Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

– Тильду мы спасли с тобой вместе, можно сказать, – беспечно пошутил он, отпивая кофе. Кстати, божественный, как на мой вкус. – И вполне успешно. А затем переместились в весьма удалённую часть этой каверны, прямо за лабиринтом, с противоположной стороны от Мёртвого Сада…

– Кстати, считается, что здесь и дышать-то невозможно, – вставила Тильда замечание.

– Вот предрассудки и косность, – возмутился Йен искренне, кажется, даже не рисуясь. – «Тяжело дышать»? Это переизбыток энергии. Зато чары создавать легко. И что мешает с помощью чар расчистить для себя пространство…

– …и налепить из него выходов в любимую булочную, любимый супермаркет, на горный луг за цветами в спальню и на морское побережье, чтобы просто размяться? – переспросила Тильда, продолжая со значением поглядывать то на него, то на меня. – Не знаю даже. Наверное, отсутствие гениальности. Или недостаточная гениальность. Или гениальность не в той области.

И она снова посмотрела на меня – и подмигнула. С намёком подмигнула, так, что даже до моей тупой головы наконец дошло.

– Ты его рекламируешь, – выдохнула я. – Когда я сказала, что не разбираюсь в чародейских заморочках, ты всерьёз решила поработать пиар-агентом Йена. И после этого ты ещё говоришь, что твои социальные навыки недостаточны?

– Ну, они улучшились, – скромно опустила взгляд Тильда. – Вообще оказалось, что они очень даже ничего, когда собеседник не трясётся и не ждёт, что я его в следующую секунду сожру.

– Сильные друзья – это хорошо, – кивнула Салли и попыталась ткнуть Тильду ножом для масла в бок. Та, разумеется, с лёгкостью парировала.

Завязалась шуточная потасовка; ход её проследить я не могла, но оценила гудящую мелодию столкновения стали со сталью и зловещие блики света на лезвиях.

– Дурдом, – с нежностью улыбнулся Йен, наблюдая за ними из-под ресниц.

Кажется, он был счастлив.

Чем пахнет дом?

Честно говоря, до сих пор я об этом не задумывалась. Наверное, потому что от родителей съехала довольно давно, как только поступила на первый курс. Комнату в общежитии мы делили с соседкой, чьё имя начисто стёрлось из памяти – как и цвет волос, и голос… Но мне запомнилось какое-то чужеродно-солнечное ощущение, которое следовало за ней, как направленный луч прожектора, а ещё кисловатые клубничные духи и красная помада. Окна выходили на липовую аллею за университетом; на стены запрещалось вещать плакаты и постеры, но, разумеется, у нас всё было обклеено до потолка: с моей стороны – мрачными северными пейзажами, а на соседкиной половине комнаты – мальчиками из какой-то ужасно популярной группы, одетыми либо скудно, либо странно.

На втором курсе я завела блог. Он неожиданно взлетел, и к четвёртому курсу у меня была своя колонка в «Шери» и небольшой доход от рекламы, который позволил съехать в отдельную квартиру, не выпрашивая денег у родителей на арендную плату, антидепрессанты и психоаналитиков. С тех пор апартаменты у меня часто менялись. Мы пытались жить вместе с Дино, который потихоньку вытянул меня из пучины психологических проблем, потом я перебиралась из одной части города в другую с периодичностью раз в полгода и не видела никакого смысла обживаться и наводить уют: всё это было заведомо временным.

Парадоксально – возведённый чарами коттедж в глубине опасной каверны больше всего напоминал дом, чем любое место, где мне приходилось жить раньше.

Здесь было светло, просторно и уютно. Даже, пожалуй, по-сибаритски комфортно: каждому досталось по комнате, обставленной в соответствии с личным вкусом. В гостиной на первом этаже горел камин, за окном шелестел листвой осенний сад, а мягкие, глубокие кресла сдвинулись близко-близко друг к дружке, словно закадычные приятельницы, которые решили посекретничать. В столовой, совмещённой с кухней, стоял круглый стол из тёмного дерева, а за панорамным стеклом раскинулось иллюзорное морское побережье с белыми пляжами и сизоватыми южными соснами.

