал через трёх бандюганов столь пламенный привет?

За непонятливость, разумеется.

Да только я и знать не знал, что этот серьёзный кадр до сих пор следит за Никс. Оказывается, он приставил к ней человека, который круглосуточно ходит за ней по пятам и докладывает Харту о каждом её действии.

Вот и о нашем поцелуе он доложил, за что я поплатился буквально через несколько минут. Но злюсь я вовсе не на Адама. У него явно крыша не на месте ещё больше, чем у меня, раз среди тысячи красоток, которые мечтают добровольно стать его любовницей по контракту, он так сильно запал на дикую драчунью. А на больных не злятся и не обижаются. Я готов разорвать на части только Никс. Ведь именно она так знатно меня подставила.

Когда она вдруг предложила мне потрахаться, а затем налетела с поцелуем посреди сотни студентов, я конкретно прифигел, но решил не отталкивать её, а подыграть идиотке, надеясь самостоятельно понять, что она задумала? Но увы, ничего я понять не успел. Человек Харта врезался в зад моей машины, мелкая сучка сбежала, пока я разбирался со шпионом, а потом в моём багажнике нашли большую порцию подброшенной наркоты, и меня скрутили.

Прекрасно сработано, Никс. Браво!

Я понимаю, почему она так поступила, но всё равно задушу эту суку, как только выберусь отсюда и встречу её. С удовольствием в наказание за такую подставу ещё и Остину наконец выдал бы её грязную тайну, из-за которой, собственно, Никс и бегала у меня на побегушках всю прошлую неделю, но, бля*ь, этого я сделать не могу.

Я никогда не врал ему. Никогда! Но в этот раз мне пришлось скрывать от лучшего друга, кем на самом деле является его любимая маленькая «сестричка» и с кем эта дура умудрилась связаться. Узнай Остин правду, нарвался бы на крупные проблемы с Хартом. А мне, как никому другому, известно, чем это чревато.

Сейчас я — один сплошной пульсирующий кусок боли. Правый глаз полностью заплыл, из носа и губ обильно вытекает кровь, всё тело ноет и ломит. Возможно, у меня сотрясение мозга, и кажется, вывихнут палец и сломано ребро.

Но в целом мне ещё нужно радоваться и благодарить какие-нибудь там всевышние силы за то, что вообще остался жив. Я думал, «привет» от Харта будет заключать в себе летальный исход, но нет… Вот он я — избитый до неузнаваемости, харкающий кровью и с трудом дышащий из-за лютого дискомфорта в области лёгких. Сижу за столом в серой комнате и пытаюсь опять не потерять сознание, гадая, когда же появится мой всемогущий билетик на свободу. И появится ли он вообще?

И вот так счастье! Стоит мне задаться этим любопытным вопросом, как дверь наконец открывается, и в комнату входит мой любимый адвокат.

– О-о-о! Привет, Алан. И где ты запропастился? Я тебя ждал ещё днём, – пытаюсь растянуть побитые губы в улыбке, но не получается. Больно, сука.

Харрисон несколько секунд молчаливо разглядывает мой обалденный видок, и даже с одним здоровым глазом я замечаю откровенное удовлетворение в его остром взгляде.

– Я так и знал, что тебе понравится, – коротко усмехаюсь. – Уверен, ты днями и ночами мечтал так же разукрасить меня.

Он снова ничего не отвечает. Лишь подходит к столу ближе, возвышаясь надо мной высокой мрачной глыбой, и спустя минуту выдаёт ровным голосом:

– Поздравляю.

Не понял.

– Поздравляешь? – с трудом приподнимаю голову и концентрируюсь на его бесстрастном лице.

– Да.

– У меня вроде день рождения не сегодня.

– Считай, что сегодня.

– Пояснить не хочешь?

– Я сам поясню, – за спиной Алана раздаётся злостный голос отца, но Харрисон даже не оборачивается, продолжая пристально смотреть на меня.

– Между тобой и Эмилией всё кончено. Ты больше никогда не подойдёшь к моей дочери, – цедит адвокат, но меня злит не столько содержимое фразы, сколько то, как он её произнёс. Как будто это не требование, не угроза, не приказ, а констатация факта, не подлежащего никаким изменениям.

– Мне напомнить, Алан, что это не тебе решать? – игнорируя боль, ухмыляюсь я, ожидая увидеть в его каменной роже хоть какой-нибудь проблеск на раздражение. Но его нет.

Харрисон копирует мою ухмылку, а затем молча разворачивается и покидает комнату, оставляя меня наедине с отцом.

И вот кто тут и источает бешеную ярость, так это мой папаша. Он всегда был не в духе, когда я попадал в полицейский участок, но сейчас выражение «не в духе» абсолютно не выражает степень его гнева.

Его глаза мечут молнии, ноздри расширяются, словно у огнедышащего дракона, желваки играют на острых скулах, а руки сжаты в кулаки.

– Неужто бить меня собра…

Смачный удар в и без того повреждённую скулу обрывает меня на полуслове. От силы удара я слетаю со стула и падаю на пол. Вот это поворот! А сегодня и впрямь знаменательный день. Папаня впервые в жизни меня ударил. Видать, я, даже не стараясь, наворотил дел. Красотища!

– Это мои поздравления, – поясняет глухим голосом Гарри после того, как я сплёвываю новую порцию крови и перевожу взгляд на него.

– И с чем же меня все так дружненько поздравляют?

– Ты наконец добился своего.

– И чего, по-твоему, я добился? Того, что меня избили до полусмерти? Да уж, ты прав. Вот так удача, – продолжая лежать на полу, начинаю хрипло смеяться.

Папаня подходит ко мне, и я морально готовлюсь к новой порции боли, однако в этот раз он просто смотрит на меня сверху как на разочаровавшего его пса.

– И в кого ты таким придурком уродился?

– Уж точно не в тебя, папаш. Мне до тебя никогда не дотянуть.

– У тебя с самого детства было всё, – проигнорировав мою колкость, произносит он. – Деньги, шикарный дом, машины, путешествия. Я выполнял каждый твой каприз, каждую прихоть и желание. В ответ же я просил всего лишь продолжить то, что много лет назад начал твой прапрадед. Ты должен был всего лишь стать мной и перенять руководство компании. И всё. Разве я просил от тебя чего-то невыполнимого?

– Для меня — да, – прекращаю смеяться. – И вот только давай ты не будешь снова заводить свою любимую шарманку о том, что я пользовался всеми благами, которыми