Урок анатомии. Пражская оргия - Филип Рот

– Ольга, – тихо говорю я. – Перестаньте.

– Вот видите? – взывает Ольга к администратору. – Ему уже противно. А знаете почему? Потому что он думает: “Где же их прекрасные старинные европейские манеры? В какой еще стране допустят такое грубое нарушение этикета по отношению к даме в холле приличной гостиницы?”

– Мадам, попрошу вас задержаться, я доложу о том, что вы отказались предоставить удостоверение личности.

– На здоровье. А я доложу, что вы грубейшим образом нарушили правила этикета по отношению к даме в холле приличной гостиницы в цивилизованной европейской стране. Посмотрим, кого из нас посадят за решетку. Вот увидите, меня или вас отправят в принудительно-трудовой лагерь.

Шепчу ей:

– Да покажи ты им это удостоверение.

– Ну же! – вопит она клерку. – Давайте, вызывайте полицию. В лифте гостиницы “Ялта” один человек не снял шляпу перед дамой и теперь десять лет будет трудиться на урановых рудниках. В гостинице “Эспланада” швейцар не отдал поклон выходившей даме и теперь сидит в одиночной камере без уборной. За то, что учинили вы, век вам не видать ни жену, ни старушку мать. Ваши дети вырастут и проклянут своего отца. Ну же. Вперед! Пусть мой будущий муж увидит, как в этой стране поступают с невежами. Пусть увидит, что мы не спускаем грубости по отношению к чешской женщине! Зовите представителей власти – прямо сейчас! А мы пока позавтракаем. Пойдем, дорогой, сокровище мое.

Она берет меня под руку и уводит прочь, но прежде клерк успевает сказать: “Вам письмо, сэр”, – и сунуть мне конверт. Записка написана от руки на бланке гостиницы.

Дорогой господин Цукерман, я чешский студент и глубоко интересуюсь американской литературой. Я написал работу о вашей прозе и хотел бы обсудить ее с вами. “Роскошь самоанализа в условиях американской экономики”. Готов встретиться с вами здесь, в гостинице, в любое удобное для вас время. Пожалуйста, сообщите на стойке, если вы согласны.

С огромным уважением,

Посетители уже позавтракали и теперь наблюдают поверх чашек с кофе за тем, как Ольга упрямо отбрыкивается – метрдотель пытается усадить нас за угловой столик. Она хочет сесть за столик возле стеклянных дверей, ведущих в холл. Метрдотель по-английски объясняет мне, что этот столик зарезервирован.

– На завтрак? – парирует она. – Бесстыжая ложь.

Нас усаживают на столик у стеклянных дверей. Я говорю:

– Что теперь, Ольга? Что будет дальше?

– Прошу, не надо об этом. Это обычные глупости. Мне, пожалуйста, яйца. Яйца пашот. Яйцо пашот – самая невинная вещь в мире. Если я не поем, я упаду в обморок.

– Скажи, что было не так с тем первым столиком?

– Жучок. Может, и тут стоит жучок; может, у них жучки во всех столиках. Плевать, у меня сейчас совсем нет сил. Меня это уже зае**ло. Вообще все зае**ло. Научи меня еще какому-нибудь крепкому словцу. Этим утром оно было бы очень кстати.

– Где ты была всю ночь?

– Ты меня не захотел, но нашлись люди, которые захотели. Позови официанта, пожалуйста, а то у меня голова кружится. Я упаду в обморок. Меня тошнит. Схожу в уборную, проблююсь.

Она выбегает из-за столика, я следую за ней, но у дверей в холл мне преграждает путь молодой человек с маленькой бородкой, в грубого сукна куртке с деревянными пуговицами, в руке тяжелый портфель.

– Умоляю, – говорит он, и совсем близко я вижу его лицо, перекошенное паникой и страшной тревогой, – я только что поднимался к вам в номер и вас не застал. Я Олдржих Гробек. Вам передали мою записку?

– Буквально только что, – говорю я, провожая глазами Ольгу – она бежит через холл к дамской комнате.

– Вам нужно уехать из Праги как можно скорее. Вам нельзя здесь оставаться. Если вы немедленно не уедете, у вас могут возникнуть проблемы с властями.

– У меня? С чего вы взяли?

– Вам шьют дело. Я учусь в Карловом университете. Нас допрашивали – моего профессора и меня.

– Но я здесь без году неделя. Какое может быть дело?

– Мне сказали, что вы приехали шпионить и общения с вами надо остерегаться. Говорили, что за то, чем вы здесь занимаетесь, вас ждет тюрьма.

– За шпионаж?

– За заговор против чешского народа. Заговор со смутьянами, врагами социалистического строя. Вы якобы подрываете нашу идеологию, поэтому уезжайте прямо сегодня.

– Я американский гражданин.

Нащупываю свой бумажник – в нем, помимо паспорта, лежит удостоверение члена ПЕН-клуба за подписью его президента, Ежи Косинского[58].

– Недавно какого-то американца, не успел он сойти с поезда в Братиславе, схватили и на два месяца упекли за решетку, просто с кем-то перепутали. Все знали, что его посадили по ошибке, и все равно не выпускали. А одного австрийца неделю назад увезли в тюрьму прямо из гостиницы, и теперь его будут судить за деятельность, враждебную чехам. А журналиста из Западной Германии утопили в реке. Сказали, что он удил рыбу и упал в воду. Те, кто хочет навести шороху в этой стране, ребята крутые. А на вашем примере шорох получится ого-го какой. Именно так полицейские мне и заявили. Скоро пойдут аресты, один за другим.

Тут я отчетливо услышал, как речная вода плещется об отвесную каменную набережную возле палаццо Кленека.

– Из-за меня.

– И вас в том числе.

– Может, они вас просто запугивали, – говорю я, а у самого сердце колотится, того и гляди лопнет. – Господин Цукерман, мне не следовало здесь появляться. Мне никоим образом нельзя было здесь появляться, но я боялся вас упустить. Более того. Если вы прямо сейчас отправитесь на вокзал, через пять минут я вас там встречу. Это вверх по главной улице, отсюда выйти и налево. Вы его увидите. Мы с вами якобы случайно встретимся у большого вокзального кафе. Послушайте, моей подруге сказали то же самое. Ее допрашивали на работе – насчет вас.

– Насчет меня. Вы во всем этом уверены?

Студент берет мою руку и жмет ее нарочито энергично.

– Такая честь с вами познакомиться! – Он говорит так громко, что слышно во всем зале. – Простите за назойливость, но я не мог с вами не познакомиться. Я же ваш поклонник, сами понимаете! До свидания, сэр!

Вернувшись, Ольга выглядит еще хуже прежнего. Теперь от нее вдобавок неприятно пахнет.

– Что за страна. – Она тяжело плюхается на свое место. – Нельзя даже в туалете проблеваться, сразу кто-нибудь норовит настрочить репортаж. Когда я вышла, у кабинки меня ждал мужчина. Все это время он стоял и слушал, как я… Вы там не напачкали, спрашивает. Нет, говорю, не напачкала. Вы шумите, визжите, никого и ничего не уважаете, заявляет он. Зайдет кто-нибудь после вас, увидит, какую грязь вы оставили, а виноват буду я. Зайдите, предлагаю, проверьте. И он зашел. Мужчина в костюме, с виду вполне нормальный! Зашел и проверил.

– Еще кто-нибудь к тебе подходил?

– Нет. Не осмелились бы. По