– Какой здесь хороший воздух, – внезапно сказала Тильда, когда мы с ней остались в гостиной вдвоём. – От него так спокойно…

– Да? – растерянно откликнулась я и, наверное, впервые обратила внимание на запах. Тёплое старое дерево, разморённый солнцем цветник, остаточные ароматы еды после завтрака. Ещё пахло библиотекой, совсем немного, куда слабее, чем в доме у Хорхе. – Наверное… Меня всё время в сон клонит почему-то, как в лесу, где кислорода много.

– Ты не восстановилась ещё, наверное, – вздохнула Тильда и забралась в кресло с ногами. И неожиданно призналась: – У меня тоже слабость какая-то. Непривычно. Раньше я быстро восстанавливалась… Похоже, меня правда чуть не убили.

– А Йен что сказал?

– «Девочка-решето», «Пришлось обновить навыки художественной штопки» и «Тебе повезло».

Мы сидели вдвоём уже больше часа; делать было, в общем-то, нечего. На столике валялось несколько детективов, но на чтение сил пока не хватало, через некоторое время книжка начинала вываливаться из рук. Йен забрал Салли и спустился в подвал, в лабораторию – «сделать новый глаз и разобраться с костями», как он выразился. Судя по оговоркам, всю последнюю неделю ему пришлось потратить на то, чтобы поддерживать жизнь в моём теле, которое напрочь отказалось функционировать самостоятельно. Остальных он подлатал ровно настолько, чтобы вытащить из критического состояния, и теперь занялся их травмами серьёзно.

Три с половиной дня – ровно столько у нас оставалось, чтобы зализать раны и вытащить Хорхе.

И, что самое мерзкое, сейчас от меня не зависело вообще ничего.

– А можно спросить? – вдруг дотронулась Тильда до моего плеча, и я вздрогнула от неожиданности, едва сумев улыбнуться и кивнуть:

– Конечно.

– Каково было жить с Йеном столько лет?

Я понятия не имела, что она под этим подразумевала, потому ответила максимально честно:

– Трудно. Сейчас, конечно, я на многие его слова смотрю по-другому и понимаю, что вот здесь он просто пытался привлечь моё внимание, там неудачно пошутил, а тут вообще не понимал, что пересекает черту… Всё-таки Йен – взрослый раскрепощённый мужчина, а я всегда была замкнутой. И когда-то – стеснительной.

Тильда фыркнула:

– Когда-то?

– Под его комментарии – быстро перестала, – улыбнулась я невольно. Сейчас эти воспоминания казались мне почти милыми, и я, если честно, была бы уже не прочь затащить Йена в душ, и пусть попробует прокомментировать мою фигуру, как обычно. У меня найдётся, что ответить. – А вообще… Знаешь, он впервые заговорил со мной, когда мне было пятнадцать. Но сейчас я подозреваю, что подцепила его одновременно с Салли, в морге, в тот же день.

– И что, десять лет он молчал? – сощурилась Тильда недоверчиво. – Не пытался взять контроль над твоим сознанием и всё такое?

Я только неопределённо качнула головой. Сказать и впрямь было нечего. Но оставалось настойчивое ощущение, что если б не моя попытка суицида пятнадцать лет назад, он бы молчал до сих пор. Да и Салли начала полноценно разговаривать немногим раньше, буквально за год или полтора до него, а до тех пор подавала отдельные реплики, очень-очень редко, точно боялась напугать меня…

Ха, но какие реплики! «Тетради украла Хелен. Воткни ей карандаш в щёку. Она вернёт тетради».

Иногда после таких шокирующих советов мне мерещился тихий смешок или фырканье – как я сейчас понимаю, Йена.

– Да, – наконец откликнулась я вслух, прикрывая веки. – Просто молчал десять лет. Удивительно, но факт.

Тильда не отвечала очень долго – наверное, переваривала информацию. И заговорила тогда, когда я уже почти заснула.

– Ну, может… Если бы я двадцать пять лет была мёртвой и болталась неизвестно где – наверное, тоже разучилась бы жить. Хотя я и сейчас не очень-то умею. Но, знаешь, тогда это очень грустно звучит, потому что получается, что он совсем отчаялся. И ему было уже всё равно.

«Он не мог, он любит жизнь», – хотела я возразить, но не смогла.

Во-первых, сон навалился уже неудержимо, и язык еле-еле ворочался.