Автономное плавание - И. А. Намор

«Имущество», – с кривой усмешкой, пусть и мысленной, закончила свои рассуждения Ольга.

После этого она выпила третью рюмку коньяка, расплатилась и вернулась в ожидавшее ее такси. А еще через четверть часа она звонила в колокольчик у старой выцветшей двери небольшого неухоженного особняка. Серый, потемневший от сырости – рядом протекала река – камень, два высоких этажа, черная сланцевая двускатная крыша и темные, вероятно, зашторенные изнутри окна: ни дать ни взять тайный вертеп или укрывище ночных татей. Эжен Сю, одним словом, Дюма-отец и Андре Жид…

– Здравствуйте! – сказала Ольга, когда дверь наконец отворилась.

Перед ней в тени дверного проема стояла высокая костистая женщина неопределенного возраста. Впрочем, при всей неопределенности ей было никак не меньше пятидесяти. Вот было ли ей больше или меньше шестидесяти – действительно оставалось загадкой. Но не сорок, и уж тем более – никак не тридцать.

– Я ищу мадам Скаррон…

– Кто вы? – это были первые слова, произнесенные открывшей дверь женщиной. Голос у нее оказался сухой и хриплый, но не в этом дело.

На вопрос следовало ответить и ответить безошибочно правильно. Это было ощущение сродни наитию, интуитивное понимание «системы отношений», внезапно появившееся у Ольги.

– Я… Кейт… – сказала она. – Подруга Луи-Виктора.

– Долго же ты сюда добиралась… – женщина смотрела на Ольгу без гнева и удивления, она просто констатировала факт.

Пять лет. И в правду долго. Но так сложились обстоятельства.

– Так получилось, – сказала она вслух.

– Пойдем, – никак не отреагировав на ее слова, женщина поманила Ольгу за собой и, закрыв за ней дверь, пошла, не оборачиваясь, куда-то в глубину дома.

Похоже, никого, кроме них двоих, в доме сейчас не было. Возможно даже – во всяком случае, таково было мгновенное впечатление, возникшее у Ольги, – что и в другое время здесь не бывает гостей, а постоянно обитает одна лишь мадам Скаррон.

Между тем все так же молча они миновали длинный темный коридор, поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и вскоре оказались в довольно большой, но страшно захламленной комнате. И тут мадам Скаррон сделала нечто странное, что, впрочем, тут же и разъяснилось. Она опустилась на колени у дальней стены комнаты, едва уместившись между старой детской коляской и огромными напольными часами в рассохшемся и лопнувшем в нескольких местах футляре красного дерева, и начала шарить длинными узловатыми пальцами по высокому плинтусу. Что она там искала и зачем, стало ясно через мгновение. Отчетливо щелкнул потайной запор, и часть стены – деревянная панель размерами примерно метр на метр – отошла в сторону, открывая темный проем. Оказывается, стена не была сплошной, а за деревянными панелями имелось скрытое пространство. Тайный чуланчик или тайник, но истинных размеров «застенного пространства» Ольга оценить не могла: там было темно.

– Вот, – женщина достала из темного зева и подвинула к Ольге средних размеров фибровый чемодан неопределенного цвета. – Это тебе.

– Мне?

– Ну, не знаю, – пожала плечами женщина. – Он так сказал.

– А что там? – еще не оправившись от изумления, спросила Ольга.

– Тебе виднее, – сухо ответила мадам Скаррон. – Я в чужие дела не суюсь. Позови, когда соберешься уходить, – сказала она и немедленно вышла из комнаты, оставив Ольгу один на один с посылкой из прошлого.

«И что же это такое?» – мысленно почесала затылок Ольга, но, чтобы узнать ответ на этот вопрос, следовало открыть чемодан и посмотреть.

Ольга освободила стоящий под самым окном стол от корзины с каким-то тряпичным мусором и двух связок старых книг и водрузила на него чемодан, оказавшийся на поверку не таким уж и легким.

«Посмотрим…»

На нем не было никаких запоров кроме обычных замков.

«Обычные замки…»

Обычный потрепанный жизнью чемодан.

«Обычный…»

Ольга щелкнула замками и откинула крышку.

Несколько больших конвертов из плотной бумаги, желтой и голубоватой, рукоять револьвера, высовывающаяся из-под одного из них. Пачки денежных купюр в другой части чемоданного пространства: фунты стерлингов, доллары США, швейцарские франки, шведские кроны, что-то еще и жестяные банки из-под монпансье… Ольга открыла одну – наудачу… Бриллианты…

«Значит, ты все же ограбил того ювелира… А может быть, и других…»

В следующей коробочке лежали кольца с изумрудами и аметистами.

«Недурно!»

В первом большом конверте находились паспорта на имя господина и госпожи Фернандес – граждан Венесуэлы.

«Значит, ты не лгал…»

Он не обманывал ее, нет. Он действительно собирался уехать из Европы…

«Собирался, но не успел».

В других конвертах оказались еще три комплекта документов, и везде ее фотографии и… и его.

«Мне очень жаль…» – в глазах стояли совершенно неожиданные слезы.

Кого она жалела? Его? Прежнюю Кейт?

А внизу, под конвертами, обнаружились подлинные документы Луи-Виктора, аккуратно сложенные в кожаную папку. Оказывается, он был настоящим маркизом.

«Надо же! Ну, кто бы мог подумать?»

Эпилог

– Товарищи, – Урицкий остановился около стола Штейнбрюка и обвел присутствующих внимательным взглядом. – Случилось огромное несчастье. Вчера в Париже убит маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский.

– Подробности пока неизвестны, – продолжил он через минуту, когда улегся короткий шторм, прокатившийся по комнате. – Но из сообщения нашего посольства и перехвата парижского радио можно понять, что осуществлен террористический акт с использованием взрывчатки. Есть сведения и о перестрелке, вспыхнувшей на улице до и сразу после взрыва. Однако ни того, кто совершил это злодейское преступление, ни подробностей, как оно осуществлено, нам пока неизвестно. По линии НКВД, которому была поручена охрана маршала, проинформировали, что они потеряли семь человек убитыми и ранеными. Погиб, судя по всему, и наш товарищ, сопровождавший Михаила Николаевича в качестве порученца.

«Ну, ни хрена себе!» – это была первая реакция Татьяны. Однако не успел еще комкор закончить свою короткую речь, как она аж похолодела, припомнив некоторые детали своего последнего разговора с Олегом.

«Последнего… Господи! Только не это!»

Но вот то, что это его рук дело, у нее сомнений почти не было. Убийство Тухачевского стало первым крупным событием, о котором она не знала. А не знала она этого потому, что твердо помнила: Тухачевского расстреляли в 1937 году. Его и кого-то еще… Там был процесс в тридцать седьмом…

«Нет, – вспомнила она. – Кто-то застрелился, а вот Тухачевского точно расстреляли».

Но если он погиб в тридцать шестом, то через год расстрелять маршала становилось никак не возможно. И более того. Теперь он наверняка войдет в пантеон жертв белогвардейского или еще какого-нибудь террора и станет героем в квадрате, как какой-нибудь Чапаев. Мертвые ведь сраму не имут… Зато про них можно рассказывать анекдоты.

«Интересно, а какие анекдоты будут рассказывать про маршала? Или не будут? Про Щорса же, вон, не рассказывают!»

Но в любом случае быть убитым врагами – или своими под видом врагов, как «красный Робин Гуд» Котовский – это совсем не то же, что умереть или погибнуть в аварии. Маршал нынче, считай, стал святым!

«Святой… А как же Олег? С ним-то что?!»

Но тут выяснилось, что за своими мыслями и, главное, за нахлынувшим беспокойством за Олега Татьяна пропустила переход к основной теме